«Дзынь.»
— …я не похититель, госпожа Вероника, я дипломат, я решаю вопросы исключительно законно.
«Дзынь.»
— А по закону, вы — подданная императора-солнца, глава Кан не имеет на вас ни малейшего права, и я это могу доказать в суде. Если вы добровольно согласитесь на мое покровительство, и на защиту моего отца, выше которого нет никого в мире, вы будете в безопасности с этого момента и навсегда.
— Мне нужно подумать. И собрать кое-какие вещи и чертежи, я не хочу оставлять им ничего.
«Дзынь.»
— Очень предусмотрительно, госпожа Вероника, — улыбнулся он, — я уверен, мы сработаемся.
— А я не уверена, что вы сможете все провернуть, — она скептично изучила его с головы до ног. — Если я попробую сбежать, а потом он меня вернет, моя жизнь станет гораздо хуже.
— Этого не произойдет, можете не беспокоиться. У меня в Карне такая шпионская сеть, что я могу достать лед из королевского бокала, и доставить его в империю раньше, чем он растает.
Она недоверчиво двинула бровями, он усмехнулся:
— Я докажу. Я понимаю, что для вас это просто слова, поэтому не обижаюсь, вы проявляете разумную осторожность, это логично. Я пришлю к вам своих шпионов, допустим, завтра, потом через день, и через неделю, они пройдут мимо всех ваших охранников, и принесут вам кое-что из вашего мира, что не подделать, надеюсь, это вас убедит.
Вера усмехнулась:
— Надеюсь, господин министр не съест ваших шпионов на завтрак, а на обед ему не подадут тех, кого они сдали.
Он самодовольно качнул головой:
— Глава Кан силен, но я сильнее. К тому же, он один. А против него такие силы, с которыми не тягаться никому в этом мире, он неизбежно проиграет, одиночка всегда проигрывает. Вам нужно успеть перейти на сторону победителя прежде, чем он окончательно зарвется, потому что тогда вас казнят вместе с ним. А у меня достаточно сил, чтобы вас защитить. И у меня есть еще один приятный бонус, — он показал ей листок, — второй Призванный очень ждет встречи с вами, покупает вам подарки каждый день…
«Дзынь.»
— …мечтая, как наконец-то сможет это все вручить…
«Дзынь.»
— …сможет поговорить с вами, рассказать новости из вашего мира, обсудить новости этого мира. Ведь гораздо лучше жить, имея рядом человека своего круга, с которым вы…
В этот момент далеко за его спиной, в конце коридора, пинком распахнулась дверь и появился министр Шен, и побежал, стремительно как молния, с такой яростью, что Вера поняла, что у нее есть максимум секунды две. За его спиной появлялись мальчики в комбинезонах один за другим, Вера посмотрела на красавчика — он смотрел на что-то за ее спиной, с таким лицом, что она поняла — там есть точно такая же дверь, и точно такие же мальчики. Бросила перчатку с кольцом, и рывком выхватила у него листок, сразу же развернувшись спиной и бросившись бежать, перчатка еще не упала, а она уже открыла сложенную бумажку и с досадой прикусила губу — там была шифровка. Буквы из разных алфавитов, цифры и символы, все по клеточкам без пробелов.
Ее поймали за талию сильные руки, выхватили листок, и прижали лицом к стене, она увидела прямо перед глазами красивую мужскую руку со смятым листом в клетку и намотанной на запястье цепочкой с шариком. На этом расстоянии она все хорошо рассмотрела и автоматически отметила, что работа халтурная — они не смогли просунуть застежку в петлю кулона, поэтому разрезали петлю, и надели ее на цепочку, просто загнув, без пайки.
«Халтура должна быть наказана, красавчик.»
Она подцепила край петли острым завитком кольца, разогнула и сняла шарик, сразу же сунув между грудей и затолкав поглубже, это заняло полсекунды, над ухом раздался громом голос министра Шена:
— Руки поднял и отошел, медленно.
Красавчик убрал руки, но ответил самодовольно и нагло:
— Долго сопли жуешь, ублюдок. Я бы ей уже три раза шею свернул, если бы захотел.
Вера обернулась, увидела министра Шена с ножом, которым она когда-то лечила его спину, чуть дальше стояли "тени" с мечами и арбалетами, еще дальше остановилась еще одна группа "теней", с ними был мужчина в сером костюме, карнец.
«Надо записать шифровку, пока помню, и подумать над ней спокойно.»
Она достала блокнот и карандаш, стала лихорадочно писать, от угла, от другого, из центра, вразнобой. Память работала как паззл, выдавая информацию неожиданными кусочками из разных мест, она поправляла и дописывала, уже видя определенную систему, но пока не до конца. Где-то на фоне министр рычал на красавчика:
— Забирай своего недоношенного и уходи. Еще раз увижу в моем дворце — твой труп не найдут никогда.
— Это не твой дворец, ты никак не смиришься, — фыркнул красавчик, и пошел мимо "теней" с таким видом, как будто они официанты. Министр рыкнул ему в спину:
— Я предупредил!
Красавчик поднял руку, не оборачиваясь, изобразил ироничное помахивание клетчатым листочком, Вера с досадой уставилась в свой листок — там было много белых пятен.
«Думай, голова, думай!»
— Госпожа Вероника, — раздраженно позвал министр, она подняла ладонь:
— Дайте мне пять минут.
— Наденьте перчатку, будьте так любезны.
— Я занята.
— Отвлечетесь. Я вас просил…
— Помолчите пять минут, пожалуйста, — прошипела Вера, крепко зажмуриваясь и пытаясь нащупать ускользающие бессмысленные символы.
— Наденьте перчатку, это неприлично, вы в королевском дворце.
Она подняла ладонь, показывая, что выслушает его позже, и продолжила писать, понимая, что строчки смешиваются и плывут, она была уже не уверена, действительно ли там была эта буква.
— Госпожа Вероника, я понимаю, что вы занимаетесь самым серьезным в жизни делом…
«Дзынь.»
— …но этим делом можно заниматься и в перчатках.
Он подошел к ней, взял за руку, которой она писала, она со злостью отбросила его руку и крикнула:
— Я сказала, позже!
Увидела дикую злость в его глазах, и опять резко ощутила себя абсолютно ничтожной, ничего не решающей слабой женщиной, которая не человек, и на которую плевать абсолютно всем, плевать на ее желания, на ее мысли, на какие-то ее личные дела и предпочтения, в его глазах она — функция, что-то такое, что должно просто выполнять приказы, беспрекословно и мгновенно, не имея по поводу них личного мнения.
«Надо было соглашаться с мелким принцем. Или нет. Шило на мыло.»
По лицу покатились слезы, одна за другой, неудержимо, стало так себя жалко, что захотелось просто открыть окно и шагнуть, чтобы прекратилась наконец эта боль в груди. Министр замер, глаза приобрели чуть более осмысленное выражение, в них мелькнул страх, что она сейчас сделает что-то, что увидят те, кому не следует. Вера горько усмехнулась, медленно качнула головой и прошептала:
— Я попросила пять минут. Пять гребаных минут, неужели это так феерически сложно, просто закрыть рот? Просто подойти и посмотреть, чем я так занята, это сложно? Нет, что вы! В мире нет ничего, важнее того, что волнует господина министра! Какие, нахрен, шифровки из другого мира, какая война? Тут Вера перчатку сняла, что может быть важнее?! Зовите летописцев, приглашайте репортеров! Я уже вижу заголовки: "Шок! Вера Зорина сняла перчатку! Продолжение на девятой странице".
Ненависть в его глазах опять стала разгораться ярче, он спросил:
— Что за шифровка из другого мира?
— Я ее забыла! Спасибо вам за то, что дали мне сосредоточиться и записать ее сразу.
Он сжал челюсти, глядя в сторону и пытаясь успокоиться, ровно сказал:
— Вы были призваны для инженерных работ, ваша память должна…
— Никому! Ничего! Не должна моя память! — Вера злобно швырнула на пол блокнот и отобрала у министра перчатку, стала надевать дрожащими пальцами. — Я не инженер! Я не агент, мать ее, разведки! Я воплощенная мечта долбанутого извращенца, который хотел пафосно сдохнуть от руки женщины, я вижу, у цыньянцев это модно.
Он молчал и смотрел на нее с откровенно читающимся в глазах желанием ударить, она об этом почти мечтала, чтобы он дал ей повод все-таки возненавидеть его и свалить в другую страну, в любую. Надела перчатку и показала министру:
