Пэйтон медленно и аккуратно отодвинул Ново… моля о том, чтобы она не проснулась. Казалось, она действительно пошла на поправку, шрам на груди уже зажил, ее брови были расслаблены, а не нахмурены от боли. Когда он встал с койки, а Ново свернулась на боку, он накинул на нее покрывало, внезапно осознавая, что у них ни разу не было полноценного контакта кожа к коже. Она не сняла больничную сорочку, а он не забрался полностью под покрывало.

Это казалось метафорой всем ее секретам.

Натягивая костюмные брюки, Пэйтон осознавал, что должен уйти. Отношения на сексуальном влечении не построишь, оно также не оправдывало нужду в эмоциональной связи. И, черт, он еще во время многочасовых телефонных разговоров с Пэрадайз понял, что люди говорят о себе, только когда готовы к этому и не раньше.

Просто оставь ее в покое, сказал он себе. Она возвела стены вокруг себя по веским причинам.

Рубашка представляла собой мятую тряпку, и Пэйтон с отвращением, но все же натянул ее на себя, ведь она вряд ли останется на нем надолго, максимум — до мужской раздевалки. Там он примет душ и накинет медицинскую форму.

Уже возле двери он оглянулся на Ново, спящую на больничной койке. Она свернулась в позе эмбриона, подтянув колени к груди, ее руки — руки, которые превосходно обращались с любым видом оружия — сжались в кулачки, подпиравшие подбородок. Черные ресницы покоились на щеках, к которым возвращались краски, а тяжелая черная коса, как канат, лежала вдоль позвоночника.

В голове пронеслась мысль, что он никогда больше не увидит ее такой.

Это разовая акция, искусственно созданный момент, ограниченный финальной фазой ее выздоровления. В следующий раз, когда они встретятся, Ново будет на ногах перед ним и остальными, ее тело полностью исцелится, разум будет острым, а возможности — неограниченными.

Сейчас ему сделали подарок. Не она. Ново никогда бы не захотела, чтобы ее видели такой.

Выходя из комнаты, Пэйтон взял лист бумаги, приклеенный к двери и свернул его дважды, чтобы корявая писанина доктора Манелло не была видна. Потом затолкал лист в карман и двинулся по коридору.

Быстрый душ, бритье и смена одежды, и он был готов к тому, что ждало его впереди, очередное препятствие, которое надо перепрыгнуть, обруч, через который нужно проскочить; он расставит точки над «і»… а потом все будет кончено. Он бросил смокинг в одну из кабинок и остался в классических лакированных туфлях, небольшие банты и блестящие заостренные носы смехотворно выглядывали из-под широких медицинских штанов.

Выйдя в коридор, Пэйтон помедлил перед комнатой Ново. Но прошел мимо. Вокруг ни души. Доктор Манелло, наверное, отсыпался после бессонной ночи, Док Джейн и Элена, без сомнений, готовились к Первой Трапезе — как называли завтрак. По близости не было ни Братьев, ни солдат.

Но вскоре появятся.

У них запланирован сбор на восемь. Поэтому разговор лично с ним должен произойти намного раньше.

Пэйтон остановился перед стеклянной дверью в офис. Заглядывая внутрь, он почти надеялся на то, чтобы там никого не оказалось. Но, разумеется, этому не суждено случиться.

Шеллан Брата Рейджа, Мэри, сидела за компьютером с опущенной головой, она не сводила взгляда с экрана. Словно почувствовав его присутствие, женщина подняла голову и махнула ему, приглашая войти.

Беги, Форест… беги! — в голове билась лишь одна мысль, когда он толкнул дверь, заходя внутрь.

— Привет. — Она поднялась. — Как ты?

— Чудесно. Спасибо.

— Хорошо. Готов немного поболтать?

Насколько он знал, Мэри — человек… по крайней мере, была… пока Дева-Летописеца не вмешалась и, по неясной причине, не вычеркнула женщину из временного континуума. Он не знал подробностей, но она без сомнений выглядела такой же чистой, как ангел, божество или кем она сейчас являлась. И она сильно отличалась от Рейджа. Женщина была маленькой, особенно по сравнению со своим хеллреном, и отличалась неяркой красотой: практичная прическа на каштановых волосах, лицо всегда без макияжа, одежда простая, функциональная. Единственное украшение, которое он когда-либо видел на ней — не то, чтобы он обращал внимание — это огромные золотые Ролексы, которые наверняка принадлежали ее супругу, и, может, еще гвоздики-жемчужины.

Сегодня ночью она надела и то, и другое.

Ключевая мысль: женщина выглядела так, как полагалось выглядеть мозгоправу, спокойная, сообразительная, и — бонус в его пользу — она, казалось, никого не осуждала.

— Давай покончим с этим, — пробормотал он, усаживаясь в кресло напротив.

— О. Не здесь.

Пэйтон окинул взглядом офис.

— Почему нет?

— Здесь людно.

— Мне нечего скрывать, — ответил он сухо. — Будь оно иначе, я бы много лет назад перестал оголяться на людях.

— Нет, пошли.

— Куда?

Мэри обошла стол.

— Вниз по коридору есть старая комната для допросов… Нет, разговор будет не под запись, и, прежде чем ты спросишь, я никому не скажу то, что ты мне скажешь. Просто там нам никто не помешает.

— Подожди, если ты никому не расскажешь, то зачем все это?

— Я проведу оценку. Но не стану делиться подробностями.

— Поехала у меня крыша или нет?

— Нам сюда.

Когда Мэри спокойно улыбнулась ему, у Пэйтона возникло ощущение, что больше она ничего не скажет.

Да пофиг, подумал он. Это всего лишь формальность перед тем, как ему дадут пинка из программы.

Проследовав за ней в коридор, Пэйтон пожал плечами.

— К твоему сведению, можешь рассказать всему миру, мне плевать. В том переулке я принял неверное решение, и я знаю, что покину программу. Так, может, сэкономим кучу времени и просто поставим «галочку» в нужном месте?

Остановившись, Мэри посмотрела на него.

— Решение еще не принято.

— Касательно моего ухода? Да ладно, всем известно, как обстоят дела. И я не возражаю.

— Тебе не нравится то, чем ты занимаешься здесь?

Вопрос был сформулирован в неоскорбительной форме, она не критиковала его за недостаточную преданность делу или что-то в этом духе. Скорее приглашала к разговору.

Ему стоит ожидать от нее подобного тона в дальнейшем, подумал Пэйтон.

— Нет, все нормально. Что будет, то будет.

Она издала некий «хмм-ммм»-звук, после чего они пошли бок о бок, и по пути только его шаги отдавались эхом. Мэри посмотрела на его ноги.

— У тебя очень крутые туфли, — сказала она, улыбаясь.

— Я хотел впечатлить тебя.

— Это ни к чему, ни тебе, ни мне. — Опять улыбка. — Но эти туфли просто шикарны со смокингом. Я узнала много о мужской моде от Бутча.

— У нас общий портной.

— Это видно.

Когда они дошли до неприметной стальной двери без окна, она постучала, подождала мгновение и открыла дверь в безликую комнату с серыми стенами, столом по центру и всего двумя стульями.

— Прости, здесь спартанская обстановка, — пробормотала женщина, когда они вошли и закрылись изнутри.

Когда она села за стол, Пэйтон осознал, что Мэри захватила с собой желтый блокнот и ручку. М-да. Он даже не заметил, как она что-то взяла со стола.

— Присоединяйся ко мне, — она показала рукой на стул.

— Это не займет много времени, — пробормотал он, садясь. — Вовсе нет.

Глава 22

Припарковав грузовик перед внушительным парадным входом в Коммодор, Ран думал об одеколоне… такие мысли редко посещали его голову, и это говорило о многом.

Подавшись вперед, чтобы рассмотреть возвышающийся фасад небоскреба из стали и стекла, Ран наконец-то понял, почему люди используют эту жидкость. Раньше, когда ему некого было впечатлять, сама мысль о том, чтобы целенаправленно придать себе аромат, искусственно созданный и широко разрекламированный людьми, казалась ему нелепой тратой денег.

Сейчас же? Когда Сэкстон скоро сядет в его машину?

Он жалел, что ему не хватает опыта для выбора правильного парфюма и денег — для его покупки…

Одна из входных дверей открылась, и Сэкстон вышел на холод, дыхание вырывалось изо рта мужчины белыми клубами и уплывало за плечо. На нем было одно из его бледно-коричневых пальто, красный шарф, повязанный на шее и заправленный внутрь, а также темно-синие или даже черные брюки. Его густые волосы, зачесанные назад и открывающие красивое лицо, сияли. На руках у него были перчатки, а в руках — коричневый портфель.