Я представил Эверли в амбаре, как она робко гладит Красавицу, как они боятся друг друга. Мои защитные инстинкты сразу же проснулись, когда я вспомнил о ней. Так же как и четыре года назад, я не смог позаботиться о ней, несмотря на все происходящее в моей собственной жизни. Я был в полной заднице.

Я не знал, говорил ли Джо обо мне или о той проклятой рубашке. Мне не нужна была заплатка. Но дружба Эверли? Я приму ее, ведь точно знаю, что не смогу сопротивляться ей.

Одна неделя. И за эту неделю она заколдовала меня. Ночью я пил слишком много, а на утро поднимал свою ворчливую задницу и шел в большой дом, решительно настроенный провести еще один жалкий чертов день. А там сидит она в кресле-качалке, как будто владеет этим местом, с беззаботным видом и безудержной улыбкой. Невозможно не улыбаться в ответ, когда она в очередной раз кидала шуточку про меня, когда я проходил мимо. Она заставляла меня смеяться. Я знал, что она делает это преднамеренно. Всякий раз, когда я был не в настроении, на ее лице появлялся решительный взгляд, и никогда мой скверный нрав не позволял ей пасть духом. Если я был угрюмым, Эверли стоило только потрясти головой, назвать меня ковбоем и кинуть какой-нибудь острый комментарий в мою сторону. И тогда мне становилось лучше. Она работала тяжело весь проклятый день, помогая Джо и Мисси по дому, а также навещала и ухаживала за лошадьми. Я не мог ей помочь, но уважал ее отношение к работе. Она была такой потрясающей. У нее получилось то, чего мне не удалось добиться спустя месяцы после отьезда Марлы и Грея. Она делает меня счастливым, нравится мне это или нет.

Она была светлячком и свежим глотком свободы. Я не мог сопротивляться ей.

Но я не знал, как она попытается вывести меня из этого состояния сегодня. Чудовище сумел сбежать, и я потратил большую часть дня, чтобы найти его, что заставило меня значительно задержаться со всеми моими остальными обязанностями. В довершении всего, мне позвонила Марла. Я не знаю, зачем поднял трубку, но я это сделал. Она сразу же начала плакать, заявляя, что Остин исчез, забрав все ее сбережения. Не могу сказать, что был удивлен. Мне хотелось ей ответить: “Коль ты заварила эту кашу, то тебе и расхлебывать”, но промолчал. Я не мог смириться, что Грей будет нуждаться в чем-то без моего никудышного брата, поэтому перевел немного денег на счет Марлы. Нет необходимости говорить, что мое настроение не назовешь хорошим.

Поэтому я не был нисколько удивлен тем, что нашел Эверли, сидящей за домом на большом покрывале с жареным цыпленком Мисси, салатом из капусты и булочками, лежащими перед ней. Она наливала что-то из термоса в красную пластиковую чашку, я предположил, что это был сладкий чай. Как будто она знала. Эта женщина могла почувствовать мое плохое настроение за милю отсюда.

Она не сделает этого. Только не сегодня. Мне не хотелось участвовать в ее долбаном пикнике. Я просто прошел мимо ее большого и милого покрывала с ужином.

– Не притворяйся, что не видишь меня, Коул, – с упреком сказала она, сидя на земле.

И, несмотря на все, я почувствовал, что мой левый уголок губ начал подниматься в улыбке. Я продолжал идти по крыльцу.

– Там нет ужина, Ковбой. Мисси повезла Джо в город, так что они поедят там, но она оставила для меня и тебя роскошное угощение. – Она схватила куриную ножку и укусила ее, удовлетворенно простонав.

Боже, я любил жареного цыпленка Мисси. Черт бы побрал Эверли и ее вмешательство. Я остановился на крыльце.

– Отлично! – Я прокричал. – Но я не хочу разговаривать.

Она засунула почти всю булочку в рот, прожевала и проглотила ее.

– Хорошо. Мне все равно не хотелось говорить.

Я недовольно пробурчал себе под нос, когда садился на покрывало. Я был уверен, что через две минуты она снова прожужжит мне все уши.

Но я ошибался. Через десять минут почти вся еда исчезла. Эверли лежала на спине, разглядывая розовое небо, солнце почти зашло. Ее руки были на животе, как будто она объелась. И была слишком тихой. Я не думаю, что когда-либо слышал ее молчание с тех пор, как мы встретились, и мне это не понравилось. Это напомнило маленькую разбитую девочку с поезда. Ту, которая не разговаривала со мной, пока я ее не уговорил.

Поэтому я лег рядом с ней, закинув руки за голову: – Это очень красивое время суток. – Я быстро посмотрел на нее.

Ее рот поднялся в небольшой улыбке, прежде чем она повернула голову, чтобы посмотреть на меня: – Я думала, что мы не разговариваем сегодня вечером, Ковбой? – Она захлопала своими прекрасными ресничками.

Я посмотрел на небо и засмеялся. Я не мог с этим ничего поделать. Она была чертовски чокнутая. – Ну, оказывается, я не люблю, когда ты молчишь. И мне кажется, что ты будешь ждать меня в любой день.

Она посмотрела на меня, привлекая внимание. Ее глаза стали мягкими, перед тем как она сказала: – Ради тебя, Коул, я буду ждать сколько угодно. – Она повернула голову назад к розовому небу, глубоко выдыхая.

Мы лежали рядом, наблюдая вместе, как садилось солнце, касаясь руками друг друга.

До того, как я почувствовал это, было уже темно. Я слышал, как вдалеке поют сверчки. Я не хотел уходить. Не хотел оставаться в одиночестве. Не мог думать о Марле и Грее. Я не хотел больше злиться на Остина сегодня.

– Сыграй со мной в воспоминания, Коул, – прошептала Эверли в ночь.

Я не думал, что правильно ее расслышал. – Что? – Я переспросил, переворачиваясь на бок, так чтобы видеть Эверли, подпирая голову ладонью.

– Ты слышал меня. – Она улыбнулась. – Сыграй со мной в воспоминания, – сказала она с озорными огоньками в глазах.

Я настолько широко улыбался, что мои щеки начали болеть от того, как я на нее смотрю. Она запомнила. Она помнила наш разговор о маме в поезде. Хотя я его почти забыл, но она нет.

«Сыграй со мной в воспоминания». Сначала я подумал о крошечном лице Грея.

Твою мать.

Я проглотил комок эмоций. А потом закрыл глаза от боли в животе.

Я перевернулся назад на спину. Я не мог смотреть на Эверли, когда вспоминал это. Это было слишком.

Поместив ладонь на сердце, я сказал: – Это было впервые, когда я услышал его плач. Я был там в тот день, когда он родился.

Эверли открыла рот от удивления, и я знал, что ее глаза смотрели на меня, но все же я не мог взглянуть на нее.

– Для него заняло почти весь день, чтобы появиться на свет. Мы были так взволнованы. Я не думаю, что я был когда-либо так счастлив, как в тот момент, когда он впервые вдохнул. – Я остановился от переполнявших меня эмоций. – Как только он это сделал, медсестра вручила его мне.

Я улыбнулся, игнорируя жжение в своих глазах. – Я был первым, кто его держал. Он заплакал на мгновение, а потом остановился и посмотрел на меня. У него были большие умные глаза, и я знал, что он изменит мою жизнь навсегда. – Я отпустил дрожь по телу, чтобы преодолеть эмоции.

Это было поразительно, как одно из моих самых радостных воспоминаний превратилось в одно из самых грустных.

Мне хотелось подняться с этого покрывала и где-то спрятаться. Я никогда не разговаривал про Грея вот так. Даже с Джо. Это было слишком больно, но здесь, в темноте, держа за руку Эверли, которая прикасалась ко мне, мне хотелось рассказать ей.

Маленькая рука Эверли все еще обвивала мою, держа их вместе. – Кто он, Коул? – спросила она.

– Грэйсон. Он был моим сыном. Я назвал его Грей. Названный в честь моего прадеда, – я так тихо сказал, что почти не услышал себя. Я не знал, слышала ли меня Эверли или нет, но мне это и не нужно было. Я просто хотел все высказать.

Она сжала своей крошечной рукой мою. – И что же случилось?

Я нервно засмеялся. – Он не был моим. Оказывается, Марла любила спать с кем попало. И ей особенно нравилось спать с теми, у кого была фамилия Бриггс. Грей не мой. Он сын моего брата Остина, – закончил я. Боже, моя грудь была так тяжела, как будто вся темнота ночи легла на нее.