Нормальная жизнь — на, получай, только сначала пройди семь кругов ада, испытай на себе все издевательства одноклассников, правдой и неправдой заслужи себе уважение, сломай свое «я» — и вперед. Любовь — о да, конечно, только перешагни свою гордость, будь преданной и предана, вечное расстояние будет тебя преследовать, но ничего, это же любовь… Будь счастлива, что она вообще у тебя есть, такой, как ты, вообще бы не следовало любить и быть любимой, скажи спасибо, что на тебя вообще посмотрели… Там, наверху, словно бы Кто-то издевался надо мной, черкая безжалостной рукой мой жалкий сценарий, за мое неверие в Него. И я не верила.

* * *

Мы хохотали с Ванькой над комедией, бросались друг в друга теплым поп-корном, изготовленным собственноручно в нашей микроволновке, в общем, вели себя как пятилетние. Что совсем ни странно, учитывая завтрашний Новый Год и последующие две недели каникул. Мы только-только закончили наряжать елку, и нетерпеливо ждали пирога, который мама только вынула из духовки и поставила остужаться. Мама смеялась вместе с нами, смотря комедию, и беззлобно прикрикивая, чтобы мы не рассыпали поп-корн на ковер, недавно ею вычищенный. Наше веселье прервал звонок её мобильного.

— Да, Никитка, привет. — мама улыбнулась и вышла из комнаты. Ванька продолжал меня щекотать, я шлепнула его по руке — прислушалась к разговору. В соседней комнате повисло выжидающее молчание. Потом мама как-то неестественно засмеялась, потом, кажется, начала тихо ругаться, и наконец, повесила трубку. Вошла в зал неестественно-бледная, и я сразу все поняла:

— Никита?

Мама кивнула головой и бессильно опустилась на кресло. Ваня развел руками. Я сделала большие глаза, и он тоже все понял:

— Эммм… Вас можно поздравить с прибавлением?

— Ага. Поздравить… — усмехнулась мама.

В общем, девушка Никиты была беременна. И настаивала на свадьбе.

И вот наше семейство начало готовиться к столь важному событию. Мама с папой поджали животы потуже и начали собирать деньги на свадьбу. Кит съехал с квартиры, снимаемой им за непосильную теперь цену, перевелся на работу в город к нам с бабушкой, и они с Викой вселились в квартиру, которая осталась от младшего бабушкиного сына — моего дяди, который погиб в автокатастрофе десять лет назад.

Вот и пригодились мои накопленные сбережения, так как свадьбу Виктория, несмотря на свою безденежность, планировала пышную — друзей у ней, видите ли, много. Но для брата мне было ничего не жалко. Слегка нервировала захапистость этой рыжей, но так обычно и бывает — сестренки всегда немного ревнуют братьев к их будущим женам.

А в город тем временем пришла весна. Свадьбу назначили на 26 марта, в нашем с братом родном городе. Все-таки родни было больше с нашей стороны, да и Никиткиным друзьям из столицы было проще добираться. Вика была уже на пятом месяце беременности, и, хотя живот был почти не виден, заправлять всем приходилось моей маме.

На выходные 8 марта я приехала ей помочь. Ну, и естественно, увидеться с Ванюшкой, да и с друзьями мы запланировали небольшие посиделки. Как обычно, приехала я вечером, шестого марта. Помогала маме по дому, подписывала приглашения на свадьбу, вместе с Викой составляла коллаж из их с Китом фотографий.

В десять пришел Ванька, обнял меня, и прямо с порога сунул мне в ладошки маленький комочек: — С праздником, дорогая. Я разжала ладошки и ахнула: там трепетал маленький хомячок. Крошечный, милый, он испуганно поводил носиком и смешно теребил лапками свои усики.

— Спасибо, — я потянулась, чтобы поцеловать любимого. Хомяка на семейном совете было решено назвать Василием Порфирьевичем, и он торжественно был водружен в старый аквариум.

Все три дня выходных мы провели в хлопотах. Восьмого числа мы собрались с друзьями у меня дома. Веселые Ксюшка и Тим наперебой рассказывали мне смешные истории, я беспрестанно смеялась, а хмурый почему-то Ванька сидел с отсутствующим видом. В два часа ночи, проводив гостей, я устало положила голову ему на плечо:

— Ну, вот мы и вдвоем… — и потерлась щекой о его подбородок.

— Ага.

Я посмотрела в его голубые глаза и испугалась. Снова этот взгляд.

— Вань… — дрожащим голосом позвала я, наперед зная уже, что будет дальше. — Что случилось?

— Да ничего, — Иван хотел обнять меня, но я уклонилась:

— Лучше скажи.

— Понимаешь… помнишь ну… Элеонору?

Я кивнула.

— Так вот… Я две недели назад встретил её в торговом центре, и… В общем, понял, что я по ней скучаю, и меня к ней тянет. — Иван робко заглянул в мои глаза.

Я перестала дышать. За что?! За что опять?!

— Ты обещал, что больше не будешь с ней общаться… — словно бы оправдываясь, прошептала я.

— Насть, знаю, помню, я и не пытался, это произошло случайно… Я встретил её, она там работает, мы разговорились, а потом… а потом мне захотелось увидеть её снова и снова, и я ходил туда чуть ли не каждый день… Настя, прости пожалуйста, я дурак, да, я пожалею, возможно об этом, но сейчас… Сейчас она мне нужна. Я любил тебя, правда, искренне, но…

— Хватит. Я встала, сняла с ушей серьги, сорвала цепочку с шеи, сжала все это в кулак и протянула ему:

— Забирай.

— Это же…подарок.

— Забери, мне будет легче, если о тебе не будет ничего напоминать.

— Хорошо, если тебе так правда лучше…

Я села, обхватила его руками, и не выдержала, заплакала:

— Вань, ну зачем так, а?! Ну не уходи, ПОЖАЛУЙСТА, прошу тебя, не уходи… Я не выдержу так больше…

Иван обнял меня за плечи и погладил по голове. Прижался губами к моему лбу, и прошептал:

— Ты сильная, Насть. Ты удивительно сильная. Ты выдержишь, только… Только береги себя, ладно?

Я кивнула, и, стиснув зубы, прохрипела:

— Уходи…

Иван прижался последний раз к моим губам, взял куртку, и ушел, тихо притворив за собой дверь…

Я заколотила руками в стену. Мне хотелось кричать, хотелось взорваться, хотелось умереть.

Мое сумасшествие прервал звонок телефона.

— Настюх, мы дошли, — веселый голос Ксюшки меня добил, я не выдержала и громко всхлипнула в ответ.

— Насть…Ты плачешь? — насторожилась подруга.

— Да…Н-нет … Я н-не знаю…

— Насть, что случилось? — трубку выхватил Тимка.

— Ваня…он…он ушел, — я не могла остановить эти чертовы слезы.

— Настюш, милая моя, маленькая моя девочка, жди, мы идем! Мы сейчас придем! — проорал в трубку Тим, и спасительный голос оборвался мерными гудками. Я тупо смотрела на трубку минут пять. Потом начала одеваться. Когда вышла в прихожую за курткой, проснулась мама:

— Настен…Ты куда?

— Да…пройдусь. Спи. — стараясь не всхлипнуть, ответила я.

— Утром в 7 на автобус, встанешь?

— Конечно. Я скоро.

Холодный воздух резанул по мокрым щекам. Да уж, 8 марта, а все еще минус 25 по ночам.

По пустынной улице навстречу мне бежали два человека. Два самых дорогих мне человека, бежали так, словно за ними гнались собаки. В мороз, ночью, с довольно-таки далекого расстояния, они вернулись лишь потому, что услышали в трубке мой плач.

Часа три они ругали Ваньку. Потом меня, что верила ему. Потом опять его. Потом обнимали, и убеждали, что все еще будет отлично. Я хотела им верить. Хотела. Потому что знала, что в этот раз Иван уже не вернется.

Но плакать и отчаиваться было некогда. Меньше, чем через месяц — свадьба брата, а еще никто не отменял работу и учебу. Причем на работе снова светило повышение, а деньги мне сейчас были ой как нужны — я ведь еще не выбрала Тот Самый наряд для свадьбы, а я должна была быть отпадной — все-таки женится мой родной брат!

Так что по возвращении после таких грустных праздников я с головой погрузилась в работу и учебу. Я очень боялась вечеров, тогда тоска по Ване накрывала меня с головой, и мне сильнее прежнего хотелось плакать, и чувство чего-то сдавленного внутри доводило до тошноты. Первые две недели после нашего расставания я просто-напросто не могла есть. Пена в утреннем кофе так отвратительно смахивала на яд, что меня тут же выворачивало наизнанку. Я даже было подумала, что беременна, зная, как мне «везет», это было бы неудивительно. Но на удачу, пронесло, и это оказалось всего лишь нервное.