Франки собрали военный совет, на котором разругались по поводу дальнейших действий. Рыцари рвались в бой, требуя штурмовать Хасанкейф или искать битвы с эмиром. Жослен III и де Ридфор опасались, что Джахан Пехлеван отобьет Дийабакир и перережет сообщение с Эдессой, отчего предложили не нести потери на приступах, но отойти и занять оборону у Дийабакира. Ги рисковать не пожелал и согласился с отступлением. Князь Антиохии обвинил регента в трусости и отказался отступать по разоренной войсками местности, на чем коалиция распалась.
Боэмунд III, Раймунд III Триполийский и примкнувшие к ним пилигримы из Европы, отколовшись от основных сил, эмира, однако, искать не стали, а отправились к югу. Где взяли и разграбили богатый Мардин, а затем через Харран и Алеппо вернулись в Антиохию с победой, трофеями, чувством выполненного долга и малыми потерями.
Ги с оставшимися войсками отошел к Дийабакиру, где действительно вскоре появились разъезды противника. Рыцари регента перешли к обороне, но недовольство армии росло — маневры и ожидание утомляли. А потом пришли новости с севера.
Сдерживая латинян отрядами туркменской конницы, эмир основными силами нанес удар по наступающим ромеям. В битве неподалеку от Харпута, греки вернули азербайджанцам долг за разгром 1176 года, поймав и разбив Джахан Пехлевана на марше, после чего взяли Харпут. В сражении «взошла звезда полководца Константина Айюбида», как позже сформулируют историки, а авторитет Лузиньяна упал еще сильнее, ведь, как с характерным снобизмом отзывались о случившемся рыцари, «противника даже греки разбили».
Под влиянием общественного мнения, пренебрегать которым он уже не мог, регенту пришлось вновь перейти в наступление. Франки двинулись на север, где столкнулись с перегруппировывающимися турками. Эмир внезапным ударом разгромил латинский авангард, но на выручку подтянулись главные силы и после упорной схватки, стороны разошлись, разбив лагеря друг против друга. Некоторое время продолжалась позиционная война с мелкими стычками, а выход из боковика вновь устроили греки, атаковав в северо-восточном направлении и заняв Эрзрум. Эмир, оставив против латинян небольшие заслоны, ушел воевать с Константином Айюбидом, но для нового наступления сил у Ги уже не нашлось. Рыцари разочаровались в компании, срок их службы истек, сказалась и нехватка продовольствия, особенно корма для лошадей, и отсутствие серьезной мотивации — упорно сражаться за Византию никто не рвался. На том поход и закончился, франки повернули в Левант, передав Дийабакир графу Эдессы и тамплиерам. Жослен III тут же договорился с Ридфором, Орден получил часть окружающих земель и половину крепости, где заложил мощную цитадель по образцу Пальмиры. Граф раздал оставшееся в лены вассалам, но с колонизацией не сильно усердствовал, считая обретенные земли оборонительным предпольем.
В сущности, с чисто военной стороны, действия Ги де Лузиньяна выглядели успешными. Регент с небольшими потерями отодвинул границы вассальной Эдессы, выполнил союзнические обязательства перед Византией оттянув часть сил азербайджанцев, нанес некоторый урон эмиру. Но с общественно-политической точки зрения, операция оказалась провалом. В то время в феодальной среде осторожность в бою понимания в принципе не находила, считаясь поведением не рыцарственным и неприемлемым, с чем зачастую вынуждены были мириться и лидеры куда авторитетнее Ги. Серьезных трофеев рейд отряду Лузиньяна не принес, на личные подвиги экспедиция тоже оказалась бедна — какие подвиги во время маневров, а коль ни славы, ни добычи — так что это за война? Оттого вернувшись в начале 1184 года в Каир, Ги де Лузиньян попал в жесткий круговорот придворной политики.
В это время, под влиянием успехов патриарха Иосифа на западе, на сторону «законной власти» перешли былые сторонники Андроника из провинций северного Причерноморья, включая Трапезунд. Получив существенное подкрепление из войск бывших противников, Константин Айюбид продолжил наступление и к середине 1185 года вышел к Карсу, на чем война закончилась и здесь. Граница прошла примерно по линии Харпут-Эрзрум-Карс, оставив за Джахан Пехлеваном часть его территориальных приобретений времен ромейской смуты. С Эдессой греки граничили почти у Дийабакира, так что и почти половина бывшего Мардинского эмирата покинула «землю ислама».
Отметим еще одну военную кампанию. Вернувшись в ореоле славы в Антиохию, князь Боэмунд III тут же получил на рассмотрение интересный бизнес-план. Кипр, как упоминалось, под руководством Исаака Комнина отложился от Византии. Тягу Исаака к свободе организовала и оплатила Генуя, заинтересованная в базе в Восточном Средиземноморье, но через год между партнерами возникло непонимание. Комнин искренне считал себя суверенным борцом за независимость, пришедшим к успеху в союзе с генуэзцами, за который он расплатился обнулением транзитных пошлин, минимизацией торговых и местом под дополнительные фактории. Других обязательств перед морской республикой он за собой не числил. В Генуе же полагали, что посадили в мятежной провинции ставленника, должного сюзерену по жизни и навсегда, а сохранившиеся пошлины на ввоз и вывоз товара рассматривали как временные субсидии марионетке, на первое время.
Правил Исаак островом деспотично, быстро настроив против себя население и транзитных купцов, отчего пользовался репутацией «тирана, преданного злу, изменника и предателя хуже Иуды и Ганелона». Но изменение тенденций на материке отслеживал, и под влиянием успехов патриарха Иосифа Стального, вступил с ним в тайные переговоры о возвращении Кипра в родную гавань, объясняя, что отложился он от беззаконного Андроника, а законного василевса готов признать — в обмен на сохранение власти над островом. Иосиф стремления Исаака поддержал, обещая все и еще немного сверху — в отсутствие флота и с учетом поддержки Генуи, взять Кипр своими силами он не рассчитывал, а терминал для восточного Средиземноморья был важнейший. Стороны торговались о гарантиях, когда об их переписке узнали представители Лигурийской республики. Воссоединение Кипра с империей влекло потерю генуэзцами всего полученного от Исаака, но присвоить остров «в белую» они тоже не желали, опасаясь потерять льготный торговый договор с Византией. Договор, конечно, основные выгоды приносил после освобождения Константинополя от узурпатора, но эта перспектива виделась уже близкой. Попытка быстро найти замену Исааку не удалась. Требовалась фигура, обладающая силовым ресурсом, позволяющим удержать Кипр вне Византии. На острове таких не имелось, в континентальной Византии, желающих стать открытым врагом Иосифа Стального не нашлось, суровый нрав патриарха там успели оценить. Купцы поискали среди вернувшихся из Мардина пилигримов, начав с Готфрида III Брабантского, но безуспешно — из знати оставаться в Леванте никто не планировал, а остальные войск не имели. Генуя предложила проект князю Антиохийскому, фигуре сильной и с хорошей деловой репутацией.
Княжество включало мощные торговые терминалы и промышленные центры — Антиохию и Алеппо, но имело лишь один приличный морской порт — Лаодикею, сильно уступавшую Акре, Тиру или Триполи. Последний стал базовым для транзита через княжество, что давно привело к устойчивому союзу Антиохии и аллодного графства, но контроль над Кипром обещал качественный скачок. Остров служил ключевым перекрестком для морских путей Леванта и Египта, и хоть фраза «кто хочет владеть Востоком, должен держать в руках Кипр» будет сказана много позже, актуальность ее уже была очевидна.
Князь тут же к месту вспомнил о давней претензии к ромеям. Много лет назад, отец Боэмунда III, проводя отпуск на землях Византии в помощи армянским сепаратистам, погиб в бою с отрядом родного дяди патриарха Иосифа. Это, конечно, случилось давно и отношениям много лет не мешало, но вспомнить никогда не поздно. Кроме того, аккурат после праздника по случаю триумфального возвращения из мардинского рейда, сестра князя и вдовствующая императрица Византии Мария Антиохийская, вместе с невесткой отбывали к сыну и мужу, для участия в близящемся возвращении в Константинополь. Лоббировать интересы греков и мешать изменению границ при дворе стало некому, а инструмент для того, наоборот, пока оставался под рукой. Даже два — не распущенные еще дружины вассалов и готовящиеся к отъезду пилигримы. Часть последних согласилась оплатить обратный проезд на генуэзских судах работой по наказанию мятежника и тирана, не очень вдаваясь в детали политики, и весной 1184 года экспедиционная армия на кораблях Генуи вышла из Лаодикеи.
