Они не встретились больше даже в суде. Увидев подругу перед процессом, я подошла к ней:

— Привет.

Она так посмотрела на меня, словно окатила ушатом с холодной водой:

— Ну привет.

И я поняла: не только с Тимуром она развелась, но и меня равнодушно вычеркнула из своей жизни. Больше мы её и не видели. По слухам, буквально через месяц-полтора она нашла себе ухажера и махнула с ним куда-то за границу. Ну да, это было вполне в её стиле.

А Иларка росла не по дням, а по часам. Каким-то образом она начала ползать, опираясь не на колени, которых у неё не было, а на нижнюю часть бедер, твердо держала ложку, и гулила что-то на своем младенческом языке. Порой казалось, что это не Тим ухаживает за ней, а она не дает ему сломаться. Я видела, как он преображался, когда обнимал её, и все меньше оставалось в душе места для жалости. А в последний раз, когда мы ходили с Тимом в больницу, врач, очень довольный состоянием одиннадцатимесячной малышки, серьезно взглянул на нас:

— Ей уже вполне можно заказать протезы. Девочка пытается встать.

Я ахнула от счастья и обняла друга. Тимка тоже улыбнулся, но тут же посерьезнел:

— А сколько они стоят?

— Смотря где их заказывать, — сказал доктор и озвучил цифры.

Домой Тимур ехал в удрученном состоянии. Я посмотрела на девочку, уснувшую в детском кресле на заднем сиденье, а потом перевела взгляд на друга:

— Ты чего такой? Радуйся же, она сможет ходить!

— Не знаю, — мотнул головой Тим, — Не по карману мне эти протезы.

— Брось, Тим. Неужели ты думаешь, что я позволю Иларии не ходить?

— Настенька, ты и так слишком много нам помогаешь. Постоянно смотришь за Иларией, покупаешь ей игрушки… У тебя есть собственная семья, и уже пора заводить своих детей. — Тимур взял мою ладонь в свою. Я опустила глаза.

— Если бы все было так просто… — прошептала я.

Тимур молча на меня посмотрел и все понял.

— Прости, наступил на больное, — он припарковал машину возле моего дома и обнял меня. — Насть, неужели вообще нет надежды?

Я помотала головой.

— А как же Иван?

— Он пока ничего не говорит, но… Ты же сам видел, как он играл с Иларкой. — Да уж, — вздохнул Тимур,

— Жизнь у нас с тобой — точно кино без хэппи — энда.

— Ты что, — улыбнулась сквозь слезы я, — Так нельзя говорить, хэппи — энд обязательно будет.

***

— Настя, ты куда? — Ваня оторвался от процесса поедания ужина.

— К Тиме, — я деловито собирала новые игрушки в сумку, — Иларке надо замерить ножки для протезов, и …

— Останься, — потребовал муж. — Завтра пойдешь.

Я изумленно посмотрела на Ваньку. Он никогда мне ничего не запрещал, а тут… Тем более что сам так обожал дочку Тимура.

— Почему?

— Тебе не кажется, что надо больше времени проводить со своей семьей? Я понимаю, когда ты была не замужем, ты жила их жизнью, но теперь…

— Что? Что теперь?!! Теперь у меня соизволило появиться Ваше Величество?! — съязвила я. — После стольких расставаний и обманов ты соизволил ко мне вернуться, и теперь требуешь, чтобы я принадлежала тебе одному? А ты знаешь, через сколько испытаний меня провели Ксю с Тимой? Ты знаешь, как они мне помогли? Нет, не знаешь, потому что в это время ты развлекался со своей Элеонорой, и знать не знал обо мне!!! — я схватила сумку, хлопнула дверью и вылетела на улицу, взбешенная.

Слезы запоздало струились по лицу. Я смахивала их тыльной стороной ладони, но они текли ручьем, мешая видеть и вести машину. Хорошо, что до дома Тимы было недалеко, и вели туда не оживленные магистрали, а тихие улочки с односторонним движением.

Я уткнулась в руль лицом и разрыдалась. Все-таки здорово меня все это подкосило. Ну зачем ты ушла, Ксюша?

— Тим, я пришла! — смазывая остатки слез рукавом свитера, и открывая дверь квартиры, крикнула я. Ответом мне была тишина. Странно, неужели ушли куда-то? Тогда почему дверь открыта? Я прошла в залу, заглянула в детскую кроватку. Илария мирно сопела. Я порыскала по квартире, но друга нигде не было. Неужели он мог безответственно бросить дочь и спуститься в магазин? Ну нееет, на него это не похоже.

Я в растерянности уселась на кресло, посмотрела в окно балкона… и закричала от ужаса. Там, в проеме, болтались Тимкины ноги, обутые в его любимые Van’s. Я, задыхаясь от страха, бросилась к двери балкона, рванула её на себя, она не поддалась. Я начала её пинать, но она была заперта оттуда, со стороны балкона.

Дрожащими руками нашла схватила сумку, вытряхнула оттуда мобильный, набрала номер Ваньки, на его «Алло» прокричала, точнее, прорыдала:

— Приезжай… скорее…

Я в изнеможении опустилась на пол, не зная, что делать. Наверное, надо позвонить в «Скорую»… Полиции… И вдруг под ладошкой что-то хрустнуло.

Это оказался смятый лист бумаги. Я развернула и сквозь застилающие глаза слезы прочла «Настя, прости. Я оказался еще слабее Ксюши. Я не хочу для своей дочери той жизни, что уготовила ей судьба. Надеюсь, она тоже не проснется. Прощай».

Илария! Я бросилась к кроватке. Так вот почему малышка не просыпалась! Возле кровати валялись пачки от снотворного. Я схватила девочку и прижалась к её груди. Сердце слабо, но билось. Я начала её тормошить, пытаясь вспомнить хоть что-то из учебника по ОБЖ.

Первой приехала «Скорая». Они промыли девочке желудок, поставили капельницу и увезли в больницу, уверяя меня, что она выживет. Я осталась дожидаться полицию и Ваньку. Они приехали одновременно.

Балкон вскрыли, тело Тимура сняли с петли и упаковали в черный пластиковый мешок. Я не выдержала зрелища и вновь разрыдалась. Ну зачем он так?! Ванька со вздохом обнимал мои дрожащие от рыданий плечи. Кажется, он сам не на шутку испугался.

Илария выжила. Крепкому организму девочки почти не навредила большая доза снотворного. Через три дня я забрала её из больницы.

В тот же день я хоронила своего самого лучшего друга. Людей на похоронах было немного. Пришла даже Ксюша. Она молча положила на гроб две белых розы, перекрестилась и подошла ко мне, положила свою руку мне на плечо:

— Прости меня.

— Не у меня тебе нужно просить прощения, — опустила голову я, — А у неё.

Ванька с Иларией на руках прощались с Тимой. Малышка смотрела на закрытый ящик хмуро и строго, будто что-то понимала.

— Забери девочку, у тебя ей будет лучше всего.

Я посмотрела на бывшую подругу и кивнула.

— Он просто не выдержал. Как и ты. Прощай, Ксю.

***

Ванька обнял меня и усадил на кресло. Я устало положила голову ему на плечо. Он прикоснулся губами к моему лбу.

— Настюша… Бедная ты моя девочка.

Я закрыла ставшие такими тяжелыми веки.

— Тим был сильным. Гораздо сильнее меня. Он всегда давал мне силы идти дальше. Почему он не смог?

— Потому что остался один.

— Он был не один. С ним была я.

— Настя… Ты бы все равно не заменила девочке мать, — Ваня убрал прядь волос с моего лба.

— Я бы постаралсь…

Мы помолчали. Потом Ваня нерешительно спросил:

— А что будет с Иларией?

— Отдадут в детский дом.

— Нельзя. — Иван внимательно посмотрел на меня, и я внезапно поняла, о чем он, и тихо кивнула в ответ.

Мы смогли. Я вырастила веселую, умную девочку, увлекающуюся химией и музыкой. Иларка закончила школу с золотой медалью, музыкальную школу по классу фортепиано, и поступила в ВУЗ на факультет естественных наук, где изучает физику и химию. Сейчас она учится на втором курсе, приезжает домой на каникулы, где её доводит братец-сорванец Ромка.

Я все-таки смогла, вопреки диагнозам врачей, родить ребенка. Правда, дело ограничилось одним, но все же мальчик родился здоровым, крепким и, кстати, тоже рыжим. Волосы цвета морковки вылезли у него, по словам Ваньки, от его (Ваниной) мамы. Так что у окружающих людей не было сомнения, что они с Иларией родные брат с сестрой. Вот правда наукой Ромка не любит заниматься, его больше прельщает спорт. Хоть и таскает он из школы чаще тройки, мы с мужем никогда его не ругаем. Ведь каждый должен заниматься тем, что он больше всего любит.