— Или ты свалишь отсюда к чертовой матери сию секунду, или я тебя лицом протащу по каждой ступеньке парадной лестницы, я тебе слово даю.

Принцессу трясло от возмущения, она посмотрела Вере в глаза с подозрением, что та действительно просто до сих пор не понимает, с кем говорит, но что-то увидела в глубине и отвернулась, и медленно пошла к выходу на нетвердых ногах. Вера проводила ее взглядом, подняла глаза на министра Шена, такого же обалдевшего от ситуации, но все же менее перепуганного, тем же каменно-спокойным тоном спросила:

— Что вы ей позволяете?

Он усмехнулся и немного расслабился, тихо ответил:

— Я ей не позволяю выйти замуж. Она злится.

— А ей срочно надо замуж?

Он молчал, Вера смотрела на его улыбку и как будто внутренне оттаивала, сама удивляясь тому, как только что говорила и чувствовала себя. Министр улыбнулся чуть шире, Вере стало чуть теплее, она чувствовала себя гаргульей из мультика, каменной тогда, когда нужно, и живой тогда, когда можно. Министр пожал плечами, выглянул из-за колонны, и взял Веру под руку, уводя в коридор, потом вверх по лестнице, и опять по коридорам, на тот балкон над игральным залом, с которого они в прошлый раз рассматривали цыньянцев. Указал глазами на один из столов, за которым играл граф де’Бонней и тот парень, с которым Вильмис ругалась, когда Вера с Дженис проходили мимо, тихо сказал:

— Хочу это видеть.

Вера кивнула, посмотрела на розовый в золоте ноготь, золотую нить, розовый кварц и белый нефрит, повторила вопрос:

— Так что там с принцессой и ее женихом? У них обстоятельства, что ли?

— Нет, у них не такие отношения, — с усмешкой качнул головой министр, посмотрел вниз на карточные столы. — Просто ей лет уже много, хочется свадьбу и статус, взрослую жизнь. Она думает, что замужем ее ждут сплошные райские наслаждения, и что наследник де’Бонней ее любит. Он ее в этом третий год убеждает, она почти поверила.

Вера фыркнула:

— Вот сейчас и обломится.

— Почему вы так уверены? — министр бросил на нее короткий обожающий взгляд, в котором читалось, что ответ он знает, но ее версию услышать тоже хочет. Вера показала ему ноготь:

— Она сейчас пойдет жаловаться ему на сломанный ноготь, а он ее пошлет — мужчинам плевать на женские ногти. А для женщин это важно, но он ее не любит, и поэтому "важно для нее" не равно "важно для него".

— Почему вы уверены, что он ее не любит?

— Он пялился на меня, как на кусок мяса. Когда мужчина любит женщину, его не интересуют другие женщины.

— Распространенное заблуждение, — осторожно сказал министр, Вера фыркнула:

— Вы просто никогда не любили по-настоящему.

— Тоже распространенное заблуждение.

Он смотрел вниз, она тоже смотрела вниз, но после этих слов повернулась к министру, подождала, но он продолжал делать вид, что страшно увлечен игрой за столом внизу. Она подошла ближе, сунула розовый ноготь ему в нагрудный карман, прямо внутрь платка цвета ее платья, и тихо сказала:

— Не впадайте в самообман, это тупиковый путь. И тупик на этом пути настанет очень скоро.

Он поймал ее руку с ногтем, задержал у груди.

— Тогда почему вы это сделали?

Она попыталась забрать руку, но он держал крепко и она перестала, просто смотрела на свою белую перчатку в его руке, на фоне серой ткани и красного платка.

— Потому что… я тоже от вас не отказываюсь. Я не понимаю причин той слабости, безотказности и тотального всепрощения, которое на вас нападает перед родственницами, но если вы не можете с ними справиться — зовите, я смогу. Что бы там ни произошло в вашей или моей жизни, можете на меня рассчитывать, я с огромным удовольствием навешаю любой овце, на которую вы укажете пальцем, и мне не нужен официальный повод, я сама этот повод легко создам, вы не будете иметь к этому отношения, и сможете всем говорить, что я просто странная Призванная, в моем мире странная мораль, и вы понятия не имеете, что у меня в голове, это удобно.

Он усмехнулся и отпустил ее руку, она поправила перчатку и посмотрела на дверь.

— Пойду я, меня графиня де'Гало куда-то приглашала. Не знаете, кстати, куда?

— Вера, подождите, — он повернулся к ней, взял за плечо, мягко возвращая обратно к перилам, — я хотел сказать одну вещь. Выслушаете и пойдете, я вас даже провожу.

Она с терпеливым видом оперлась на перила, и тут в зал внизу влетела принцесса в розовом, стремительно подошла к жениху, и что-то затараторила на ухо, требовательно утягивая его из-за стола. Он несколько раз попытался мягко ее отослать, она психанула и бросилась вон, он извинился перед мужчинами за столом, положил карты и побежал за ней. Остальные тоже положили карты, стали обмениваться ироничными взглядами и шепотками, отсюда было не слышно, но Вера готова была спорить, что его обзывали подкаблучником, в лучшем случае. Парень быстро вернулся, немного всклокоченный и с красным отпечатком ладони на щеке, отшутился в ответ на подтрунивания соседей по столу, опять взял карты. Вера усмехнулась и посмотрела на министра Шена, он попытался скрыть улыбку, но быстро сдался, посмотрел на часы и сказал:

— Сейчас запись принесут, посмотрим, что там было.

Она молчала и смотрела на него в ожидании того важного, что он собирался ей сказать, он опять посмотрел на часы, на столы внизу, на Веру. Опустил глаза и мягко сказал:

— Вы зря наживаете себе врагов из-за меня…

«Дзынь.»

— …пусть бы била, мне не привыкать.

«Дзынь.»

— Почему вы позволяете так с собой обращаться?

— Вы не понимаете, — он покачал головой, посмотрел на Веру как на дитя неразумное, глубоко вдохнул и попытался объяснить: — Когда женщина пытается бить мужчину, это не попытка надавить или напугать, не демонстрация силы… Это демонстрация бессилия. Они бьют ладонью, это не особенно эффективно, зато очень громко, это делается не чтобы ударить, а чтобы показать отношение, ему и окружающим. Кулаком или оружием женщина мужчину не ударит никогда, потому что этим она поставит себя с ним на одну ступеньку, и может получить симметричный ответ, которого просто не переживет, они понимают это, все это понимают, поэтому такого не происходит. Эта истерика — просто попытка сбросить пар, избавиться от бессильной злости, но это ни к чему не приведет, и они знают об этом, все об этом знают, кроме вас. Просто не обращайте внимания, вас это не касается.

«Дзынь.»

Она посмотрела на розовый ноготь в его кармане:

— Теперь касается. Вы теперь в той же группе, что и Дженис. Это не вам вызов, а мне. И я на него отвечу, даже если не захочу, мне не дадут выбора.

Он молча посмотрел на торчащий из кармана ноготь, похожий на странное украшение, вздохнул:

— Зря вы влезли.

«Дзынь.»

Вера промолчала — она уже влезла, поздно рассуждать. И влезла бы еще раз.

«Сами звали меня, а теперь как бы ни при чем.»

На самом деле, она не была в этом уверена, но думать, что это странное каменно-парящее состояние спровоцировал он, было приятно.

— Если я настучу по физиономии аристократке, во сколько денег мне это обойдется?

Он усмехнулся:

— Виры за сломанный ноготь нет. Но даже если вы переломаете ей половину костей, сможете расплатиться с одной проданной монеты — ваша мудрая матушка об этом позаботилась. К тому же, за женщин вира существенно ниже.

— Какое счастье, — фыркнула Вера. Хотела что-то добавить, но ее отвлек шум внизу, там в игральный зал вломилась дама, настолько красная и трясущаяся от злости, что родство было несомненным, подскочила к одному из немолодых мужчин и зашептала на ухо, он положил карты, ушел вместе с ней, и вернулся мрачным и злым. Вместо своего стола пошел к столу наследника графа де’Боннея, что-то сказал на ухо, мужчины вышли вместе. Почти сразу же вернулись и расселись обратно за свои столы. Тут же ворвалась принцесса Вильмис, стремительно подошла к жениху, взяла со стола бокал и плеснула ему в лицо, крикнула: