Рыбачок бежал, то и дело спотыкаясь, от усталости переплетались ноги, но он стиснул зубы и пытался оторваться от погони, чтобы по такой темноте его никто уже не нашел. Думать о том, что на самом деле произошло, Митька не стал, да и не мог. потому как в голове вращался единственный вопрос: куда теперь? Вместе с тем пришло понимание, что преследователи не были простыми разбойниками. Эти люди получили заказ.

Митька остановился, оглядываясь на незнакомом переулке. В темноте он его никак не мог признать, но, понимая, что теряет время и убийцы вот-вот настигнут его, должен был решиться бежать уже хоть куда-то. Тем более что отчетливо был слышен топот преследователей. Сделав несколько неуверенных шагов, Митька все же бросился наугад…

Проскочив между домами, рыбачок оказался на другой улице, но, едва выбежав на нее, замер и медленно попятился. Похоже, что все было кончено. Посереди улицы стояла дюжина вооружённых людей. Завидев Митьку, те потянулись за оружием.

Внутри все рухнуло, Митька обернулся, чтобы дать деру, хотя понимал, что с противоположной стороны его настигают четверо убийц. И в этот момент, едва обернувшись и даже не успев побежать, он столкнулся лицом к лицу с человеком, будто из ниоткуда появившимся посереди дороги. Рыбачок попытался обежать его, но куда там — рукой, как клешней, тот схватил Митьку за шиворот, останавливая.

У Митьки все внутри похолодело.

— Преследуют, помогите… — захрипел Митька, тот натянул кафтан так, что перетягивало горло.

— Кто? — незнакомец кивнул людям, стоявшим позади, чтобы те проверили: действительно ли есть погоня.

Митька хотел ответить, но закашлялся, слишком сильно сдавило кафтаном шею. Убийц как след простыл, похоже, не захотели связываться с втрое превосходящим по силам противником, те еще и сабли повытаскивали. Да и в броне были доброй.

— Никого там нет, — сообщил один из компании. — Брешет.

— Брешешь, — зарычал незнакомец, все еще державший Митьку. — Пощупать кого хотел, признавайся?

Чтобы рыбачок смог ответить, тот отпустил его, но оружие опускать не стал.

— Да нет же, — Митька тяжело дышал, слова давались с трудом. — Дай распятье, Богом поклянусь, что не вру.

Вояка задумался, не зная, обо что вытереть руку, перепачканную в навозе с Митькиного кафтана, увидел этот самый кафтан, явно недешевого покроя, в таких на дела грязные не ходят, потому наконец опустил саблю, хоть и не спрятал.

— А ты не знаешь, что ли, что ночью по Москве шляться не велено? Царский указ!

— Так я от Царя иду! — в сердцах воскликнул Митька.

От этих слов мужчины дружно рассмеялись.

— Чего? — продолжая смеяться, спросил тот, с кем вел разговор. — Совсем ошалел?

— Да того! Меня с Семёном и другими купцами новгородскими Царь на прием сегодня позвал. Купцы уже вернулись, а меня Иоанн Васильевич чутка задержал и до дома проводить по ночи своих служилых приставил. И вот на обратном пути на нас напали, я чудом спасся!

— Чего?! — у мужчины от изумления глаза на лоб полезли, теперь ему было несмешно. Он обернулся к другим: — Доложите Агафону немедленно. 

Выяснилось, что мужчины эти — наемнички некого тульского купчика Агафона, который приехал в Москву с визитом, дабы переговорить о торге с купцами из известной в те времена семьи Захарьиных. Агафон со своими людьми как раз прибыл в город несколько часов назад и обустраивался, что сделало возможным на первый взгляд неожиданную встречу с Митькой. Как бы то ни было, именно люди Агафона спасли Митьке жизнь и первое, что пожелал сделать рыбачок, пожать тульскому купцу руку. Правда, от затеи этой пришлось отказаться — руки Митьки все еще были выпачканы в навозе, пусть и подсохшем.

Впрочем, Агафон был человек не из робкого десятка. На то, что Митька в не подобающем для встречи виде, не обратил внимания и нашел в себе силы на разговор после тяжелой дороги. Сейчас они разговаривали на купеческом подворье. Разговаривали до рассвета, до которого осталось-то не больше пары часов. Митька наплевал на осторожности, связанные со своей «немотой», и рассказывал Агафону, кто он, откуда взялся и как вышло так, что убийцы охотились за ним ночью.

Рассказ давался с трудом, рыбачок хоть и придуривался по большей части с «немотой», но говорить было действительно тяжело. Да и дело происходило после бессонной ночи — язык от усталости заплетался.

— У Царя, значит, были, — задумчиво произнес Агафон вслух. Разумеется, он тотчас отослал своих людей проверить слова Митьки. Агафон слушал внимательно, но нахмурился, когда заслышал о лампах и об интересе к оным со стороны Ивановского сто. Еще больше он нахмурился, когда узнал, что Семён ждет благословения Царя для открытия в Новгороде совместной с англичанами компании. Митька, который не знал о родственных связях Агафона с новгородскими купцами, не придал этому значения. — Так и о чем договорились?

— Десять тысяч ламп будем торговать, — разумеется, Митька изо всех сил старался сохранить образ англичанина, так как представился Агафону сэром Уиллоби.

— Через новгородско-английскую компанию? Семён эти лампы у Царя покупает, так? — уточнил Агафон.

— Так.

— Все десять тысяч?

— Все.

От этих слов купец даже закашлялся. Он, видно, знал что-то, чего Митька не ведал.

— А торг без мыта пойдет… — прошептал Агафон скорее для себя, чем для Митьки. У купца сжались кулаки, что не ушло от внимания.

Рыбачок понял, что сболтнул лишнего. Но ведь и так бы все об оной сделке с Государем узнали. Все же по виду Агафону было ясно, что купец крайне недоволен услышанным. Наверное, самым правильным было закончить разговор, поблагодарить за спасение купца и его людей и откланяться, пока сюда не явились люди Царя. Давать каких-либо объяснений у Митьки не было совершенно никакого желания. При Агафоне же сослаться на свою «немоту» уже не получится.

Тем более что сам Агафон, похоже, не намеревался продолжать разговор, он переваривал все услышанное, погрузившись в думы.

— Мне пора, — сообщил Митька, поднимаясь со скамьи. Наверное, не надо было объяснять, что его заждались, что Семён и остальные купцы беспокоятся из-за его отсутствия, волосы на голове рвут. — Спасибо еще раз за помощь.

— Подожди, — мягко сказал купец.

— Нет, я пойду, — попытался настоять Митька, разворачиваясь к дверям.

— Мы не договорили.

Митька не мог видеть, как купец подал своим наемничкам сигнал, но прекрасно видел, как те плотно затворили двери, став двумя каменными изваяниями подле порога. Уйти не получится. Как раз в этот момент вернулись и те, кого купец посылал слова рыбачка проверить. Агафон выслушал, побледнел, вернулся к Митьке.

— Присаживайся, — распорядился купец.

Рыбачок-таки уселся обратно на скамью. Приглашение выглядело недвусмысленным.

— Теперь выкладывай, кто ты есть таков? — спросил Агафон.

— Сэр Уиллоби, капитан английской экспедиции, направленной королевой Англии Марией к вашему Царю, — отчеканил заученные слова Митька.

— То бишь немец из Англии.

— То бишь да…

От напряжения рыбачок забарабанил пальцами по столу, это помогло не отвести взгляд. Агафон чуть подался вперед и сказал что-то, что Митька разобрать не смог, потому как говорил купец на латыни. Закончив, купец скрестил руки на груди. Прежде чем продолжить, он приказал своим наемничкам выйти, оставив их с Митькой наедине.

— Не понял ведь ни хрена? Вот и я говорю: чтобы немцы из тех, с кем я дело имел, да толковать по-русски так бойко могли? Не встречал таких, — мягко проговорил он, снова возвращаясь на русскую речь.

Митька осунулся. Матушки… раскрыли. Вот так сразу, достаточно было рыбачку заговорить. Купец, похоже, имел дело с немцами и раскусил обман на пороге. В отличие от новгородцев, которые, как Митька теперь уже понимал, вывели «англичан» на чистую воду в первый же день, у Агафона в деле с ним не было никакого интереса, и он прямо заявил, что никакой Митька не немец. Что делать-то теперь? Быть беде.