— Не пойду за тебя.

— Почему? — в кой раз спросил витязь.

— Я не люблю тебя, — соврала девушка и пошла прочь.

— Не верю тебе, — сказал он, ухватив её за руку.

— Радмила с тебя давно глаз не сводит, — спокойно проговорила омуженка, — хорошей женой тебе станет. Не трать на меня время.

Умила вывернула из захвата руку и канула в лабиринте дворов. Воевода смотрел ей вслед, боль сковывала его душу.

— Мне не нужна Радмила, — прошептал он.

Розовато-красным дымом, окутывая своими клубами светлеющее небо, цепляясь за заломленные над зелёными головами деревьев ветви, нависая над высокими курганами павших воинов, укрытых траурной вуалью утренней дымки, поднималась заря. Тихий цокот копыт нарушал царившую здесь тишину, тонкие пальцы сжимали узды, а опустевшие глаза желали ещё раз увидеть горсти прошлой счастливой жизни.

В этом тумане Умила разглядела женский силуэт возле кургана брата, знакомый голос что-то лепетал, вызывая в душе омуженки нехорошее предчувствие.

— Я пойду за тобой, куда угодно, даже к Маре, — донеслось до слуха воительницы.

Умила разжала хватку и со всех ног бросилась к призрачной тени. Она видела как матовый клинок приближается к груди брюнетки. Крепкие руки обхватили нож и не дали ему коснуться тонкой кожи, но синеглазая не собиралась сдаваться и отчаянно давила на рукоять.

— Остановись, Любава, — молила Умила, — ты не встретишься с ним, если убьёшь себя!

— Здесь я его тоже не встречу, — прошипела чернявая. — Как мне жить без него?

— Так же как и мне, — прорычала омуженка, вывернув нож из цепких девичьих рук. — Родителей своих пожалей, двоих детей они уже схоронили, ты у них одна осталась.

Любава закрыла лицо руками, уткнулась лбом в плечо Умилы и разрыдалась. Златовласая обняла её, спрятала нож в сапог и заговорила:

— Ты ещё сможешь встретить его в этом мире. Ты красивая, молодая девка, выйдешь замуж, родишь ребёнка, Волот в нём переродиться сможет.

Девушка отстранилась от воительницы, заглянула в холодные озёра её глаз.

— Замуж? Зачем? Я и так замужем, — возмутилась она и указала рукой на курган. — Вот мой муж! Нас Боги благословили. Другого мужа мне не надо.

Тонкие белые пальцы вцепились в плечи омуженки, большие синие глаза смотрели в самую душу:

— Умила, ты его сестра, его кровь! Вы с Баровитом друг друга любите, это все знают. Вы можете быть вместе, у вас всё впереди. Выходи за него, роди детей, я их племянниками назову, будет меня хоть что-то в этом мире держать…

Любава осеклась и перевела взгляд с бегущих по щекам воительницы солёных капель на свои пальцы, упирающиеся в холодные стальные кольца:

— Умила, почему на тебе кольчуга?.. Зачем тебе конь? Ты куда собралась?

— Послушай меня, сестрица, — ласково сказала девушка, стерев с лица хрустальные бусинки утраченного счастья, так ярко нарисованного Любавой, — я должна нагнать Асила и ордынцев…

— Нет! — пискнула чернявая. — Останься, Умила! Я умоляю тебя, на верную смерть же идёшь!

— Любава, — вкрадчиво говорила омуженка, положив ладони за щёки «сестры», — я должна понять, почему они убили моего отца и брата, почему они вообще на нас напали? Подумай — наш город разорили, наших любимых убили, миряне тоже пострадали, и всё это не от осман, не от ариманов, не от псов с крестами на груди, а от своих же — от славян, от таких же тархтар как и мы с тобой. Почему? Если я не пойму этого, то многие города Трахтарии того же горя хлебнут. Никто не ждёт этого, Любава, все устали от войны, все победу празднуют, я предупредить их должна.

— Вернись, я прошу тебя, вернись домой живая, — пролепетала синеглазая, выпуская воительницу из рук.

— Кстати, на счёт дома, — улыбнулась Умила, — терем теперь твой, Баровит вам переехать поможет. Он там всё знает, всё тебе покажет и расскажет, обживайтесь и ждите меня.

Омуженка поцеловала Любаву в лоб, запрыгнула на коня и погнала его к лесу.

— Не забудь, что все мы ждём тебя! — крикнула ей в след брюнетка.

От этого воспоминания голубые глаза распахнулись, и пристальный взор устремился на сабли, лежащие рядом с костром. Оранжево-синие тонкие языки танцевали в их металлическом зеркале, извиваясь в причудливых образах. Девушка провела рукой по щеке, убирая с лица непослушные пряди. Её мысли занимал план дальнейших действий. Сегодня днём она натравила на дружину вепря*, внушив ему сильное чувство опасности. Зверь ранил одного из воинов, этой же ночью Умила забрала ещё двоих. Оставалось десять человек, хотя из Камула вышли двадцать, включая раненых.

«Ещё троих уберу, и можно на Тангут их выводить», — подумала она. — «Для дружины Велибора они лёгкой добычей станут».

________________________________________________________________________________________________

Сирин* - тёмная птица, тёмная сила, посланница властелина подземного мира.

орда* - войско, рать

ногайцы* - жители города Ногхан Московитой Тархтарии

второе кольцо* - строение города «кольцо в кольце» для отсечения противника на одном из рубежей

брань* - война

вепрь* - дикий кабан

Глава 4. Дух леса

Огненной птицей вспыхнула утренняя зорька и понеслась над лесом, пробуждая ото сна могучего великана. Покружила над озёрами, коснулась крылом быстрой реки и вернулась к Хорсу, усевшись на край его золотой колесницы. Белые кони фырчали, вскидывали гривы и тащили по небу тяжёлый солнечный диск. Тёплый проказник проскользнул в землянку под корнями векового кедра и затанцевал на нежной девичьей щеке. Густые ресницы взлетели вверх, синева озёр окинула убежище, губы улыбнулись светлому лучику и новому дню. Умила нарвала тряпиц и высыпала в каждую по горсти пороха из горшка. Она перевязала их бечёвкой, сложила в мешочек и закрепила его на поясе. Любила омуженка дружинников этими бомбочками пугать, незаметно подкидывая их в костры. Девушка надела плащ, закрепила колчан со стрелами, лук, спрятала сабли в ножны, выпорхнула из своего укрытия и канула в чаще леса.

Могучие ели рвались своими острыми пиками в небо, сухие тонкие веточки потрескивали под легкой поступью, резные шёлковые листья хлестали по широкому плащу, пытаясь сбить капюшон и усмотреть скрывающееся под ним лицо. Но лесной дух двигался быстро, растворялся в шелестящих клубах кустарников, сливался с изувеченными телами бурелома, ловко проскальзывал между стволами деревьев, искал помощника и никак не мог его найти. Тогда дух замер, нежное дыхание Авсеня* коснулось широкого капюшона и осветило девичий лик. Омуженка закрыла глаза, вобрала в себя влажный пряный воздух и отпустила мысли:

«Велес* великий, духами предков своих заклинаю тебя и помощи твоей прошу, дай мне заступника, дабы наказать обидчиков своих, опорочивших Веру великую, поправших законы Отца твоего».

Зашептали листья, преклонились травы, захлопали крыльями птицы, устремляясь в нежно-голубую бездну неба, всплеск воды донёсся до слуха просящей. Умила улыбнулась и низко поклонилась.

«Благодарствую тебе, светлый Велес, — сказала она и, вытащив из мешка три ржаные лепёшки, положила их к корням дуба. — Прими требу*, Великий Властитель».

Быстрая река, огибая тёмные валуны и раскидывая сотни радужных бусин, бежала вдоль леса, унося с собой отражение его лика. Гибкие серебристые тела извивались в холодной толще, поблёскивая чешуёй в солнечных лучах. Широкая когтистая лапа пыталась ухватить лосося, но тот никак не желал быть пойманным. Медведь зарычал, затряс косматой головой, вытянулся во весь громадный рост и окинул гневным взором жадную реку. Запах чужака коснулся острого нюха, поселив в сердце тревогу. Зверь повернулся и увидел стройную фигуру, наблюдающую за ним. Он вышел на берег и приблизился к незнакомке.

— Здравствуй, Хозяин леса, — сказала она, бросив к его ногам упитанного лосося. — Ты-то мне и нужен, подсоби мне, Бер.