Немец поразмыслил, но все же покачал отрицательно головой.

— Нет, что бумажки у тебя на руках, это хорошо, но нам самим свои бумажки надо подготовить. Сам знаешь, если даже без торга товар будем вывозить, его в бортовой журнал весь записать нужно. Ты же не хочешь, чтобы у Ивановского сто нашелся повод нам на хвост упасть?

— Ну так давайте переписывать, — настаивал Митька.

— Не выйдет, мы хоть и иноземцы, но кое в чем правилам здешним вынуждены подчиняться. Бумаги у местных глав заверять надобно, а они в такое время не работают. Пойдем завтра. А наемничков твоих… Двое их, говоришь? Завтра тогда я за тобой со своими людьми лично приду, отвлечем наемников, а тебя уведем восвояси. Мне слова поперек никто не скажет.

На этом договорились. Митька и Мартин еще раз попрощались, на этот раз куда более тепло, нежели приветствовали друг друга. И рыбак отправился домой, новость о сделке, которую сам Митька считал фактически заключенной, так и распирала его. Хотелось скорее поделиться вестью с рыбаками, поэтому он не шел, а бежал чуть ли не вприпрыжку.

Когда он оказался у своего дома, то увидел неподалеку непонятно откуда и зачем пришедших сюда вооруженных людей…

Вооруженные люди были не чета наемникам от Ивановского сто. Выглядели они куда более внушительно, даже на вид представляя большую опасность. Все в кольчугах, на головах шеломы. И не стояли на своих двоих, а восседали со скучающим видом на лошадях. Про оружие и речи не шло — вон его сколько было: и копья, и сабли, и клевцы, и луки со стрелами, и щиты, и кинжалы… Казалось, они увешаны воинским снаряжением буквально с ног до головы.

Митька замедлил шаг, опасаясь привлечь их внимание. Однако было уже поздно — они на него уставились с некоторым любопытством. Впрочем, не предпринимая ничего. Лишь проводив его взглядом до двери.

Наемников же от Ивановского сто и след простыл…

— Интересно, это они по чью душу явились? — едва слышно пробурчал рыбачок себе под нос, дергая ручку двери. Та, к счастью, оказалась не запертой, так что Митька смог буквально влететь внутрь. Прикрыть ее, прислониться спиной — и отдышаться, вытирая обильно выступивший пот.

Олешка и близнецы сидели дома. Точнее, стояли. И каждый с бледным, перепуганным лицом. Да и вообще — выглядели они скверно. Даже от хмеля остался один только запах. Видимо, протрезвели от страха.

— Что случилось? — спросил Митька, отдышавшись и беря себя в руки. — Что за люди снаружи стоят?

— Служилые, — сиплым шепотом поведал Олешка. — Московской службы. По твою душу пришли.

Митька завис, переваривая услышанное. Олешка же продолжал:

— Посыльный из самого Кремля прибыл. Все незнамо какого Гуго Уиллоби спрашивает, говорит, его Царь-батюшка Иоанн Васильевич видеть желает.

— А кто такой Гуго Уиллоби? — тоже шепотом спросил Митька, хотя внутри все уже похолодело.

— Так то тебе посыльный Игнат сам расскажет…

Митька хотел уточнить, откуда в доме взяться посыльному, как дверь, что вела во двор, распахнулась. На пороге показался высокий худой мужчина в кафтане из доброго, хорошо крашенного сукна. Его рыбачок не видел в той группе всадников. И, если честно, не понимал, откуда он «нарисовался». Словно караулил.

Завидев Митьку, этот человек приветственно вскинул руку и произнес на латыни:

— Salve!

А потом продолжил довольно бодро что-то лепетать на этом языке международного общения.

Батя в свое время учил его не только чтению, письму и счету, но и кое-каким языкам. На том уровне, на котором сам их знал. Отсюда в лингвистическом арсенале Митьки и были несколько ходовых фраз и слов, необходимых для базового общения с ганзейцами на их родном языке. Этакий военно-полевой разговорник на «минималках». С латынью дела обстояли аналогично. Так что, внимательно выслушав своего собеседника, явно бодро владеющего этим языком древних римлян, Митька понял главное: не нужно с ним на нем даже пытаться разговаривать. Погорит. Он произнес:

— Salve. — А потом сразу перешел на свой родной язык: — Здравия тебе. Я по-русски говорить могу и считаю правильным на твоем языке говорить на здешней земле.

Посыльный, как и каждый, кому Митька предлагал перейти с латыни на русский, замешкался и удивился тому, что немец перед ним так ловко изъясняется на его родном языке.

— Отрадно слышать, — наконец выдавил он из себя.

— Перейдем к делу, — предложил Митька, которому не терпелось покончить с неопределенностью.

— Я ищу сэра Гуго Уиллоби, английского капитана.

Возникла пауза.

Посыльный, похоже, решил, что Митьке надобно «переварить» русские слова. Рыбак же лихорадочно соображал, что ответить. Оказывается, Гуго Уиллоби — настоящее имя английского капитана, который возглавлял морскую экспедицию! Вот так дела! И имя это разительно отличалось от Мэтью Чарльза, выбранного Митькой наугад, по старой памяти. Тут не сошлешься на сложности произношения. Следовало понять, как объясниться перед посыльным.

Митька переступил с ноги на ногу, борясь с волнением. Ладони вспотели. Сердце бешено застучало в груди. Ведь любая ошибка могла закончиться смертью. В том числе и ОЧЕНЬ мучительной. Но и молчать дальше он просто не мог, поэтому высказал ту бредовую мысль, которая ему первой пришла в голову. Он вспомнил, что некоторые немецкие купцы в Пскове именовались двумя, тремя и более именами разом. Так почему такого имени не могло быть у английского капитана?

— Гуго Мэтью Чарльз Уиллоби, — наконец сказал Митька. — Это мое полное имя.

— И как к тебе лучше обращаться? — поинтересовался Игнат, явно не удивленный таким поворотом.

— Как хочешь, так и обращайся, не ошибешься, — улыбнулся Митька; у него еще не унялось сердцебиение. — Так что тебе от меня угодно?

— Сейчас.

Игнат открыл кожаный чехол, что держал в руках, и достал оттуда грамотку, которую и протянул Митьке.

Рыбак без труда развернул грамотку. Но с трудом сдержал эмоции. Потому что написана она оказалась на латыни с первого до последнего слова. Узнать язык он смог, а вот читать на этом языке не умел. Митька подержал грамотку в руках некоторое время, делая вид, что читает, для порядка скользя глазами по тексту. Закончив, он внушительно кивнул и вернул документ обратно Игнату.

— Так, хорошо, а теперь попрошу разъяснить, — твердо сказал он. — Дабы я понял, что убедился верно.

Игнат улыбнулся с легкой снисходительностью. Он догадался, что англичанин не читает латынь, что не было удивительным. Капитану этого обычно не требовалось, потому что дела оформлял обычно кто-то иной, и этого знатока здесь не имелось. С явным трудом подавив торжествующую ухмылку, он перешел к сути дела:

— Государь наш — Царь и Великий князь всея Руси Иоанн Васильевич — вызывает тебя, Гуго Уиллоби, и людей твоих в Москву. Дабы вам предстать перед ним.

— Благодарю вашего Государя Иоанна Васильевича, — ответил Митька. — И когда ехать в Москву?

— Немедленно, — без запинки ответил посыльный. — Царь уже ожидает.

После этих слов еще сильнее побледнели Олешка и братья-близнецы. Они прекрасно поняли, что произойдет, если они поедут в Кремль. Иоанн Васильевич тут же распознает ложь и ни с кем церемониться не будет. Понимал это и Митька. Худшие опасения оправдывались. Посыльный от новгородских купцов не просто съездил в Москву, а, похоже, расписал все для Государя в таких красках, что тот немедленно вызвал англичан к себе на ковер. Отказ в данном случае был сродни оскорблению. А оскорблять Царя…

Необходимо было срочно выдумать что-то, что убедило бы царского посыльного в невозможности совершения такой поездки. По крайней мере, не прямо сейчас, как того хотел Игнат, вещая волю Иоанна Васильевича. Но время спешно уходило, и Митька вновь зацепился за первую проскочившую мысль.

— Польщен до глубины души, что Царь на меня свое внимание обратил и принять изволил. Но ума не приложу, как быть. При всем моем желании, при всем почтении и безмерном уважении к вашему Государю, с которым я мечтаю познакомиться, прямо сейчас я отправиться в Москву не могу. Не в моих это силах.