Ран оказался щедрым любовником, которого Сэкстон искал всю свою жизнь. В нем бушевал отчаянный голод и жажда доминирования, которые дополнялись вниманием и заботой. В этом заключались инь и ян секса, грубость в прикосновениях и ласка, укусы и поцелуи, жесткие толчки и объятия.

— Сэкстон?

— Прости, я наслаждался видом… и воспоминаниями о прошедшем дне. — На щеках Рана мгновенно вспыхнул румянец… и Сэкстона подмывало продолжить около-постельную тему. Но он решил отложить ее до поры до времени. — В общем, отец смягчился. Ей позволили сочетаться браком с любимым мужчиной. В итоге, любовь победила.

— Мне нравится такой исход.

— Мне тоже. — Сэкстон подался вперед, когда мужчина, казалось, погрузился в собственные мысли. — О чем задумался?

— Мне хотелось бы верить, что я позволил бы Битти выбирать самостоятельно. Ну, я, конечно, ей не отец. Но мне хочется думать, что я бы смог поступить так, если, конечно, мужчина не плохой и не опасный.

— Так и будет. Ты — хороший отец.

— Ее отец — Рейдж. — Ран покачал головой. — И я не возражаю. Отцом быть сложно… Меня пугает такая роль. Мой отец… он был для меня всем, моим героем. Он был сильным, его уважала мамэн. Он много работал и обеспечивал семью. Я всегда хотел быть похожим на него и жить по его стандартам. И мне всегда казалось, что у меня не все получается.

— Отношения внутри семьи всегда запутаны.

И, должно быть, было ужасно узнать, что мужчина далеко не идеален. Что своим пристрастием к азартным играм он поставил под удар всю семью. Что Рану пришлось возвращать долги за своего героя.

Но Сэкстон не озвучил свои мысли. Казалось жестоким напоминать ему о том, что он пережил. Ран слишком хорошо знал цену, которую пришлось заплатить.

— Мой отец был прямой противоположностью. — Сэкстон откинулся на спинку стула, когда унесли тарелки. — Я никогда не стремился быть похожим на него. До сих пор не хочу.

— Он не смог… принять тебя?

— Простое непринятие было бы благословением. Он ненавидит меня за то, кем я являюсь. Для него было бы лучше, если бы я умер. Так было не всегда. Но после смерти моей мамэн все изменилось. Он словно прогнил.

— Мне очень жаль. Но… прости меня, я думал, что аристократия более… не знаю, какое слово подобрать…

Когда Ран замолчал, Сэкстон кивнул.

— О, это допустимо, при условии, что все держится в тайне. Когда я отказался жениться на женщине из достойного рода, отец отлучил меня от семьи, выставил на улицу и вычеркнул из завещания. В конце концов, я должен был пойти по его стопам. Стать адвокатом, взять на себя управление имуществом и финансами. Размножаться, порождая следующее поколение аристократов, которые будут отрицать самих себя… понимаешь, мой отец — тоже гей. Но, по его мнению — единственно значимому в этом мире — он выбрал подходящий способ сгладить свои наклонности, то есть изменял моей мамэн на протяжении всего брака. Конечно, она была весьма терпимой. Не замечала беспорядочных связей. В этом отношении они были идеальной парой.

— Я рад, что ты не сочетался браком с нелюбимой женщиной.

— Я тоже. Я хотел быть собой, ни перед кем не извиняясь за это, и заплатил более чем высокую цену, если говорить о моей семье.

— Как думаешь, ты когда-нибудь захочешь ребенка?

Сэкстон сделал глоток воды, чтобы скрыть внезапный прилив эмоций.

— Наверное. Знаешь… все может быть.

— Я никогда не думал об этом, пока не начал проводить время с Битти. Мне нравится рассказывать ей истории из прошлого обо мне и ее мамэн, наших семейных традициях, что любила готовить ее грандмэн. Какие игрушки делал ее дедушка. Больше мне нечего предложить ей, но Битти, кажется, очень любит слушать об этом. У меня возникает ощущение, что таким образом я оживляю своих родителей и ее мамэн. Я очень любил свою семью. А сейчас еще сильнее, когда Битти появилась в моей жизни.

— Ран, ты — очень хороший человек. Жаль, что мое детство было другим. У нас было все в материальном плане, но не было эмоциональной связи между людьми, жившими под огромной крышей.

— Когда ты беден, то близкие — все, что у тебя есть. Кто они и каково их отношение к тебе? Вот твое богатство. Это богатство ты передашь следующему поколению. Это я передаю Битти, и я очень признателен, что ее новая семья понимает это и впускает меня в ее жизнь.

Когда принесли чек, Ран потянулся к нему.

— У меня есть деньги. Три ночи назад Роф перечислил мне зарплату и, кажется, я ее заслужил.

— Чуть позже вечером я отблагодарю тебя за эту трапезу.

Опять румянец. О да… изумительно прекрасный румянец.

Когда Ран достал несколько банкнот и положил на небольшой пластиковый поднос вместе с чеком, они оба встали и прошли через лабиринт столов.

Было приятно чувствовать себя частью этого мира, выйти в свет с любовником, к которому он питал сильный интерес, ужинать и выпивать, разговаривать и гулять, уходить на работу и с нетерпением ждать возможности вернуться домой. Все казалось ярче, запахи еды, шум человеческих разговоров… ощущение, когда Ран протянул руку назад, и Сэкстон взял предложенную ладонь, кожа к коже, и становилось теплее.

Холод снаружи напоминал легкий приветственный поцелуй в щеку, нежели что-то, с чем приходится справляться, и скользкая, лишь отчасти посыпанная солью пешеходная дорожка послужила забавным поводом вцепиться в руку Рана, когда они вместе завернули за угол в переулок, ведущий к черному входу в ресторан.

Там, в тенях, они очень долго целовались, их тела под слоями зимней одежды, шарфов и перчаток отчаянно желали прямого контакта, а часы, которые им предстояло провести порознь, казались полосой препятствий.

— Я отправлюсь к Госпоже Минайне, проверю дом, — сказал Ран, когда они, наконец, разорвали объятия.

— Я буду там сразу, как мы закончим с Рофом.

— Хорошо. До скорой встречи.

— Жду с нетерпением.

Когда Сэкстон закрыл глаза, чтобы дематериализоваться, порыв ветра ворвался в переулок между рестораном и магазином открыток. Но с тем же успехом это мог быть легкий тропический бриз.

Воистину, омолаживающее тепло новой любви накрывало весной весь мир, и неважно, какое время года показывал календарь.

Спустя два часа еды и выпивки, Ново была готова отгрызть собственную ногу, только бы выбраться из Кафе «Эстроген». Впрочем, она ничего не пила. И не ела.

Нет, она словно пришла в зоопарк имени «Виктория Сикрет»: оставаясь на месте для лузеров на краю стола, она наблюдала, как женщины поправляли свои прически или спорили о том, есть ли севиче[90] или же выбрать какую-нибудь органическую хрень, завернутую в кале.

Но нужно отдать сестре должное. Софи была как рыба в воде, такая внимательная к окружающим, периодически наклонялась и, положив наманикюренную ручку на чье-нибудь предплечье, спрашивала: «Как курица на твой вкус? Стоит приготовить ее иначе?».

Что-нибудь в этом духе. И женщины так же слащаво вторили в ответ: «О нет, что ты, она чудесна. Правда… даже если ее передержали».

На что Софи отвечала: «Я позову официанта. Хочу, чтобы эта ночь была идеальной для вас».

«Но ты же невеста!».

«А ты моя лучшая подруга! Я таааак рада, что ты пришла…».

Бла-бла-бла.

Театральное выступление, не иначе, и Ново знала обратную сторону: дома Софи критично пройдется по всем нарядам других женщин, что они ели, сколько они весят, была ли зачетной прическа.

Прическа? Зачетной? Что за хрень?

А вся соль в накладных прядях, четырех оттенках «натурального» блонда и достаточном количестве лака, чтобы превратить копну волос в римскую свечу. В ином случае все совсем печально.

По крайней мере, вечер шел к своему завершению…

В зале появились четыре мужчины-вампира, они подошли к столу с ее спины, и Ново бы не придала этому значение. Однако у одного из них был слишком знакомый запах.

Первым инстинктом стало желание обернуться и убедиться в своей правоте, но потом взгляд Софи зажегся, она вскочила на ноги и хлопнула в ладоши так, будто выиграла «Пауэрбол»[91], только в косметической индустрии.