– Ваш друг – специалист про расследованию дел, связанных с наркотиками?

– Да.

– Мне кажется знакомым его лицо, лицо вашего друга.

Осси появился на пороге в гигантской, сохранившейся со времен войны партизанской куртке, панаме и штанах с отворотами в тридцать дюймов.

– Ну, тогда я оставлю вас ради встречи. – Маленькие глазки Бея сверлили то меня, то Осси.

– Аллах да будет с вами! – вежливо раскланялся я.

– Прощайте, молодой человек. – Бей выдавил улыбку из-под своих печальных усов.

«Лендровер» мягко покатил прочь вверх по узкой улице.

В этой стране чудес, как заметил Бей, дни просто летели, пока я занимался приготовлениями, наблюдал и рассчитывал.

На рынке мы ели жареные почки, обертывая их в мягкий хлеб и глотая дым, ходили в кафе пить сладкий чай и прятались в задних комнатах, чтобы выпить пива «Сторк», не оскорбляя чувства правоверных. Осси набрасывал план дома местного стиля, а я делился с ним своими скудными познаниями относительно простейшего радио.

На третий день я нанес визит господину Кнобелю.

Он был не таким веселым хулиганом, как Гэрри Кондит, или мрачным фанатиком, как Ферни Томас. Здесь мы имели дело с умом особого склада, когда невозможно предугадать, какой сюрприз тебя ожидает.

Кнобель (настоящее имя да Куньи) жил в старом городе на улице шириной в пять футов. В белой стене темнела вырубленная дверь. Внутри двора литые железные ворота бросали тени, рисуя картины на горячих плитах. Маленькая желтая птичка где-то высоко на дереве пела коротенькие песенки о том, как бы хорошо улететь из золотой клетки. «Золотая клетка, – подумал я. – Западня для узника, у которого все есть».

Да Кунья сидел на красивом старинном ковре и читал мадридскую газету «Гойя де Лунес». Другие ковры завешивали стены, а за ними сверкали сложными арабскими письменами яркие изразцы. Тут и там лежали кожаные подушки, и через темный дверной проем виднелось в конце коридора едва различимое зеленое патио; изящные листья, когда бриз играл ими под лучами горячего солнца, сверкали как серебряные мечи.

Да Кунья сидел посреди комнаты. Он выглядел иначе – несколько полнее, что ли. Нет, он вовсе не поправился, просто стал другим.

Когда я встречался с ним раньше, он старался выглядеть как стройный аскетичный португальский аристократ. Теперь же перестал притворяться.

– "Расследование" – говорится в вашем письме. – Его голос был громким и уверенным. – Расследование чего?

– Дела о производстве наркотиков в Албуфейре, – спокойно уточнил я.

Он хрипло рассмеялся, продемонстрировав множество золотых зубов.

– Вот оно что! – Его глаза двигались за толстыми стеклами как пузырьки в шампанском.

– Я собираюсь привлечь вас к ответственности за это.

– Ты не посмеешь.

Наступила моя очередь рассмеяться.

– Это звучит как громкое последнее слово.

Он пожал плечами.

– Я знаю, что меня невозможно с этим связать.

Через плечо да Куньи я смотрел за окно в патио. Желтая птичка пела. Над краем плоской крыши появилась нога. Она медленно раскачивалась из стороны в сторону в поисках опоры.

– Я же помогал вам. Сказал ВНВ, чтобы они связались с вами. Дал вам штемпель для изготовления соверенов. Я же дал его вам!

– По совету Смита? – спросил я.

Да Кунья поежился.

– Этот дурак только все испортил. Он никогда не давал мне действовать самостоятельно, вечно вмешивался.

– Вы правы, – согласился я. – Не сочтете за дерзость, если я попрошу у вас чашку кофе?

Я просто очень люблю кофе.

Да Кунья немедленно распорядился подать кофе.

– У меня здесь очень могущественные друзья, – предупредил он.

– Вы имеет в виду Бея? – спросил я.

Мальчик-слуга внес большую медную чашу и украшенный орнаментом кувшин. Он поставил чашу у моих ног и стал поливать воду мне на руки – мусульманский обычай омовения перед трапезой. Чтобы слуга не обернулся слишком быстро к да Кунье, я медленно и тщательно вымыл руки. Фигура, которую я видел на крыше, теперь повисла на карнизе, держась за него обеими руками.

– Бей приходил ко мне несколько дней тому назад. – Я старался не глядеть в окно. Ноги приблизились на несколько дюймов. – Но я сообщил ему, что работаю по поручению Всемирной организации здравоохранения. Очень немногие правительства будут препятствовать деятельности этой организации.

Ноги поискали и наконец нашли решетку окна.

– Да? – Да Кунья поднял на меня глаза.

Огромная, сохранившаяся со времени войны куртка трепыхалась на ветру.

– Да, – повторил я. Как они могли не увидеть Осси?

– Здоровье – это очень важно. – Да Кунья улыбнулся.

Я закончил мытье рук в тот момент, когда Осси исчез. Мальчик перешел с медной чашей к хозяину.

– Вы очень умный человек, – польстил я да Кунье, – и не могли не знать, что происходит в Албуфейре. – Да Кунья кивнул. – Что вы думаете о Гэрри Кондите и Фернандесе Томасе?

Да Кунья отцепил золотую цепочку очков от своего уха и извлек их из своих бесцветных волос.

– Гэрри Кондит. Это – каламбур. «Кондуит» означает на вашем языке слово «канал», не так ли? – Я кивнул. – Хитрый, несколько переоценивающий себя в физическом смысле. Природный шарм в несколько нагловатой естественной манере.

– Его бизнес?

– Занимался им весьма аккуратно, – сразу ответил да Кунья. Потом, помолчав, добавил: – Он подчинялся основным правилам, которые, как мне думается, приняты в мире наркобизнеса.

– Правда? – Я сделал вид, что удивлен. – А что это за правила?

– Страны ведут двуличную игру в отношении наркотиков, – сказал он. – Незначительные полицейские силы арестовывают покупателей наркотиков и тех, кто вывозит их из страны. Правила гласят: никогда не продавай в той стране, где купил, никогда не перерабатывай в той стране, где продаешь, и никогда не продавай в стране, гражданином которой ты являешься.

– А его личные качества?

– Он прокисший идеалист, – поморщился да Кунья. – Быть идеалистом, значит, родиться не в Америке. Люди, подобные Кондиту, проходят по жизни, действуя как преступники, но при этом внушают себе, что их преследуют за их идеалы.

– Ну, а Томас?

Да Кунья улыбнулся.

– У меня искушение сказать, что люди, подобные Томасу, проходят по жизни, поступая как идеалисты, но оказываются преследуемыми как преступники. Но это не совсем правда. Томас являлся одной из единиц силы нации. Все, чего он добивался, исходило от окружения, в котором он находился. Он не был ни хорошим, ни плохим. Все его неудачи происходили от того, что в споре он всегда прислушивался и к другой стороне. На мой взгляд, это не очень большой грех. – Я согласился с ним. – А теперь вам хочется знать, почему я не предпринял ничего, чтобы удержать этих двоих и приостановить их отвратительную торговлю. Из-за этого вы преследовали меня, вернее мое лабораторное оборудование. – Я кивнул. – Оно прибыло так быстро и привлекло по пути так мало внимания.

Есть старая испанская пословица: «Для отступающего врага сделай золотой мост!» – Я поклонился. – Мне пришлось пойти на риск, но... – он пожал плечами, – без оборудования я, так или иначе, не смог бы работать. Что вам, в конце концов, нужно – «Белый список»?

– Я, право, не могу сказать с уверенностью, – ответил я и, помолчав, добавил: – Вы как ученый знаете, что, начиная эксперимент с целью определить коэффициент расширения, вы кончаете тем, что пытаетесь править миром.

– Некоторые из нас предпочитают коэффициент расширения, – заметил да Кунья.

– Лондон всегда очень интересовался вашими работами в области таяния льда. – Глаза да Куньи расширились, но он промолчал. – Таяние льда... Вот. – Я развернул сообщение из Лондона. – Я послал им фотографию вашей лаборатории. В этом сообщении говорится... тра-та-та... а, вот: "Когда молекулярное строение воды образует правильные шаблоны, мы получаем лед, точно так же, как правильные кусочки из молекул льда могут, восстанавливаясь, превращаться снова в воду мгновенно, не проходя через лабораторный процесс таяния.