«Не может быть, — подумал он. — Как такое возможно?».
— Дай внучку взять, — вырвал Зорьку из мыслей голос отца.
— Нет, — резко осёк воевода, но увидев округлившиеся глаза старика, опомнился, — и так у меня сына отобрали, даже рассмотреть не дали толком, так ещё и дочь вам подавай.
— Так, батенька, — раздался голос знахарки, — бери детей и к жене ступай, надобно их к груди приложить, а нам с твоими родичами будет время терем в порядок привести.
— Спасибо вам, мудрые матери, — улыбнулся Баровит, забирая у бабушки внука.
— Рада была помочь, — улыбнулась Оприна.
— Так, постой, я тебе курей да яиц дам, — засуетилась Дуня, — одним спасибо сыт не будешь. А ты, сваха, приляг, отдохни, семь часов на ногах, умаялась, поди.
— Что мне для родных внуков сил жалеть? — отмахнулась Валькирия, убирая с лица подернутые сединой чёрные пряди. — Мы сейчас с тобой за ужин примемся. Гроздан, принеси-ка дров, соколик.
— Я мигом, — кивнул кузнец и выбежал на улицу.
Баровит воспользовался моментом и проскользнул в опочивальню. На широкой кровати лежала Любава, её длинные волосы рассыпались по белым подушкам чёрными змеями, а синие глаза устало смотрели на мужа.
— Как ты, Любавушка? — спросил он.
— Хорошо, — улыбнулась девушка.
— Что-то слабо верится, — ухмыльнулся витязь, — мы кушать пришли.
— Идите ко мне, я даже глянуть на них не успела, — сказала мать, нетерпеливо протянув к мужу руки.
Баровит аккуратно уложил детей на подушки и отвернулся. Любава, развязывая рубашку, посмотрела на него и вздохнула.
— Не отворачивайся, — смущённо сказала она. — Скоро лето как женаты уже… совестно мне перед тобой.
— За что совестно? — не понимал Баровит, не спеша поворачиваться.
— Повернись, — повторила Любава, — не смогу я с двумя одна справиться, помоги приложить.
Когда Зорька обернулся, мальчик уже аппетитно причмокивал, а девочка жадно искала ртом грудь. Он взял дочь на руки, приложил её к груди матери, а сам опустился рядом с кроватью, всматриваясь в лица детей.
— Такой крепыш, — улыбнулась Любава, глядя на сына, — весь в отца.
— Да, Волот огромен был, — кивнул Баровит, с теплотой вспомнив друга.
— Я тебя имела в виду, — смутилась супруга.
— А…— замялся витязь, — так это я сейчас такой, а когда родился, мать рассказывала, на отцовской ладони умещался и пищал, как котёнок.
— Не верю, — рассмеялась Любава.
— Правда, — улыбнулся муж.
В один день семья Баровита увеличилась вдвое, маленькие пальчики цепко хватались за молодого отца, удерживая его в этом мире и не позволяя поддаться отчаянию. Начиналась мирная жизнь, обещающая стать счастливой. А за окном белой шалью вьюга укутывала резные крыши теремов, мороз плёл на стёклах причудливый белый узор. Снежная птица-зима разворачивала свои пушистые скатерти, накрывая ими спящую природу. Серебристый иней сковывал голые ветви деревьев, превращая их в сказочных красавиц.
_________________________________________________________________________________________________
Рахмат* - осенний месяц (начинался 20-23 сентября)
Айлет* - зимний месяц (начинался 31 октября – 3 ноября)
Бэйлет*- зимний месяц (начинался 10 – 13 декабря)
Двенадцать лет спустя
В тесных маленьких сенях, упираясь плечами в стены, сидел витязь. Тревожно было его сердцу, хотя очевидного повода для переживаний не было. Хотя… имянаречение детей — трепетный и важный момент в жизни семьи, сегодня определяется кастовая принадлежность, которая выстроит их дальнейший путь.
«Хоть бы были ремесленниками, ну, на худой конец, волхвами, только не витязями», — думал он.
Маленькая дверь отворилась и явила худощавое лицо ветхого старца.
— Зайди, духи с тобой говорить хотят, — сказал волхв.
Баровит поднялся с лавки и вошёл в просторное светлое помещение. Там возле деревянного лика Макоши в глубоком трансе сидели его дети. Он опустился напротив них, закрыл глаза, шёпот волхва стал отдаляться, свет яркой вспышкой ударил в глаза… тишина.
До слуха донеслось заливистое пение птиц, стали проступать очертания берёз, лёгкие наполнил влажный тёплый воздух и смех… задорный, знакомый, любимый. Впился витязь взглядом в залитый солнцем мир и увидел милые черты. Нежные руки обвили его шею и прижали к себе, золотистые волосы защекотали щёки. Крепче обнял он стройное девичье тело и улыбнулся, вдыхая аромат её кожи.
— Я же обещала тебе, что вернусь, — сказала девушка.
— Обещала, — прошептал Баровит, поцеловав щёку Умилы, — душа моя.
Он поднял глаза и увидел своего друга, улыбающегося ему. Протянул воевода руку и заключил Волота в объятия:
— Я знал, что это вы, знал, что оба вернулись ко мне… Страшно скучал по вам я все эти годы.
— Всегда рядом мы были, — ухмыльнулся Бер. — Как бы мы оставили тебя, друже?
— Свет очей моих, — сказала Умила, — с этого дня не сможем мы к тебе приходить во сне, потому как забудем свои прошлые жизни. Дочь нареки Умилой, тайное имя моё ты знаешь — Велимира.
— Сына Волотом назови, — улыбнулся друг, — имя тайное — Святополк.
— Не смогла я тебе женой счастья дать, — грустно улыбнулась девушка, — так дочерью счастливым тебя сделаю. Никогда больше не оставлю, всегда с тобой буду.
— Был я с тобой каждый миг счастлив, Умилушка, и то, что и ныне ты со мной, лишь сильнее душу мою греет.
— Обучи детей делу ратному, витязями Боги их выбрали, — сказал Волот, похлопав Баровита по плечу.
— Так мне не хотелось этого, — вздохнул отец.
— Возвращайся, свет очей моих, — улыбнулась омуженка, поцеловав воина в щёку, — пора тебе.
— И нам, — ухмыльнулся Волот, посмотрев на сестру.
Яркий свет вновь заставил зажмуриться, тела близких растаяли в его руках, снова услышал он тихий шёпот волхва, ощутил тепло очага и пряный запах трав. Воевода открыл глаза и посмотрел на старца.
— Всё понял? — спросил волхв.
— Всё, — кивнул витязь.
Старик принялся выводить детей, тонкая кисть девочки легла на широкое плечо брата, она замотала головой и потёрла кулачком глаза. Мальчишка долго жмурился, но увидев отца, сразу просиял.
— Не понял я ничегошеньки, — пожал он плечами.
— Я помню токмо, как тятьку обнимала, — пролепетала сестра.
Баровит обнял детей своих, поцеловал головы их светлые.
— Витязей в вас Боги признали, — пояснил он, — делу своему обучать вас стану. Имена свои запомнили?
— Ага, — закивали они.
Укутавшись в шубы и нырнув в валенки, дети выбежали на крыльцо, радуясь пушистому снегу, переливающемуся серебром в ярком свете Коляды*. Старческая ладонь ухватилась за руку витязя, задержав его в избе:
— Понял ты, Ярослав, почему Велимира хотела, чтобы ты в этом мире остался? Почему Святополк помог тебе?
— Да, отче, — вздохнул Баровит.
— Каждому из нас Боги свой путь отводят, мы испытания свои проходить должны, какими бы тяжёлыми они ни были. Ты своё прошёл, и тебя вознаградили Боги, — продолжал волхв, — вложи этот завет в детей своих.
— Благодарствую тебе, святой отец, — поклонился воин и поспешил за детьми своими.
Тонкими искорками стелился снег и хрустел под ногами, рассыпаясь бисером. Ладошки набирали сияющие кристаллики и, сминая в комки, отправляли их в полёт. Достигнув цели, снежок рассыпался и вновь соединялся с грудой павших снежинок. Дети визжали и смеялись, даря радость своему родителю. Дверь высокого терема отворилась, и из сеней выбежал мальчонка лет семи, путаясь в длинных полах шубы. За ним вышла румяная женщина и направилась навстречу дурачившимся подросткам.
— Тятя! — закричал малыш и бросился Баровиту на руки, — А мы с матушкой, пока вас не было, пирогов напекли.
— Молодцы! А ты мамке помогал, али баловался сызнова? — ухмыльнулся отец, кидая хитрый взгляд на супругу.