Дверь закрылась между ним и его возлюбленным.

В тишине, когда все смотрели на него, что-то изменилось глубоко внутри Сэкстона. Ушла тошнота, печаль и страх. Все слабости исчезли, как будто их никогда не было. На их месте?

Ярость связанного мужчины.

Он услышал свой собственный, но такой не похожий на себя голос:

— Кто-нибудь может увести отсюда Битти?

Рейдж немедленно кивнул, мужчина сразу понял, что происходит.

— Эй, Бит, я проголодался. Может вы с Мэри отведете меня в комнату отдыха, что-нибудь перекусить?

Девочка подошла к Сэкстону.

— Ты обещаешь позвать меня, если он проснется?

Сэкстон погладил ее по щеке.

— Обещаю. Клянусь всем, что у меня есть, моя дорогая.

Она быстро и крепко его обняла, чем напомнила своего дядю, а затем взяла за руку отца и увела его вместе с Мэри по коридору.

Сэкстон ждал, пока они не выйдут из зоны слышимости, чтобы обратиться к Вишесу.

— Скажи, что знаешь, кто это сделал.

Вишес кивнул.

— Я просмотрел запись с камеры за последние пару недель. Это были те же самые два человека, что приезжали на грузовике несколько раз. У одного из них теперь рука на перевязи. Они подошли к входной двери, и у них было оружие. Ран открыл дверь, и они напали на него. Борьба, должно быть, была жестокой, потому что они не выходили почти полчаса.

— Они уехали в плохом состоянии, — добавил Блэй. — Ран сильно их ранил.

— Очень сильно, — подтвердил Куин. — Настоящий боец.

Голосом, полным жажды мщения, Сэкстон сказал:

— Вы их найдете. И приведете их ко мне. Я, я один позабочусь обо всем остальном.

Все трое мужчин низко поклонились, отдавая почтение его положению связанного мужчины.

И затем Вишес обнажил один из черных кинжалов, которые были пристегнуты ручками вниз к его груди. Голой ладонью он обхватил лезвие и выдернул его из ножен, и кровь закапала на бетонный пол.

Он протянул руку.

— Клянусь честью.

Сэкстон обхватил предложенную ему ладонь своей.

— Живыми. Они нужны мне живыми.

Блэй и Куин тоже нанесли себе порезы, и Сэкстон пожал каждую кровоточащую ладонь.

Решено.

Умрет ли Ран или будет жить, но он будет отомщен.

Когда наступила следующая ночь, Ново узнала, что солнце село, потому, что в доме стемнело, и опустилась температура. Бросив быстрый взгляд на часы, она поняла, что угадала, и медленно поднялась на ноги.

Она провела день, сидя на кухонном полу в холодном доме с заколоченными окнами, а облака, плотно окутавшие дневное небо, обеспечили ей необходимую защиту.

Она не спала, ее мозг медленно, но верно обрабатывал информацию, часы пролетали незаметно.

«Ты сам выбираешь это. Ты выбираешь свою судьбу, и значит, если ты чувствуешь, что это не правильно, тебе не обязательно это делать».

«Все это… это все на тебе».

Более того, она обнаружила, что собственные слова преследуют ее, слова, которые она сказала парню, который предал ее и причинил боль.

Но она думала о них не в контексте Оскара. Она думала о тех, что относились к Пэйтону.

Он был прав. Она не дала ему шанса что-либо объяснить. Она была настолько готова вернуться в прошлое, окунуться в состояние беспросветного горя, которое, как ей показалось, снова случилось с ней. Она выслушала то, что сказал ей его отец. И развернулась на сто восемьдесят.

В принципе, какой-то смысл в этом был.

Только вот она все думала об очках Оскара. Тех, что несли декоративную функцию.

Его фальшивые, ненастоящие очки, нереальные.

Покидая дом через дверь, она вернулась к могиле Серенити и немного постояла на ветру.

— Я еще приду навестить тебя. Покойся с миром.

И она ушла, вернулась в свою квартиру… где приняла душ, съела что-то со вкусом картона и проверила свой телефон. В тренировочном чате повисла куча сообщений, и она быстро прочитала их.

Ночные занятия отменены. Что-то случилось, Братья особо не объяснили. Однако сообщение прочитали все. Даже Пэйтон.

Он не звонил и не писал ей, но она этого и не ждала.

Выбирая его номер из списка контактов, Ново знала, что он вряд ли ответит, и уже начала составлять в голове голосовое сообщение…

— Алло?

От шока она даже слегка закашлялась.

— А… а… привет. Это я.

— Да, у меня определился номер.

— Послушай, я… могу я тебя увидеть?

— Я сейчас немного занят.

— О. Ладно.

— Но если ты не против потаскать кучу всякого дерьма вниз по лестнице, подгребай.

— Прости… погоди минутку. Ты переезжаешь?

— Ага. В любом случае, ты знаешь, где я живу. Или жил. Приходи, если хочешь.

Когда он закончил разговор, Ново почти запаниковала. Но ведь она сама выбрала это, не так ли? Она собиралась выбрать глубину, а не поверхность. Она собиралась… довериться тому, что ее сердце знало об этом мужчине, а не двухминутному разговору с отцом, которого Пэйтон не уважал.

Отбросив мысли о своих прошлых психологических травмах в сторону, она поняла, что должна дать парню шанс объясниться. И вот тогда… ну, будь что будет. Но по крайней мере, она не станет наказывать его за грехи, которые он, по его словам, не совершал.

На улице ей понадобилась пара попыток, чтобы дематериализоваться, и когда Ново приняла форму на лужайке семейного особняка, то была удивлена. Большой белый грузовик U-Haul с морским львом и данными по штату Мэн на боку кузова был припаркован прямо у главного входа.

Словно величественный дом превратился в студенческое общежитие в конце учебного года.

Пройдя по снежному газону, Ново остановилась, чтобы заглянуть в открытый кузов фургона. Там стоял диван. Коробки. Гардеробные стойки с одеждой на вешалках. Обувь в ящиках для стирки.

— Эй, не поможешь мне? — раздался голос издалека.

Она резко развернулась. Пэйтон стоял у подножия лестницы, пытаясь удержать кушетку и пуфики.

— Да, конечно.

Она вытерла подошвы своих берцев о коврик не потому, что боялась натоптать в доме его отца, а потому что не хотела поскользнуться на мраморной плитке. И бросилась вперед, с трудом игнорируя запах Пэйтона, проникающий в ее нос.

Но еще сложнее было слышать в голове свои собственные слова, те, что она бросила в него, как кинжалы.

Прихватив диванчик по краям, они оба закряхтели, выравнивая вес, а затем по-крабьи зашагали по Смитсоновскому[110] фойе и вышли на трап, который вел в нутро грузовика.

— Куда поставить?

— Сюда в самый раз. Я не много с собой беру.

Поставив мебель на пол, она спросила.

— Так… ты уезжаешь?

— Да. — Пэйтон хлопнул ладонями по задним карманам своих джинсов. — Пришло время. Наши с отцом отношения уже давно исчерпали друг друга.

Он старался на нее не смотреть. Не потому, что был зол, нет. Похоже, он просто закончил с их драмой.

Тревога пронеслась сквозь нее, как токсин.

— Куда ты поедешь?

— У одного моего приятеля есть пентхаус с дополнительной комнатой. Поживу там какое-то время, пока не обзаведусь собственным жильем.

— Так ты, по крайней мере, остаешься в Колдвелле. Что насчет учебной программы?

— О, нет, ее я не брошу. А смысл? Я больше не убегаю от трудностей. — Пэйтон посмотрел на свои пожитки. Затем на нее. — Так чем я могу тебе помочь?

Он был спокоен и сосредоточен — ни злости, ни каких-либо эмоций вообще. Словно разговаривал с незнакомцем на улице: вежливо, но не вникая глубоко в суть.

Ее сердце колотилось. И не от того, что она только что таскала мебель.

— Я хочу извиниться.

— Все нормально, это не обязательно. — Пэйтон отвернулся. — На занятиях я буду вести себя как ни в чем не бывало.

Ново протянула ладонь и взяла его за руку.

— Пожалуйста. Позволь мне высказаться.

Пэйтон намеренным движением освободился из ее захвата, и Ново вспомнила то время, когда поступала с ним таким же образом, буквально и образно.