- Ну, хорошо, он виноват, - горячо воскликнула Софи. - Он преступник! Но вы-то! Вы ведете себя как самый жестокий головорез!

- Головорез?!

Одним прыжком инквизитор оказался рядом с Софи и та вскрикнула, стиснутая его жесткими руками.

- Ну, чем от меня пахнет, - шептал он, тиская женское податливое тело, упиваясь его запахом, зарываясь лицом в волосы Софи. - Чем пахнет от инквизитора, я спрашиваю?

Он ловко просунул ладони меж ее бедер, подкинул ее в воздух, вжался в ее тело, и вот Софи уже перед ним, с раздвинутыми ногами, обнимающими его жесткое сильное тело.

- Женщина, - выдохнул он, прижимаясь лицом к ее часто вздымающейся груди, стискивая жесткие пальцы на ее ягодицах. Софи забилась, застонав то страха, чувствуя его прикосновения на тех местах, какие и мужу-то она позволяла трогать после некоторого сопротивления. - Нежная, сладкая женщина…Так чем пахнет от инквизитора? Кровью? Смертью? Болью? А она принимала меня любого. И за это я готов отрубить еще не одну голову!

Он лихорадочно раскидывал юбки, добираясь до живого, теплого тела Софи, ногтями проводя на ее бедрах чувствительные полосы, и она не выдержала. С криком она притянула к себе Тристана, обхватив его за шею, впилась в его губы поцелуем, жаждая получить ту изощренную ласку и блаженство, что видела в своем видении.

На краткое мгновение Тристан замер, но ласка была слишком горяча и желанна, слишком соблазнительна, и после мига колебания он ответил на ее сумасшедший обжигающий поцелуй, полный безумия.

Его руки ласкали ее бедра, ее раскрытое перед ним лоно, пальцы безжалостно погружались в обе ее дырочки, и Софи кричала, ощущая себя всецело принадлежащей инквизитору. Он мог брать и терзать ее так, как ему вздумалось бы, и каждое его проникновение она приняла бы как величайшее наслаждение.

- Нет, - вдруг произнес он, отстраняясь от женщины. Его ладонь лежала на груди Софи, которую ласкала и тискала до того, но Тристан остывал после первого всплеска страсти, дрожа и приходя в себя. - Нет, это неправильно. Мы не будем делать этого.

Он отпустил ее бедра, словно с сожалением. Его мокрые пальцы пахли ее соком желания, женщина хотела его, в том он мог поклясться, но это была не та женщина, о которой он грезил.

Софи, тяжело дыша, наскоро привела в порядок одежду, отряхнула и оправила юбки. Щеки ее пылали; отчего-то она почувствовала себя обманутой.

«Она принимала меня любым», - сказал инквизитор.

Дыша страстью, живя ею, он ранил сердце Софи своим огнем, и она позволила себе быть откровенной, позволила себе неудержимый порыв. Она потянулась к Тристану всей своей душой, тоже приняла его таким, каков он был в ту минуту - фанатичным, жестоким, безумным и страшным от запаха крови. Она пожелала его, впервые в жизни пожелала мужчину до головокружения, до грешного безумия. Но он не понял этого - или, что еще хуже, понял, но не принял порыва ее души.

Не принял…

Не та женщина, что волновала его воображение!

И это после трех лет вдовства!

…Интересно, были ли женщины у инквизитора? Или он все еще хранит верность той, ушедшей, никак не смирившись с ее смертью и отрицая ее?

- Почему? - с вызовом в голосе произнесла Софи, стягивая на груди порванную блузу.

Инквизитор кинул на нее взгляд алых горящих глаз искоса, и она его выдержала, не отвела своего взгляда.

- Вы желали бы продолжения? - насмешливо произнес он. - Так извольте, я готов. Если вам холодно и одиноко этой ночью, я всегда готов утешить и согреть любую хорошенькую женщину. Насчет этого я не хотел бы, чтобы у вас оставались сомнения. Я не пуританин и не ханжа. Никогда не отличался… гхм… сдержанностью. И потереться животом о чужой мягкий животик было бы весьма неплохо.

- О, благодарю, не стоит напрягаться! - раздраженно ответила Софи. - Добывайте огонь трением где-нибудь в другом месте! Я подумала, вам это действительно нужно, и не банальный грех, а…

- А что?

- Не важно. Но ваших одолжений мне не нужно!

- Вот поэтому и нет, - произнес инквизитор особым стервозным голосом.- Вы же все понимаете сами. Вы… хорошая девочка. Хорошие девочки всегда все портят своей излишней серьезностью. Они сразу хотят отношений, любви и замуж. Вы замужем - значит, третий пункт отпадает сразу. Но и любви я вам дать не могу. Ангелы, - инквизитор помедлил, словно припоминая что-то, - даже падшие, даже карающие - они не должны принадлежать никому. Такие отношения приносят только боль и смерть.

- О, не надо этих пафосных речей! - со смехом воскликнула Софи. - Я всего лишь… словом, не важно. Но вы навыдумывали себе много того, о чем я даже не помышляла! Ничего себе, самомнение! Вы не праздничный сладкий пирог, чтобы каждая хотела от вас откусить!

- Мне все больше и больше нравится ваша фантазия! В какое место вы желали бы укусить?

Глаза инквизитора  вспыхнули насмешливым огоньком, и Софи покраснела, припоминая его, обнаженного, белого, как взбитые сливки в дорогом пирожном.

- Ни в какое! - выкрикнула она сердито. - Что за сальные пошлости!

- Но вы хотели пригласить меня в свою постель, - с нарастающим интересом продолжил он. - Неужто не страшно?

Он улыбнулся хищно, ноздри его дрогнули, как у хищного животного, учуявшего жертву.

- Вдруг я безжалостен в постели и люблю причинять боль, - прошептал он, наступая на женщину, окутывая ее своей тяжелой,  напряженной аурой. - Вдруг я люблю сечь розгами своих любовниц и насиловать их?..

- О, не надо лжи! - воскликнула раздраженно Софи. - Я знаю, каков вы в постели - вы нежный, внимательный и ласковый любовник! Но чтобы ваш грозный имидж не пострадал, я никому об этом не скажу!  Рычите себе на людей дальше и запугивайте их грозными взглядами, я никому не скажу, что вы любите нежно целоваться!

С громовым звоном и грохотом упал таз, ссорящиеся обернулись и увидели Густава, вытаращившего глаза и раскрывшего рот, от удивления упустившего вышеупомянутый таз с водой.

- Что уставился! - рыкнула Софи.

- Вы, - пробормотал Густав, указывая трясущимся пальцем то на Софи, то на Тристана. - Вы… вы…

- Мадам посетило интересное видение, касающееся моей личной жизни, - вежливо пояснил инквизитор. - Не более того. Я мадам и пальцем не тронул.

- Вообще-то, тронул, - осторожно напомнил Густав, явно страшась нарваться на гнев инквизитора. Но тот внезапно рассмеялся, прищурил алые глаза и осмотрел долговязого мальчишку.

- А у тебя храброе сердце, - заметил он.

Густав невпопад поклонился, нескладно прижимая руки к груди.

- Как скажете, ваша милость.

Тристан снова глянул на пылающую гневом Софи и с преувеличенной вежливостью произнес:

- Могу я получить завтрак?

- Разумеется! - едко ответила она. - Что предпочитаете с утра? Выдавленные глаза грешников? Отрезанные уши некромантов?

- Будете так шутить - закажу, - пригрозил Тристан спокойно. - И попробуйте не выполнить.

- Густав, что стоишь столбом! - выкрикнула Софи. Ей просто необходимо было прикрикнуть на кого-то, чтобы вернуть себе хоть каплю уверенности. - Собери тут воду! Скоро посетители придут, постояльцы к завтраку спустятся!

- Конечно, - поддакнул ей Густав. Но у самого так и бегали хитрющие глаза и оттопыренные уши  горели от предвкушения чего-то опасного и интересного.

Едва шаг рассерженной Софи смолкли на лестнице, как инквизитор, по-свойски обняв парнишку за плечи, очень проникновенно и даже просяще произнес:

- А скажи-ка мне, храбрый юноша, что там ты упоминал про оборотней? Все части головоломки у меня сходятся, вот только оборотни никак не вписываются в общую картину. Ты ведь оборотень, мой друг?

Эти сказанные добрым слова подействовали на мальчишку словно удар тяжелым молотом по голове. Тощие колени его под короткими штанишками подкосились, длинное лицо  вытянулось еще больше, вся кровь отлила от щек и Густав стал бледным, как полотно.