Получив не тот ответ, которого ждал, Смит покраснел от гнева.

– Вы требуете, чтобы расследование в Португалии было продолжено. Правительство отдало распоряжение прекратить его. Во-первых, мы никогда бы не санкционировали подобную операцию. Ваш отказ – это дерзость, и, если вы не измените своего отношения, я буду рекомендовать применить к вам самые суровые дисциплинарные меры.

Он произнес личное местоимение с подчеркнутой вежливостью.

– Шпион не принадлежит никому, мистер, – спокойно заметил я, – ему только платят жалованье. Я работаю на правительство, поскольку считаю, что это хорошо для страны, для ее граждан, но это не означает, что меня может использовать как раба эгоцентричный миллионер. Более того, – подчеркнул я, – не стоит говорить мне о «смертельной опасности», потому что в этих делах я окончил аспирантуру.

Смит мигнул и откинулся на своем стуле стиля Людовика XIV.

– Так, – выдавил он наконец. – Значит, так. Вы считаете, что обладаете таким же могуществом, как член кабинета министров?

Он переставил на столе предметы своего письменного прибора.

– Власть что яичница, – усмехнулся я, – как бы вы не делили ее, кому-то все равно достанется большая часть.

– Вы думаете, – Смит наклонился вперед, – раз у меня контрольный пакет акций в компаниях, которые заняты производством реактивных двигателей и атомного оружия, это лишает меня слова в деле управления моей страной? – Он протянул руку в предостерегающем жесте. – Нет, теперь моя очередь прочитать вам лекцию. Вы – шпион. Я не берусь опровергать мотивы, по которым вы стали им, но вы считаете себя вправе опровергать мотивы, которыми руководствуюсь я как промышленник. Вы утверждаете, что работаете на правительство. Но что такое правительство, о котором вы говорите? Вы что, считаете, если какая-то политическая партия в результате выборов приходит к власти и начинает управлять страной, все разведывательные службы распускаются и создаются новые? Нет, вы так не думаете. Вы полагаете, что работаете для страны, для ее процветания, для ее мощи, ее влияния, для повышения ее уровня жизни, для ее системы здравоохранения, для высокой занятости рабочей силы. Вы работаете, чтобы поддержать все это и улучшить, точно так же, как это делает производитель автомобилей – промышленник. Если, например, я могу продать лишние пятнадцать тысяч автомобилей в будущем году, мой долг сделать это.

Вы можете сказать, что мой долг улучшить благосостояние каждого англичанина. Вот почему и ваш долг поступать в этих делах так, как скажу я. Приказы поступают к вам по законным каналам, и все, кто стоит над вами, понимают это. Если для того, чтобы я мог продать мои пятнадцать тысяч автомобилей, мне потребуется ваша помощь, вы окажете ее мне...

Он помолчал минуту прежде, чем добавить:

– Окажете, не задавая вопросов. Ваша работа – продолжение моей! Ваша работа в том, чтобы обеспечить успех мой любой ценой. С помощью взяток, воровства и даже убийства. Люди, подобные вам, находятся в темном, подсознательном углу мозга нации. Вы делаете свое дело, которое быстро забывается. То, о чем говорил я, это реалии нашего мира. Ни одному историку не предъявляют счет за злодеяния, совершенные в мире. Ни один автор медицинской энциклопедии не несет ответственности за болезни, которые он описывает. И так же с вами. Вы – нуль. Вы не более чем чернила, которыми пишется история.

– Я кочегар на государственном корабле? – спросил я смиренно.

Смит холодно улыбнулся.

– Вы стоите меньше реального иностранного контракта, а здесь сидите и разглагольствуете об этике, как будто вас наняли принимать этические решения. Вы в этой системе – ничто. Вы завершите ваше задание, как вам приказано. Не больше и не меньше. Вам соответственно заплатят. Обсуждать тут нечего.

Он снова откинулся на спинку стула. Стул скрипнул под его тяжестью. Его костлявая рука нащупала шелковый шнурок за занавеской.

Вместе с ключами и шестипенсовыми монетами для оплаты стоянки автомобиля я нащупал в кармане гладкую полированную поверхность. Мои пальцы сомкнулись на ней в тот момент, когда дворецкий открыл большие облицованные панелями двери.

– Проводите джентльмена, Лейкер, – приказал Смит.

Я не сделал никакого движения, кроме того, что поднял блестящий предмет – кусок серебристого металла – над его столом из красного дерева. Смит смотрел озадаченно и зачарованно. Металлический предмет ударился о поверхность стола.

– Что это означает? – спросил Смит.

– Это подарок от человека, у которого есть все, – ответил я, наблюдая за выражением его лица. – Это штемпель для изготовления золотых соверенов.

Углом глаза я наблюдал за дворецким, прислушивавшимся к каждому слову. Возможно, он составлял план своих мемуаров для воскресных газет.

Смит провел языком по пересохшим губам, как голодный питон.

– Подождите внизу, Лейкер, – сказал он, – я позвоню еще раз.

Дворецкий вышел, чтобы заняться своей записной книжкой. Смит заговорил снова:

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Сейчас объясню, – ответил я, закуривая еще одну «Голуаз», пока Смит суетливо перебирал предметы на своем столе. На этот раз он оставил погасшую спичку там, куда я ее бросил.

– Я знаю об оборудовании для добычи вольфрама, которое регулярно поставляет Индия. И должен заметить, что индусы довольно неквалифицированные люди. Они получили уже тонны этого оборудования, хотя на всем полуострове Индостан нет никакого вольфрама. Вряд ли их можно винить за то, что они стараются перепродать оборудование кому-то подальше на север.

Сигарета Смита неподвижно лежала в пепельнице и постепенно превращалась в пепел.

– В Чунцине есть люди, готовые приобрести этого оборудования столько, сколько Индия пришлет. Конечно, если компания во главе с членом британского парламента продавала бы стратегическое сырье красному Китаю, возник бы скандал, и Америка внесла бы ее в «черный список», но при такой неразберихе в Индии все обычно обходится благополучно.

Я помолчал. Часы тикали как механическое сердце.

– С точки зрения движения золота здесь нет никакого надувательства. Вы просто строите предположения, – пожал плечами Смит.

Я подумал о дневнике, который доверенное лицо Смита Батчер предоставил в мое распоряжение, и о том, как это упрощало мои дальнейшие предположения.

– Я просто предполагаю, – согласился я.

– Хорошо, – кивнул Смит, несколько сбавляя тон и переходя к делу.

– Сколько?

– Я пришел не шантажировать вас, – возразил я. – Мне необходимо продолжить мою работу кочегара, и чтобы никто не мешал, когда я вожусь у топки. Я не преследую вас и не заинтересован делать что-то помимо моей работы. Но хочу, чтобы вы запомнили: я несу ответственность за это расследование, не мой босс и никто другой в департаменте. Я буду нести ответственность за то, что произойдет с вами – плохое или хорошее. Теперь звоните и вызывайте Лейкера. Я ухожу прежде, чем меня стошнит на ваш роскошный казанский ковер.

Когда во вторник утром я приехал на Шарлотт-стрит, Элис сидела за пультом, попивая кофе и изучая выкройки для вязания. Увидев меня, она поманила пальцем, и я пошел за ней в кабинет, который недавно предоставил ей Доулиш. Он был до потолка забит директивными бумагами, официальными газетами, справочниками «Кто есть кто» и ящичками картотек с вырезками. Она села за маленький столик, который использовала в качестве письменного. Я помог ей убрать двухфунтовый пакет сахара, электрический чайник, два перевязанных шнурком и запечатанных пакета с секретными бумагами и банку из-под растворимого кофе с дыркой наверху, куда посетители конторы опускали деньги – свой взнос на покупку чая. Она перевернула страницу подшивки.

– Ты пил кофе? – спросила Элис.

– Да, – ответил я.

– "Алфоррека" продолжается, – сообщила Элис, – официально. Сверху пришло распоряжение.

– О, хорошо, – сказал я.