– Я знаю, – тихо сказал Леви, – Я думаю, что это чудо, что Флойд не сделал этого раньше. Он может быть таким раздражительным.

Я поставила паузу.

– Ты назвал его раздражительным?

– О, да. – Он недоверчиво взглянул на меня, – Все, что делает Флойд –жалуется на Багги и на все общество в целом. Он всегда вставляет маленькие комментарии о том, как он не понимает некоторых вещей. Конечно, это забавно, но то, что он так поступил, неудивительно.

– Ты должен признать, что он дает указания большую часть времени.

Леви начал смеяться.

– О, Боже. Точно! Как я мог заметить только сейчас?

– Заметить что?

Он указал на меня.

– Ты – Флойд!

– Я – что? – Я открыла рот. Я не могла поверить, что Леви сравнивал меня с раздражительным старым британцем.

– Ты всегда делаешь эти наблюдения, типа: «Как Кит может себя круче всех только потому, что он может бороться с парнями».

– Это обоснованное наблюдение, – защищалась я.

– И «почему люди говорят lol, не предполагая смех? Наше общество становится ленивым?»

– Как это не сводит тебя с ума?

Теперь Леви действительно смеялся.

– Это объясняет, почему ты так сильно любишь это шоу.

– И это делает тебя Багги? – ответила я.

– Ну, он – веселый.

– Он, к тому же, неуклюжий идиот, так что я думаю…

Я села назад.

– Хорошо, хорошо, – Леви отодвинулся подальше от меня, – Давай вернемся к шоу. Не хочу получить удар по связке от старика.

Я его стукнула.

– Оу, – Он потер плечо.

– Черт, если бы я только могла помочь, – Я глупо ему улыбнулась перед тем, как продолжить смотреть шоу.

Мы смотрели, как Багги и Флойд обходились друг без друга. Все случилось около их дома. Багги попал под дождь, играла грустная музыка, он бесцельно бродил. Я начала чувствовать, как слезы обжигают мои глаза. Я не могла поверить, что эпизод Багги и Флойда мог заставить меня плакать.

Флойд появился из–за угла с большим золотым зонтом. Он остановился, увидев своего бывшего лучшего друга. Он медленно пошел к нему.

Леви сжал мою руку.

Флойд накрыл Багги своим зонтиком.

– Это – Лондон, – сказал Флойд, – Ты же знаешь, что зонтик тут нужен круглый год.

Багги застенчиво улыбался ему.

– Ты прав. Черт меня подери, если… – он остановился.

Неужели это было концом дурачеств Багги? Леви и я обменялись взглядами.

Багги продолжил:

– Нет, то чего я сейчас хочу, это не защита от дождя. Мне нужен мой лучший друг.

Флойд обнял Багги.

– Черт меня подери, если б я смог сказать лучше.

Они вернулись в свою квартиру, чтобы открыть рождественские подарки.

Было еще несколько более смешных эпизодов, но этот момент оставил меня в задумчивости, обдумывая разницу между тем, что нам нужно и нам хочется.

Мы с Леви посидели несколько минут в тишине.

– Хорошо, – наконец сказал Леви, – Это было неожиданно. Это было так проницательно.

– Да, – согласилась я, – Это было отлично.

– Это было… – Леви смотрел вдаль.

Я включила телевизор, чтобы смотреть за обратным отсчетом до Нового Года. Мы вели светскую беседу о разных певцах и актерах, мелькающих на экране. Начался обратный отсчет. Леви и я подняли стаканы с сидром и зазвенели ими, когда в Нью–Йорке пошел дождь из конфетти.

– С Новым Годом! – я наклонилась и обняла его.

– С Новым Годом! – его улыбка быстро исчезла. – Эй, Макеллан?

Что–то в его голосе насторожило меня.

– Да?

– Ты хочешь… в смысле… ты хочешь, что бы я пошел с тобой на Зимний бал?

Это было не то, чего я ожидала. Хотя я не знала, чего ожидать.

– Ты знаешь, что я думаю о школьных танцах.

Он улыбнулся.

– Конечно, Флойд.

Я впилась в него взглядом.

– Мне не нужно туда идти.

– Хорошо, но ты хочешь?

Я кивнула.

– Конечно, но я не хочу идти просто так. Если я найду кого–нибудь, с кем захочу пойти, то пойду. Если нет, то утром солнце все равно взойдет.

– Но я обещал тебе, – напомнил он.

Обещание. То, которое мы дали друг другу перед началом средней школы: не позволять одному из нас в одиночестве ходить на танцы. Это длилось только в первом полугодии, потом я начала встречаться с Яном, а Леви начал видеться с Кэрри. Потом мы не разговаривали. А теперь он со Стейси.

– Все хорошо, – сказала я. Так и было. Повеселюсь ли я с Леви на танцах? Конечно. Но это будет несправедливо по отношению к Стейси.

– Макеллан? – Леви наклонился ко мне, – Чего ты хочешь?

Это выглядело как простой вопрос, но это было не так. С нашей историей это было подобно динамитной шашке. Одно неловкое движение и «Бум!» – наша дружба разваливается на кусочки.

Стоит ли нам говорить об этом, когда он так уязвим, а я…? Я не знаю, что со мной, кроме того, что я запуталась.

– Я знаю, чего я хочу, – Я встала. Леви смотрел на меня с надеждой.

– Пирог, я хочу немного пирога.

Я пошла наверх. Я изучала свое лицо в кухонном окне. Мы делали это. Мы загорались. Не было никаких других вариантов, кроме игры с огнем.

Знаешь, почему я не поцеловал тебя в полночь?

Потому что ты ценишь свою жизнь?

Да. И я не знал, что ты сделаешь. Вдруг убежишь в Арктику.

Ты никогда мне этого не забудешь?

Дай–ка подумать… никогда.

Представляю.

Хорошо, что у меня есть хоть что–то на тебя.

Верно.

А у тебя есть так много на меня.

Из–за твоих поступков, а не моих.

Конечно, Флойд.

Ох, ты заплатишь за это.

Не сомневаюсь.

Странно, но начинать новый год с операции на колено, не было плохим знаком, как я думал сначала.

Я собирался пропустить первую неделю в школе, так что особо не жаловался.

Конечно, мне было очень плохо после травмы, я испытывал адскую боль. Я прошел свои пять стадий горя: я был безумен, потом расстроен, был злым, от чего в итоге перешел к депрессии.

Но потом приехала Макеллан и, как она часто делала, не дала мне погрязнуть в этом. Если я жаловался, то она не позволяла мне вставать, пока я не возьму себя в руки или смеялась. Она отвозила меня в школу и забирала. Помогала мне с моими книгами, готовила для меня, делала все, что мне было нужно, и она ни разу не жаловалась. Пока, конечно, жаловался я. Причем очень часто.

В ее помощи было что–то, что успокаивало меня. Мне не нравилось, когда мама беспокоилась обо мне. Я не хотел, что бы папа думал, что я неженка, хотя он понимал серьезность моей травмы больше, чем кто–либо. И я ненавидел думать, что парни чувствовали, что они должны заботиться обо мне.

О, да, и Стейси. Мне нравилось, когда она была рядом, но с Макеллан все было по–другому.

На секунду, в канун Нового Года, я подумал, что она скажет мне, что хочет меня, что она хочет поцеловать меня. Ее пауза длилась всего пару секунд, но за этот краткий миг мои надежды взлетели до смешного высоко.

Она была одной из последних, кого я видел перед операцией, и одной из первых, кого я увидел, когда проснулся. Она прогуляла школу, чтобы побыть со мной и моими родителями. Она приносила мне домашнюю работу всю неделю и делала веселые пародии на моих друзей.

Она даже пошла со мной на физиотерапию. Чему я был очень благодарен, потому что физиотерапия – отстой. Это было больно. Это расстраивало больше, чем что–либо. Я должен был повторно научиться использовать свое колено. Что–то такое простое как сгибание было болезненным и трудным. Если бы мама пошла со мной, то она очень волновалась бы о том, что мне больно.

Но Макеллан стояла там и помогала мне, когда было нужно. Она делала свою домашнюю работу, пока мой терапевт работал со мной. И она давала мне сил, чтобы не сдаться, не закатить истерику или не закричать. Что мне хотелось сделать ежедневно.

После особенно болезненного сеанса Макеллан сидела рядом со мной, пока мою ногу охлаждали и распаривали.