— А ты? — выдавила поражённая Любава.

— А я дружинник простой, — улыбнулась Радмила, увидав свет в окошках терема, — ничего такого не умею… Хотя Волот сказал, что из лука стрелять метко – это тоже дар Богов.

Прекрасная Дивия, утопая в объятиях мужа своего Дыя, внимательно смотрела, как вольные конники во главе со своим атаманом врываются в деревню, как их сабли рубят тела осман, как дружинники несут на носилках своих полуживых братьев, как Валькирия с дочерью варят снадобья и разворачивают чистую белую ткань, чтобы перевязать истерзанные тела. Видела Богиня, как Демир ведёт под руки истощённую дочь, отдавшую все свои силы любимым. Всё видела светлоокая красавица, освещала людям путь и просила великую Макошь не обрезать сегодня больше нитей.

_______________________________________________________________________________________________

Дрёма* - Богиня дремоты и сонных мечтаний.

Стрибог* - Бог ветра, правитель воздушного пространства.

Древко* - тело стрелы.

Хвостовик* - маленький оконечник стрелы. Он удерживает стрелу на тетиве во время натяжения.

Коловрат* - символ, олицетворяющий движения Солнца по небосводу.

Незримые гибкие ленты ласкового дыхания Стрибога, извиваясь и цепляясь за бархат листвы, окутывающий тонкие кисти деревьев, скользили по цветущей коже прекрасной Тары, играли с её ледяными локонами, вьющимися меж недвижных гор, подхватывали сладкий нектар с пёстрых лепестков, смешивали его с крупицами морской соли и разносили по всей округе. Массивные крепостные стены, образующие собой пятиконечную звезду, тянулись ввысь, бросая горделивый взор свой на прибывающих гостей.

Резвые кони замедлили свой бег и чинно прошли через распахнутые ворота. Два широкоплечих воина, чьих висков уже коснулась седина, спешились и повели своих скакунов под узды к резному терему главы города. Им навстречу вышла стройная казачка, спорхнула со ступенек и жестом велела стражникам отвести коней в стойло.

— Здравы будьте, Демир Акимович, Велибор Касимович, — поклонившись, улыбнулась девушка. — Рада видеть вас.

— Здравствуй, Марусенька, — улыбнулся Демир. — Рады и мы тебе.

— Не знаешь, дочка, зачем нас твой атаман позвал? — шепнул Велибор.

Брюнетка бегло обвела взором двор и сделала шаг к воеводам.

— Зачем не знаю, — шептала она, — токмо с утренними пташками к нам дружина воеводы киевского прибыла. Вид у него суровый и надменный. Не нравится мне он, видят Боги, мысли недобрые в его голове вьются.

— Что ж, ласточка, — кивнул Демир, — веди нас к атаману своему, посмотрим, что за птица важная по его палатам расхаживает.

Маруся наградила воевод теплом своей улыбки и направилась к терему. Воины переглянулись и нахмурили брови, всецело разделяя опасения казачки.

Щебетание пташек врывалось в раскрытые окна, яркий взор Ярилы освещал просторную палату. Длинный стол покрывали резные блюда с яствами. Огрубевшие от меча шершавые руки перетягивали в свою тарелку то, что привлекло глаз. Высокий жилистый воин спокойно утолял голод, его светлые прямые волосы рассыпались по плечам, а мелкие морщинки, плели свою паутину на покрытом шрамами лице. Он равнодушно смотрел на Уласа, накручивающего свой ус на палец. Дверь тихонько скрипнула, и стройная девушка впустила в палату гостей. Атаман улыбнулся им и жестом предложил сесть за стол. Воеводы опустились на лавки и ждали разъяснений.

— Ну, здрав будь, Демир, — ухмыльнулся приезжий.

— И тебе не хворать, Асила, — кивнул камулский воевода.

— Друга твоего не знаю совсем, — продолжал киевлянин.

— Велибор Касимович, — с почтением произнёс Демир, — воевода Тангута.

— Не слыхивал, — фыркнул Асила. — Но не беда, узнаемся ещё.

— Ты чего приехал-то? — нахмурился витязь, окидывая холодом озёр своих израненное лицо гостя.

— Великий Князь всех земель Тархтарии возвращается из Византии, — начал Асила.

— Нам-то что с того? — ухмыльнулся Велибор.

— Владыка хочет всех воевод собрать, чтобы волю свою огласить, — подытожил киевлянин.

— Чтобы снять с себя имя Князя Великого? — прищурился Улас. — Война-то кончилась, пади. Теперь мы вольны на землях своих, не нужна нам рука великокняжеская.

— Заремир поддержкой Византии заручился, — многозначительно сказал Асила, — теперича будет сподручней нам границы свои держать.

— Не могу понять я тебя, — нахмурился Демир, — с каких пор Византия нас поддерживает в чём-то?

— Обычно император ихний наши дружины себе нанимает, дабы от персов отбиться, — заметил Велибор.

— И какие границы мы с ними держать станем? — насупился Улас. — С Аримией мир подписан, а осман, да остальную погонь мы сами отседа вышибли.

— Дождётесь князя, он вам и поведает всё, — стоял на своём киевлянин.

Велибор наклонился к столу, заглянул в выцветшие бледно-голубые глаза гостя и пробасил:

— Мои ребята два лета дома не были, все семьи свои обнять хотят, уже ладьи на воду ставят. Что я скажу им? Что мы ещё месячишко здесь посидим, подождём князя, что Великим уже и быть перестал?

— А Истислава позвать не хотите? — нахмурился Демир. — Всех воевод собираете, а князей не зовёте?

— Верно, — согласился Улас.

— Что же получается? — оскалился Асила. — Для вас слово великокняжеское, что место пустое?

— Пусть дела государственные князья меж собой решают, — спокойно ответил Велибор, поднимаясь с лавки, — а мы люд мелкий, толку от нас мало будет.

— Посему мы домой поплывём, — кивнул Демир. — А ты лучше в Хамбалык гонца отправь за Истиславом, глядишь, к зиме да соберётесь.

— К зиме? — зло ухмыльнулся Асила. — Видят Боги, к началу хэйлета* у ворот Камула стоять буду.

— Ну, стало быть, там и свидимся, — бросил Демир, похлопал Уласа по плечу и обнял его. — Да хранят великие Боги град твой, друже.

— Спасибо тебе, Демир Акимович, и тебе, Велибор Касимович, — улыбнулся атаман. — Пропали б мы без вас.

— Зови, если что, всегда помочь тебе рады,— сказал воевода Тангута, хлопая казака по плечу. — Да, и так зови на пир какой.

— Дадут Боги, погуляем ещё, — кивнул Улас, провожая гостей.

Переливистые голоса соратников отдалялись от просторной палаты, становились всё тише. Лишь Асила молча смотрел, как за окном снуют пташки и зелёными волнами колышется листва на ветру. Киевлянин думал о поручении своём, думал о неизбежном, думал о грядущей кровопролитной войне, что умоет слезами всю Тархтарию. Теперь путь посланника великокняжеского лежал в Московию* к князю Владимиру и воеводе его Влуцеку в Ногхан*.

«Много крови братской прольётся, ой, много» — подумал Асила. — «Но видно власти по-другому не удержать».

Тёплые ленты весеннего солнышка невесомой вуалью легли на щёки витязя, запутались в его бороде и стекли на широкую грудь, оставляя после себя горячий след. Тонкие веки медленно поднялись вверх, медовые глаза окинули маленькую комнатку и остановились на золотых волнах, раскинувшихся по белой простыне. Ослабшая кисть нежно коснулась блестящих волос спящей девушки. Её гладкая кожа была совсем бледной, ресницы дрожали, щекотя длинные пальчики. Омуженка спала сидя возле кровати Баровита, уложив голову на её край. Это было первое утро, когда воин пришёл в себя после той тяжёлой ночи.

До его слуха донёсся знакомый смех и девичий лепет. Зорька перевёл свой взор на раскрытое настежь окно. Там, на крылечке сидел Волот, обнимая Любаву. Тонкие пальчики брюнетки едва касались перетянутой белой тканью спины витязя. Она что-то мечтательно рассказывала ему, а могучий Бер иногда посмеивался, после чего кривился от вспыхивающей боли, но хохотать не переставал. Баровит улыбнулся этой картине, рад он был, что друг его жив остался. Снова воин посмотрел на спящую Умилу, снова коснулся жидкого золота её волос, снова тьма заволокла мёд его глаз и утащила в свой омут беспамятства.