— Зато вряд ли обрадуются светлинки… светлячки! — я вспомнила, каким словом называл их отец.

— А мы дадим им меду, — не растерялась Сулиэль. — Они, наверное, как пчелы — любят мед.

— Откуда ты знаешь? Может, они едят траву! — немедленно встрял Соронвэ.

Дети принялись спорить, пытаясь в то же время удержать в руках светлячков — те расползались и разлетались, сверкая своими огоньками.

Моего сознания коснулся настойчивый зов Арквенэн. Я ответила, и после недолгого ожидания подруга, встрепанная и запыхавшаяся, появилась на дорожке.

Едва подойдя, она воскликнула с упреком:

— Кто бы мог подумать! В такое время ты сидишь у воды и любуешься искорками. Как это на тебя похоже! А кстати, кто это? Светлячки? Какая прелесть!..

Переведя дух, она продолжала:

— А я сбилась с ног — всюду бегаю, тебя ищу! Феанаро вернулся, и не один — с ним его сыновья, и Лорды, и наши родичи… Поторопись! Все собираются на Королевской Площади, он вот-вот будет говорить там!

Новость Арквенэн мигом разбудила во мне притихшее беспокойство. О чем расскажет Феанаро? О том, что видел в разоренном Форменосе? А может, он решил примириться с Владыками? Или открыл способ вернуть Древам Свет? О, если бы!

Чуть ли не бегом мы проводили детишек домой. Те не возражали, так им не терпелось показать матери «светлинок». Я спохватилась о своих часах: кто проследит за ними, если мы все уйдем? Заикнулась об этом матушке, и она охотно, даже поспешно согласилась подменить меня. У нее не было желания слушать речи Феанаро. А мы с Арквенэн, едва не спотыкаясь, выскочили на улицу и быстро пошли вверх, к вершине Туны, где стоял дворец Короля.

Чем ближе мы подходили к Королевской Площади, тем больше народу становилось на улицах. Сумрак отступил: у многих дверей теплились лампады, а кое-где — и новые светильники, от которых исходило нежное голубовато-серебристое сияние. Но больше всего было факелов. Они горели на стенах домов, на столбиках-опорах по сторонам мостовых и лестниц, многие несли их в руках. Их свет — яркий, трепещущий, тревожный — затмил звезды, сделал небо иссиня-черным, залил светлые камни стен беспокойным румянцем.

Беспокойными, напряженными, раскрасневшимися были и лица собравшихся на площади. Факельный свет сделал их такими? Или быстрая ходьба? А может, виною тому были слова Феанаро?

Мы опоздали — он уже начал свою речь. Одетый в блистающие доспехи, он стоял на высоком, просторном крыльце дворца, на шаг впереди своих братьев; за ними толпились его сыновья — тоже в доспехах и при оружии — и дети наших Лордов. Беда объединила Три Дома. Родичи слушали Феанаро с тем же пристальным, неослабным вниманием, что и заполнившая площадь толпа.

— … разрубил ему грудь и рассек сердце, и кровь его растеклась по земле! Так пал наш Король — храбрейший и благороднейший из нолдор! Он пал в схватке с Врагом, перед коим не выстоять в одиночку! Но он был один — ибо лишь у него хватило доблести защищать свой дом! Он сделал то, на что не отважились Владыки! — гремел Феанаро, и голос его, казалось, разносился над всем городом. — Не отважились… или не захотели?! Пусть сейчас они называют Моргота врагом — не одного ли он с ними корня? Ужель все вместе не могли они одолеть отступника? Я говорю, смогли бы — если б пожелали отринуть родство с вором и убийцей!

Он перевел дух и, окинув толпу горящими глазами, продолжал:

— Король наш мертв. Отныне мне надлежит принять бразды правления — по праву первородства! По праву того, кого он избрал своим наследником. По праву того, кто встал бы с ним плечом к плечу в последней битве, если бы не произвол Манвэ!

Напрасно я понадеялась, что Феанаро смягчился к Владыкам… Чем дальше, тем явственнее звучала в его голосе горечь и жгучий, неукротимый гнев:

— Почему, о нолдор, должны мы прислуживать алчным Владыкам, кои в своем королевстве не уберегли нас от Врага?! Месть зовет меня, но и будь иначе — не ступать мне по одной земле с родичами убийцы отца и похитителя сокровища! И не один я доблестен среди доблестного народа! Разве не все вы лишились короля? Разве не лишились вы всего — запертые здесь, в тесной стране между морем и горами?

— Некогда здесь был Свет, в коем Владыки отказали Средиземью, — говорил он дальше, — но ныне тьма уровняла все. Что же — мы будем скорбеть здесь в вечном бездействии, стенать во мгле, ронять тщетные слезы в бесстрастное море, пока не истаем, словно тени? Или же мы вернемся домой? Сладки Воды Пробуждения, ясно сияют над ними звезды, широко раскинулись земли, уготованные свободному народу. В спокойствии они ожидают нас — тех, кто по глупости покинул их когда-то. Пойдемте же! Оставим трусов сторожить этот город!

— Разве не сильны мы, не мудры и не искусны? — вопрошал он. — Разве не достойны братья мои и сыновья каждый — своего королевства? Разве не достанет нам решимости добиться свободы, первыми овладеть неведомыми просторами? Первыми, говорю я, ибо не вечно будут они пусты. Знайте же, Владыки завлекли нас в свой край, чтобы сберечь Средиземье для последышей. Для иного народа, что явится после нас, заселит обширные страны, будет править ими по своему усмотрению! Мы же обречены прозябать здесь в тесноте и темноте, скованные запретами Владык! Разве не достойны мы лучшей участи? Пусть далек будет путь, тяжела и длинна дорога — мы распрощаемся с оковами! Но проститесь и с беззаботностью! Проститесь со слабостью! Проститесь со своими сокровищами — мы добудем большие. Выступайте налегке — но не забудьте мечи! Ибо мы пойдем дальше, чем Оромэ, будем стоять тверже, чем Тулкас. До конца времен не прекратим мы погони за Морготом! Войну получит он и нашу ненависть! Мы одолеем его, вернем Сильмариллы! Лишь мы будем владеть негасимым Светом, мы — властители благодати и красоты Арды. Ни один народ не превзойдет нас!

От речи Феанаро сердце у меня отчаянно колотилось, голова шла кругом. Он говорил немыслимые, невероятные вещи, но с таким жаром и страстью, что в душу мне против воли закралось сомнение.

Что, если он говорит правду? Ведь невозможно выдумать такую ложь! Что, если Владыки намеренно молчат о том, другом народе? Что, если они действительно попытаются удержать нас?! И вдруг меня обуяла жажда действия и полной, безграничной свободы.

Феанаро не дал нам ни мгновения передышки:

— Слушайте же мою Клятву! — вскричал он в исступлении, выхватив меч.

Сыновья кинулись к нему и тоже воздели мечи.

— Клянусь не отступиться от мести своей и ненависти! Клянусь до конца мира преследовать каждого, кто покусится овладеть Сильмариллами — будь то Вала, демон, эльф или не рожденный еще последыш, или иная тварь — большая или малая, добрая или злая! Да будут свидетелями мне Манвэ и Варда, восседающие праздно в обители своей на вершине Таниквэтиль! Да услышит меня Эру Всемогущий! Да ввергнет Он меня во Тьму вечную и беспредельную, если не исполню я свою Клятву!

Оцепенев от ужаса, внимала я страшным словам. И расслышала каждое, ибо следом за Феанаро Клятву повторили его сыновья. Все как один принесли они нерушимый обет мстить и ненавидеть. Когда они договорили, на площади воцарилась потрясенная тишина. В этой тишине отчетливо прозвучал ясный голос Нолофинвэ:

— Опомнись, брат! К чему ты призываешь нас? Пойти против воли и совета Владык?

— А тебе, брат, сумрак и неволя дороже свободы? — с насмешкой вопросил Феанаро. — Без оглядки на Владык ты не смеешь ступить и шагу? Не ты ли клялся, что всегда будешь следовать за мной? Ненадолго хватило тебе верности клятве!

— Я не отступлюсь от своей клятвы. И потому еще раз прошу — одумайся! Куда ты поведешь нас, если тебя поведет твой обет?

— Я приведу вас к победе! Клятва будет исполнена! Мы возьмем свою судьбу в свои руки!

— Твоя Клятва безумна! Не к победе, а к гибели приведет она тебя и тех, кто пойдет за тобою! — не выдержав, возвысил голос Турукано, младший сын Нолофинвэ.

— Ты провидец, сын моего брата? — обернулся Феанаро к нему. — Что ты знаешь о тех, кто пойдет за мною? Не лучше ли я знаю наш народ? Не лучше ли я вижу его путь?