Он склонился и поцеловал Софи в шею, в быстро бьющуюся жилку, словно желая успокоить ее пульс. Затем, с нарастающей страстью, прихватил ее розовую кожу зубами, желая оставить на ней свой след.

- Софи, - прошептал он. - А ведь я тоже вас люблю.

- Тристан! Я знаю, вы не привыкли проигрывать и отказываться от своих целей, но на этот раз придется отказаться…

Он не дал ей договорить, закрыл ее рот поцелуем, запустил руки в ее волосы, лаская ее затылок с отчаянным стоном.

- Упрямая и жестокая девчонка…

Он целовал и целовал ее, желая растворить ее тоскливые мысли в нежности. Его руки распустили  застежки на ее платье, Тристан буквально вытряхнул ее из одежды и припал поцелуем к обнаженной груди.

- Если ты так жестока ко мне, я заберу твое сердце!

Он целовал ее подрагивающий живот, а она млела, откинув логову, блаженно прикрыв глаза и запустив свои пальцы в его белоснежные волосы.

Тристану отчего-то припомнился первый раз, когда он любил свою рыжую Изольду. В свете камина, окутанные теплом, прижавшиеся к нагретой  стене, они двигались неспешно, как единое целое.

Вот и сейчас он ощутил вес Софи в своих руках, ее ноги, обнимающие его, и горячее лоно под своей ладонью. Он прижал ее к стене, испытывая острое ощущение, что прошлое повторяется, что в руках его снова любимая женщина, которая непременно его покинет, оставив в душе болезненный шрам и горький осадок.

Ангелы не принадлежат никому. Они могут побыть рядом краткий миг, но навсегда - это слишком долго. Найдется ли та, что сможет разделить путь Тристана с ним?..

- Еще раз, Тристан, - простонала Софи, исцеловывая все лицо инквизитора, цепляясь за его плечи. - Любите меня в последний раз!

- Я всегда тебя буду любить, Софи. Ты отыскала свое место в моем сердце. Отыскала.

Он взял ее осторожно, словно в первый раз. Проник в ее горячее, жаждущее тело, вжался в раскрытые бедра,  вызвав вздох наслаждения у девушки.

- Тристан… как милостива к нам судьба! Какие прекрасные моменты счастья она нам дарит!

Он не ответил, склонив голову, спрятав лицо. Поддерживая ее под бедра, удерживая девушку на весу, он двигался мягко и плавно, проникая в лоно Софи медленно, но глубоко, лаская ее всем своим телом.

Он упивался ее запахом, ее желанием, ее нежными стонами в последний раз. Целовал ее грудь, прижимаясь лицом к горячей коже, слушая ее голос, ощущая на языке вкус ее сосков. Мерно двигаясь меж ее ногами,  он добавлял страсти в бушующее пламя страсти, и оба хотели взять от этого часа все - наслаждение, нежности и любви по максимуму, - потому что понимание, что это в последний раз, подстегивало их.

И от этого оба они вспыхивали жаждой еще ярче, и магия их, переплетаясь, творила самое совершенное в мире волшебство, наслаждение, после которого и умереть не жаль…

***

- Ну, все, - тихо произнесла Софи, застегивая последнюю пуговку на своем платье и расправляя юбку. - Я готова, господин инквизитор. Можно позвать вашу дочь, и…

Тристан лишь кивнул; после того, как он позволил себе признание, после нежных прикосновений, страсти, после прощальной ласки он молча привел себя в порядок, застегнулся на все пуговицы, словно отгораживаясь от Софи - и от всего мира, - невидимой стеной из напускного спокойствия и холодности.

- Да, - ответил он бесцветным, равнодушным голосом. - Пора.

Он вышел, оставив Софи, но  очень скоро вернулся, ведя за собой Китти и Густава.

- Встань там, - мягко сказал он Густаву, указывая ему на место чуть дальше от Софи, чем выбрал для себя. - И держи наготове меч.  Может произойти всякое.

Густав сжал рукоять черного меча и шумно сглотнул. Он смотрел во все глаза на Софи и не верил тому, что ему сказали. Его добрая, скромная, милая хозяйка - монстр!? И ему, вероятно, придется ее?..

- Таковы минусы нашей профессии, - сказал Тристан, заметив, что Густав колеблется. - Иногда убивать грешников так же больно, как причинять боль самому себе.

У Китти глаза были на мокром месте, но она не сказала отцу ни слова, ни единым жестом не показала, что сомневается в его решении.

-  Мадам Софи, - сказала маленькая Швея, шмыгая носом и вытирая кружевным платочком глаза перед тем, как надеть свои огромные очки, - знайте, что вы мне нравились.

Софи ответила слабой, вымученной улыбкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Присаживайтесь в кресло, мадам Софи, - тихо сказала Китти. - Лепестков много… Дело это небыстрое.

- А я хотела бы, чтобы это все скорее окончилось, - произнесла Софи.

От страха ее колотило, но она послушно уселась в кресло и положила руки на подлокотники.

Китти взяла в руки склянку, поднесла ее к глазам.

- Странно, - произнесла она после некоторого молчания. - Снова не все. Точнее, недостает одного лепестка. Наверное, самого первого, что был вырезан.  Место, где он должен быть, почти затянулось, заполнилось чем-то иным, другими воспоминаниями, переживаниями и другой жизнью. Вероятно, мадам Софи и без него все вспомнит?..

- Вероятно, - мягко подтвердил Тристан, чуть отступив и скрестив руки на животе. - Приступай.

Он обернулся к Софи, перепуганной и дрожащей. Его алые глаза словно потухли, посерели, и ничего не выражали.

- Софи Ламбер, - произнес он ровным голосом. - Вы подозреваетесь в черных делах, которые вы проворачивали предположительно при помощи черной магии.  Если это так, мы вынуждены будем расследовать все обстоятельства вашего грехопадения и предать вас справедливому суду. Чтобы облегчить свою участь, советую вам не сопротивляться и беспрекословно подчиняться всем нашим приказам.

- Я очень постараюсь это сделать, господин инквизитор. Но не обещаю.

Софи зажмурилась, скрывая свой страх, не в силах смотреть на потухшее лицо инквизитора, и Китти приступила к работе.

По одному она вылавливала лепестки из склянки и вышивала их на место. Под закрытыми веками Софи расцветали видения, цветные картинки из прошлого, воспоминания, яркие и прекрасные. И каждое из них заканчивалось одинаково - болью, унижением, кандалами, подземельем и пыткой, после которой Софи теряла частичку себя… забывая радости, достижения, победы и всю свою жизнь.

И с каждым лепестком души и памяти к Софи возвращалась ее магическая сила. Глядя в быстро меняющееся лицо женщины, Тристан уже не узнавал ее. Это была все та же Софи, все те же глаза, брови, губы, и одновременно не та. В чертах ее появлялось что-то новое, дерзкое и опасное. Глаза ее были закрыты, но она все чаще посмеивалась над какими-то своими воспоминаниями, и тоска, разделенная с Тристаном, стиралась из ее черт, уступая место бесшабашной веселости.

Конца процедуры Софи ждала с заметным нетерпением. Тристан даже подобрался к ней ближе, видя, как она нетерпеливо возится в кресле, спеша подняться и бежать.

Эта Софи, вне всякого сомнения, была способна на все - и причинить вред Китти, - подумал Тристан.

- Господин инквизитор, - подала голос ведьма. - Не нужно думать обо мне хуже, чем я есть на самом деле. Я никогда не воевала с детишками, и ваша дочь исключением не будет. Тем более после услуги, оказанной мне.

Софи распахнула насмешливые ярко-зеленые глаза. Колдовской огонек горел в них, делая похожими на болотные блуждающие огоньки.

- О, благодарю, милая Китти, - со смешком произнесла Софи,  глянув на отпрянувшую в испуге девочку. - Это так хорошо, - вернуться, наконец, из небытия…

И Софи рассмеялась, со вкусом потягиваясь в кресле, словно просыпаясь от долгого сна.

- Готовы ли вы ответить за свои грехи, Софи Ламбер? - спросил Тристан бесстрастно. Софи, прищурившись, глянула на него, сморщила нос, корча насмешливую рожицу.

- Неа, - весело ответила она. - Господин инквизитор, я передумала. Я не хочу быть покладистой девочкой - более того, я хочу защищаться!

Тристан и глазом не успел моргнуть, как Софи исчезла из кресла и оказалась прямо за его спиной.