- Я даже догадываюсь, какого, - заметил Тристан.

- Это очень полезные для моей профессии инструменты! - заметила Китти серьезно.

- Черная магия?! - удивленно спросила Софи. - Ваша дочь, инквизитор, учит и совершенствуется в черной магии?!

 Тристан развел руками:

- Очень дурная наследственность, - ответил он, ничуть не смущенный, однако.

- И вас не смущает, что она, вероятно, уже почитывает секреты и рецепты некромантов?!

Тристан неодобрительно глянул на Софи.

- Почитывать, - ответил он, - она может все, что угодно. Мое дело - следить, чтобы  она не обернула свои знания во вред людям. А некроманты… они и во дворце имеются. Никогда не знаешь, когда приспичит оживить кого-нибудь.

Меж тем Китти, небрежно отогнув ворот своего нарядного жакета, размотала длинную-длинную нить и вынула оттуда иглу, приколотую к бархатной подкладке.  Девчонка подступила к Софи и уставилась на нее через свой волшебный монокль, крепче сжимая волшебный инструмент в ловких пальцах. Глаз в нем казался огромным, зеленым и странно мудрым, словно на Софи не юная девушка смотрела, а умудренная опытом ведьма.

- О, ужас, - произнесла Китти чуть дрогнувшим голосом, немного осмотревшись. - Нет, в самом деле - ужас!

- Что там? - нетерпеливо спросил Тристан.

- Ее душа… она выглядит странно и страшно, - ответила Китти. - Словно решето… Какой кошмар, папа!  От нее отрезали куски не раз, и не два! Резали так мелко, будто вырезали лепестки для ромашки! О, магия пресвятая, как много раз это с вами проделывали! А ведь это очень опасно и очень больно! Бедная, бедная мадам Софи! За что с вами так?! Каким надо быть монстром, чтобы причинить так много боли и ужаса человеку?!

Китти всхлипнула, шмыгнула носом. То, что сделали с Софи, она видела первый раз, и это пугало ее до дрожи в руках. Но она унимала эту нервную дрожь, пальцы ее сильнее смыкались на игле и она,  поправив монокль и нахмурив брови, возвращалась к работе.

На переносице у нее от страха выступили крошечные капельки пота, но ее иголка мелькала в воздухе, поблескивая, и Софи время от времени ощущала легкие покалывания, словно инструмент  Китти проникал ей глубоко в грудь. От каждого такого укола тепло растекалось у нее под кожей, и Софи расправила сведенные плечи, будто отогревшись у огня.

- Я подошью тут и тут, - бормотала Китти. - Тут, как будто бы, просто неаккуратно рассекли, ничего не вынули. Да, сходится идеально… может, вы вспомните что-нибудь? Хотя бы мерзавца, который с вами это сотворил? Папа, ты просто обязан оторвать ему руки!

Иголка Китти сверкнула особенно ярко и Софи показалось, что ее несильно кольнуло, но опасно, прямо в сердце, и странные воспоминания нахлынули внезапно и неумолимо.

Она увидела себя, бегущей прочь от какого-то крохотного домика в лесу, больше похожего на заросшую мхом кочку, и человека в красной маске, преследующего ее.

Позади нее был темный ночной лес, впереди - топь, и злодей в красной маске гнал ее прямо туда, на погибель. Он рассчитывал, что Софи испугается, свернет, остановится, но она упрямо бежала вперед, перепрыгивая с одной травяной кочки на другую.

Софи знала, что злодей ее настигнет. Знала она и то, что он вырвет эти воспоминания, защищая свое логово от вторжения тех, кто захочет вступиться за Софи или отомстить за нее. Готова была к страданиям - тогда она еще помнила, что с ней это происходило неоднократно, и знала, что ведет какую-то странную войну с этим, в красной маске.

Но в ее руках был крохотный серебряный утконос, казалось бы, обычное украшение, и этого было достаточно, чтобы спастись и порушить все планы негодяю…

- Тристан, - выдохнула Софи, распахнув перепуганные глаза и облизнув пересохшие губы. - А ведь я сама спрятала мастерскую отца. Я ее закрыла в ту ночь. И этот, в красной маске, не смог ее найти. Или смог - но не смог войти. Но проблема в том, что я сама теперь не помню, где она.

Тристан не ответил; он смотрел на Софи исподлобья, а на груди его, вжавшись в него всем телом и вздрагивая от рыданий, лежала Китти, вцепившись руками в его одежду.  Он, поглаживая вздрагивающую спину дочери, чуть склонился над ней и произнес тихо:

- Теперь ты понимаешь, Китти, котенок мой рыженький, почему мы с Генрихом не берем тебя в свои взрослые игры? Магия и то, что она порой творит с людьми, бывает очень страшным. Мы не считаем тебя бесполезной - мы щадим тебя.

Китти подняла залитую слезами мордашку и вцепилась в отца еще крепче.

- Но вы все же сражаетесь со злом! - вскликнула она, отчаянно шмыгая носом. - И я тоже буду! Я хочу быть такой же, как ты! Я научусь не бояться!

Ее губы снова задрожали, она разревелась пуще прежнего.

- Ах, бедная, бедная мадам Софи! - горько повторяла она. - Генрих милосерднее к преступникам и негодяям! Кто же так ее покалечил?!

- Мы это скоро узнаем, - пообещал Тристан.

Ночь Софи провела в  спальне бывшего мужа.

Ей было непривычно лежать на огромной, высокой, пышной, как стог сена, кровати, она прислушивалась к каждому шороху и шуму, настороженная. Но это лишь потрескивали прогорающие угольки, да где-то пел свою уютную песню сверчок. И она впервые да долгое время уснула глубоко и спокойно, не переживая за несделанные дела.

Когда проснулась, Густав, раздувающийся от важности, принес ей завтрак в постель, как прежде приносил Ричарду, и свежее платье, вычищенное, проветренное и отглаженное,  и туфли.  Оно было совсем ненарядным, нет. Но простое и скромное, оно показалось Софи прекраснее всего, что она надевала за свою жизнь.

- Я осмелился еще вчера, - осторожно сказал Густав, теребя в руках полотенце, - объявить, что нам бы сюда неплохо двух служанок… и сегодня с утра двое таки и пришли. Расторопные девушки, Софи! Очень чистоплотные и вежливые! Их услуги даже мисс Китти понравились, а она-то точно знает толк в прислуге! Они ей даже кудряшки накрутили, и ленты погладили - загляденье!

- А господин инквизитор где? - поинтересовалась Софи.

- Вышел рано-рано с утра по делам, - ответил Густав. - Поднялся раньше меня, сказал, что ему нужно на почту, телеграфировать королю, что его воспитанница цела, невредима, и с ним. Ну, и еще что-то. Я не особо понял, но это как-то с вами связано.

Тристана Софи не видела со вчерашнего вечера. Он не попытался проводить ее до спальни и остаться с ней на ночь тоже не рискнул. И это было очень, очень жаль, сама себе призналась Софи. Она подспудно ждала от него взгляда, какого-то тайного знака, но их не последовало.

И сама она не посмела и вида подать, что тянется к Тристану всем своим существом.

А судя по тому, что проныра-Густав уже в курсе утреннего туалета Китти, в гостинице Тристана все еще не было. Это немного беспокоило Софи, которая в его присутствии чувствовала себя увереннее, защищённой, и печалило ее. Отчего-то со страхом и тоской она думала о том моменте, когда Тристан переловит всех негодяев и вернется обратно в столицу. И Софи больше никогда, никогда не увидит его…

«Влюбилась? - думала она, попивая утренний свежесваренный кофе. - Вот дура! Это так глупо, это так опрометчиво! Нельзя, нельзя в него влюбляться! Теперь тут его дочь, вечное напоминание о его жене… ему уж точно не до меня. И вешаться ему на шею - это недостойно! А то можно подумать, что веселая вдова, только что потерявшая мужа, тотчас кинется во все тяжкие, очаровывая мужчин и предлагая им себя… нет, нет! Не бывать этому! И тревожить Тристана своими чувствами я не буду. Да и его интерес ко мне… если тот вдруг проснется… надо бы окоротить. Это же Тристан Пилигрим. Он выбирает себе женщин тщательно и странно. Все прочие для него - лишь для наслаждения. А я не хочу, не хочу быть одной из безотказных его девиц! Я выше этого. То, что случилось между нами - это был всего лишь порыв. Но я не из тех, кто ждет лишь щелчка его пальцев, чтобы шлепнуться на спину и растопырить ноги!»

И Софи решила твердо придерживаться нейтралитета в отношениях с Тристаном.