Это был мой свадебный сюрприз Ваньке. Еще в мечтах своей юности я почему-то представляла, как мы с Ксюшей поем эту песню, и почему-то именно на моей свадьбе. И я эту мечту осуществила.

Does the pain weigh out the pride?

And you look for a place to hide?

Did someone break your heart inside?

You're in ruins…

— пели мы с Ксюшкой в терцию.

«Неужели боль сильнее твоей гордости, И тебе нужно спрятаться? Может быть, кто-то разбил тебе сердце? Твоя жизнь в руинах…» — мысленно перевела строчки из песни я.

Песня была сильной, да и пели мы её более чем вдохновенно, а невеста (то бишь я) за белым роялем смотрелась, наверное, волшебно, в общем, когда я положила пальцы на последний аккорд, гости нам захлопали стоя, а Ванька подбежал ко мне и, подняв на руки, расцеловал. Счастливее меня и вправду не было человека на свете.

Я подставила ладошку под свет солнечного луча. Обручальное кольцо от Cartier переливалось на безымянном пальце. Я улыбнулась. Настя теперь — жена.

Повернулась на левый бок и обняла своего спящего принца. Он сонно пробормотал «Любимая», непонятно хрюкнул, поцеловал меня в висок, и засопел дальше. Я хихикнула и зарылась лицом в его ямочку между ключицами и с наслаждением вдохнула такой родной запах его тела.

Осторожно высвободившись из мужниных объятий, чтобы не разбудить, я спустила босые ноги с кровати и на носочках прошла на нашу маленькую и уютную кухоньку. Мурлыкая под нос песенку, приготовила овсяную кашу, сварила какао, нарезала фрукты, пожарила блинчики, накрыла на стол и пошла будить Ваньку. — Милый, — шепнула я ему в ушко, — вставай, завтрак готов.

— Мммм… — промычал Иван, сонно потягиваясь. — Не встану, давай полежим немного.

— Ну нет, — я пощекотала его пятки, — свадьба была вчера, а сегодня начинается суровый семейный быт!

Мы рассмеялись и пошли на кухню завтракать.

* * *

— Тим! Алло! Как там Ксю?! — пыталась докричаться сквозь помехи на линии я.

— Все хорошо! Девочка, три кило ровно, рост 43 сантиметра! Я договорился с врачом, завтра можем подъехать к десяти утра, только не забудь простерилизоваться в автоклаве!!! — кричал в трубку счастливый Тимур.

— Поздравляю!!! — я запрыгала по кровати с телефоном в руке, — Тимааааа!

— До завтра, Настюх!!!

— Пока!!

Я завизжала от счастья! Мои лучшие друзья теперь родители!!! Родители самой замечательной на свете девочки!!! Ну вот как теперь уснуть?! Четыре часа ночи, так и так придется завтра не идти на работу. Жаль, Ваня уехал по работе в командировку, меня распирало гордостью за друзей, как будто родила я сама.

Еле-еле я дождалась десяти утра, чтобы сесть в машину и помчаться к Тимке. Новоявленный отец также оказался крайне взъерошенным и невыспавшимся. Мы примчались в роддом и сразу столкнулись с врачом Ксюшки.

— Здравствуйте! Я муж Ксении Нестриченко… — начал Тим.

Доктор внимательно посмотрел на него. Почему-то у меня екнуло сердце.

— Пойдемте.

Мы пожали плечами и последовали за доктором. Он провел нас в свой кабинет.

— Присаживайтесь. — показал врач на кресла. Я села и потянула Тима. Однако он только отмахнулся:

— Доктор, что-то случилось?

— М, да.

— Ксюша? — испугался Тимур.

— Нет, с роженицей все в порядке.

— А с ребенком? — тревога колючей лапой сжала сердце.

— Понимаете… Мы недоглядели, у Вашей дочери врожденная аномалия. — доктор опустил глаза.

Тимур нервно повел плечом:

— Я не понимаю.

— У ней врожденное отсутствие нижних конечностей.

— Что?! — ахнула я. — У ней нет ног?

Врач кивнул:

— Голень и ступни обеих ног отсутствуют.

Тим сжал зубы. Я закусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, подошла к Тимуру, сжала его руку и только потом спросила:

— И что… И что теперь?

— Ксения Алексеевна отказывается от ребенка, — пожал плечом врач. — Вы должны либо подтвердить отказ, либо поговорить с женой о судьбе девочки.

Я прижала ладонь ко рту. Не может быть… Ксюша, наверное, передумает, ведь сейчас у ней такое состояние, послеродовая депрессия и все такое… Нет-нет, Ксюша не откажется от дочери, ни за что, я ей не позволю! Тимур стоял, потрясенный произошедшим. Я погладила его руку и спросила:

— Когда мы сможем поговорить с Ксенией?

— Как только примете решение насчет ребенка. — доктор посмотрел на меня, — Я очень сочувствую.

Я кивнула и вывела Тима из кабинета.

— За чтоооо?!! — выл в моей комнате Тимур, рыдая и кусая подушку, — Так не должно было быть, нет, не должно было… Господи, за что?!!

Я молча сидела на кресле, и старалась не расплакаться. Если я сейчас не буду держаться, Тиму будет еще хуже. Его истерика продолжалась третий час, первый раз я видела друга таким отчаявшимся.

— Настя… Настя… — всхлипнул Тимур и повалился передо мной, положив свою голову мне на колени. Я обняла его за плечи.

— Тим, держись. Я понимаю, сейчас тебе очень плохо, но… Надо подумать, что делать с девочкой. Оставлять её в роддоме нельзя.

Тим поднял заплаканное лицо и прошептал:

— Я её ни за что не оставлю.

Я тихонько улыбнулась и сжала его ладонь.

— Мы её не оставим. Я с тобой, друг.

Ксюша лежала на спине, бледная и поникшая, и смотрела неподвижно в одну точку на потолке. На наше появление она никак не отреагировала. Я подтолкнула Тимура, нерешительно топтавшегося у двери. Он покрепче сжал в руке букет васильков и подошел к её кровати:

— Здравствуй, родная, — поцеловал в лоб и присел рядом. Ксюша перевела равнодушный взгляд на него и еле заметно кивнула. — Как ты?

Она приподнялась на локтях и шепнула:

— Нормально.

Тимур взял её за руку. Я нервно кусала губы за дверью палаты. Напрягало обстановку то, что остальным мамочкам, лежавшим вместе с Ксенией в палате, уже принесли их младенцев и они упоенно их кормили грудью, изредка кидая в сторону Тимы и Ксю любопытствующе-жалостливые взгляды.

— Ксюшенька, скоро я заберу вас домой, тебя и нашу дочку, — несмело начал Тимур. Подруга покачала головой, и в голубых её глазах показались слезы:

— Не хочу… Тимур, я не возьму её с собой…

— Но…

— Я не смогу, — прошептала Ксюша, бессильно опускаясь обратно на кровать, — Я просто не смогу…

— Ты не одна, любимая, я буду с тобой.

— Мне её даже не показали… Настолько все страшно? — она подняла взгляд на мужа.

Все, хватит. Я решительно толкнула дверь плечом и вошла в палату.

— Ксюхенций, — обняла я подругу.

— Настя!

— Так, дорогая моя, а теперь слушай. Это твоя дочь, и заберешь ты её отсюда в любом случае, — я говорила решительно, но тихо, стараясь избегать этих противных взглядов мамашек-зевак.

— Но…

— Ксю! Вот скажи мне, только честно — ты испытывала когда-нибудь ко мне чувство отвращения, жалости, хотела порвать со мной дружбу, лишь из-за того, что я какая-то не такая?!

Ксюша опустила голову в свои ладони. Её плечи затряслись от рыданий. Но я была непоколебима:

— Ответь.

— Нет… Но ты… ты сильная… и не давала себя пожалеть.

— А ты думаешь, твоя дочь даст себя в обиду?

— Я… Я не знаю… Я не смогу смотреть на неё…

— Надо хотя бы дать ей шанс, Ксюш. Ведь это ваша дочь, — я опустилась на колени перед её кроватью и взяла её за руку, — Я знаю, что это ужасно несправедливо, и ты не знаешь, что делать с этим дальше, но ради новой жизни, прошу тебя — дай ей шанс. Хотя бы маленькую толику шанса.

Ксюша посмотрела на меня, потом на Тима… и тихо шепнула:

— Я не буду писать отказную.

Неделю спустя, мы встречали новоявленных родителей и их дитя из роддома. Я собрала нескольких общих друзей, родителей Ксюши и Тима, мы нарядили машины плакатами с поздравлениями и шариками, и с нетерпением ждали, когда же из дверей роддома появится счастливая пара со свертком в руках.

Наконец двери скрипнули, и вышла Ксюшка с букетом цветов, а за ней шагал Тимур, осторожно сжимая в руках крохотное розовое одеяльце. Я закричала: