— Жить будет, — заключил воин.

— Хорошо, — раздался хрипловатый голос из ниоткуда. — Вятко, на рожон не лезь, поберегись лучше.

Раненный кивнул незримому «духу» и положил дрожащую руку на рану, отпуская от себя Ждана.

— Ждан, бери себе пятерых дружинников обойди осман и ударь со спины. Остальные со мной, — продолжал голос.

— Да, батый, — сказал витязь, поднимаясь с колен.

Он кивнул соратникам и поспешил кануть в лесной бездне, что жадно поглотила их в своём шуршащем пепельно-зелёном мраке.

— Батый, османы уже близко, — послышался шёпот из кроны раскидистого кедра.

— Ждите, — велел голос. — Надобно их ближе подпустить.

Тишина вновь опустилась на плетёный купол спящего дворца, прохладное дыхание Стрибога обвивало древесные колонны, неся в своих ладонях терпкий аромат хвои. Хруст тонких сухих веточек, устилающих земляной пол, выдал осторожную поступь тюрок. Карие глаза впивались в лесной мрак, лезвия мечей отстраняли плети кустарников. Ночные хищники шли по кровавому следу своей жертвы, чувствовали её запах,.. ощущали пульс её загнанного сердца,.. слышали её прерывистое дыхание.

Вятко медленно вытащил нож из сапога и издал стон чуть громче, надеясь, что Ивар не проглядит и успеет выпустить стрелу. Преследователь не заставил себя ждать, и вскоре тень вытянулась рядом с лучником. Глубокие глаза окинули раненного своим холодом. Османец замахнулся мечом, но тут же замер, выронил оружие и повалился на траву, явив стрелу в темени. За его спиной Вятко увидел ещё одного тюрка и мгновенно метнул в него нож. Брюнет, обхватив руками рукоять и пытаясь достать холодный металл из своей шеи, встал на колени, кровь лилась из его рта, вместе с жизнью покидая тело. Османы принялись озираться по сторонам. Ветер вновь вторгся в утопающий в забвении дворец и заставил хромовый шёлк листьев сбросить графитовую пыль наступающей ночи. От липкой тьмы отделились фигуры, свист лезвий тяжёлых мечей разрезал воздух, скупой свет бледного лика Дивии соскользнул с металлического кружева кольчуг. Дружинники приближались к незваным гостям. Захватчики, оскалившись, ринулись в бой.

Демир уклонился от вражеского клинка, схватил противника за горло и сдавил его. Шейные позвонки щёлкнули, и обмякшее тело повалилось на землю. Воевода провернулся, отразил османскую сталь и опустил тяжёлый меч на соперника, разрубив его от плеча до пояса. Холодные озёра батыя следили за каждым из дружинников, острые лезвия ножей вылетали из его рук и вонзались в осман, исписанный рунами клинок пел свою траурную песнь, рисуя в воздухе причудливые фигуры и калеча тела захватчиков. Тархтары, словно читая мысли своего воеводы, загоняли осман вглубь леса, разбивали отряд на мелкие части и не оставляли шанса на спасение.

Отшлифованная морем галька жалобно скрипела под тяжёлой поступью. Доносившиеся до слуха звуки боя и крики соратников, заставляли караульных двигаться к лесу. Увесистый камень рассёк воздух и с глухим стуком впился в висок незваного гостя, повергая его наземь. Командир переступил через недвижное тело соратника и устремил свой взор в извивающийся мрак. От тени деревьев отделился высокий воин и, провернув в руке меч, сказал на османском языке:

— Выбирай, или вы садитесь в свои лодки и гребёте отсюда, либо вы оставляете здесь свои жизни.

— Мы никуда не уйдём, — оскалился тюрок.

— Ну, тогда не обижайся, — ухмыльнулся Ждан и ринулся на соперника.

Звон их клинков разбился о горную твердь и завибрировал в холодном дыхании ночи. Витязь отвёл саблю в сторону и с размаха ударил противника в голову. Тот попятился, затряс кудрями, но вновь впился чернотой своих глаз в славянина. Тюрок поддел ногой гальку и подкинул её в лицо соперника. Ждан выставил вперёд предплечье, закрываясь от камней. Османец не упустил шанс и атаковал. Дружинник пригнулся ещё ниже и, отпружинив, проскользнул под рукой противника. Он схватил черен двумя руками и со всей силы опустил меч на спину брюнета. От удара звенья кольчуги разошлись, плоть рассеклась под острым лезвием, а позвонки едва слышно хрустнули. Серые рыбёшки, гонимые прочь тяжестью обмякшего тела, разлетелись в стороны и застучали по остывшему берегу. Звёздные искры, капающие на водную гладь, отразились во зрящих в никуда глазах, а рубиновые нити крови, заспешили к чёрной кромке моря.

Тюрки отчаянно бились с дружинниками, не желая уступать. Численное преимущество придавало им мнимую уверенность в победе, но тархтары извивались, словно языки пламени, растворялись во мраке подобно духам и не знали пощады. Стальной звон стих, стоны и крики угасли. Пристальный взор витязя окинул тела поверженных и скользнул по своим подопечным:

— Живы все?

— Все, — отозвались они.

— Тогда возвращаемся к батыю, — сказал Ждан, вытирая от крови меч. — Только в оба глаза смотрите, ненароком какой османец выскочит… готовы будьте.

Воины кивнули ему и направились к лесу, что продолжал мирно погружаться в сонное забвение этой страшной, кровожадной ночи.

Белый конь фырчал и рьяно бил копытами земную твердь, калеча нежную кожу сочной травы. Голубые озёра всадницы окинули повозки с детьми и женщинами, вооружённых мужиков, и вновь обратили свой взор на лес, скрывший за собой маленькую деревеньку.

— Я тоже думаю, что миряне сами до Крыма доберутся, — прозвучал тонкий девичий голос.

Умила обернулась и внимательно посмотрела на подругу. Огненные глаза лучницы лукаво блестели, ветер играл выбившимися из косы светло-русыми прядями, а тонкие пальцы нежно скользили по тетиве перекинутого через плечо лука. Златовласая спрыгнула со своего коня и подошла к парнишке лет четырнадцати, ведущему под узды деревенскую клячу.

— Прошка, верно? — прищурилась омуженка.

— Верно, — кивнул он.

— Говорят, ты в седле держишься неплохо и по быстроте тебе равных нет, — улыбнулась Умила.

— Правду говорят, — подтвердил Проша.

— Бери коня моего и скачи в Крым к атаману Уласу, скажи Демир Камулский на помощь его зовёт.

— Всё как сказали сделаю, Умила Демировна, — заверил мальчишка, запрыгивая на коня.

Жеребец фыркнул и помчался к крепости, словно лепесток ромашки, гонимый быстрыми волнами Танаиса. Радмила ухмыльнулась подруге и протянула ей руку:

— Ой, и влетит нам опять от Зорьки,.. как пить дать, влетит.

— Впервой что ли? — хмыкнула Умила, обвивая руками талию лучницы.

Тонкими извилистыми нитями стальной скрежет впивался в прохладный ночной воздух. Дрожащие языки красно-оранжевого пламени танцевали на высохших кольях заборов, брошенных телегах и соломенных крышах курятников. Эти яркие всполохи, отражаясь, мерцали на гладкой поверхности металлических звеньев кольчуг, перекидывались на зеркала мечей и блистали в глянцевом отражении шлемов. Ледяные взоры защитников этих земель впивались в тёмные глаза осман, их сердца не знали пощады и рвались в бой не жалея себя.

Тюрок провернулся вдоль выброшенного в него меча, отчего полы его кафтана глухо разогнали воздух. Воин с размаха атаковал славянина, но соперник успел отстраниться, и искривлённое лезвие лишь сбило шлем с головы противника. Оставленные без покрова кудри дружинника вспыхнули золотом в свете беснующегося пламени, зелёные глаза прищурились, а губы скривились в злой ухмылке. Злат ринулся на захватчика, вызвав у него ответное движение, резко остановился, отскочил в сторону, пропуская острую саблю мимо себя, и молниеносно опустил тяжёлый клинок на его шею. Обезглавленное тело рухнуло на землю. Воин, не обронив взора на поверженного, бросился в клокочущее людское облако, рычащее стальным звоном оружия и воющее стонами раненых.

Широкоплечий мужчина ловко вращал меч в могучей ладони, калеча тела захватчиков. Его светло-голубые глаза неустанно следили за дружинниками. Болело сердце воеводы за своих подопечных, раны которых не успели ещё затянуться с прошлых битв — лёгкой добычей становились они. Велибор блокировал османскую сталь, отвёл клинок в сторону и с размаха поразил висок соперника тяжёлым кулаком. Османец пошатнулся и осел на вытоптанную твердь, не подавая признаков жизни. Старый воин видел как Битмир, лишь сегодня взявший меч в неокрепшие руки, бьётся с умелым противником, быстрым и хитрым. Воевода со всех ног бросился на выручку, а проступающая на рубахе парня кровь незажившей расходящейся плоти заставляла Велибора бежать быстрее.