— Вообще-то, я училась в маггловской школе, впрочем, как и все грязнокровки, — вызывающе воскликнула Гермиона.

— Ты сразу видела два мира? — спросил он, ей показалось, с интересом.

— Да, и плюсы, и минусы каждого. Обычно над этим всегда потешались за столом Слизерина, — поджала губы Гермиона.

— Как хорошо, что слизеринцев здесь нет, — почти дружелюбно он улыбался, хотелось бы такой улыбке верить, но Герми слишком хорошо понимала, что все это просто мимикрия. — Впрочем, Волшебнику сложно сразу понять прелесть магглов, — он усмехнулся, и она кожей почувствовала его липкий взгляд, но сделала вид, что не заметила.

— И ты понял?

— Думаю, что да, — голос егеря звучал задумчиво. — Когда начал читать химию, потом про химические соединения, про рибонуклеиновые кислоты, которые привели меня к биологии, анатомии, геному человека, к появлению, черт побери, жизни на земле, — он рассмеялся, когда увидел ее ошалевший вид. — Они очень хорошо поработали. Не то что мы: превратите мышь в кубок.

Грейнджер не знала, что и сказать. Егерь вряд ли смог бы это все просто…наврать. Но и c «Краткой историей времени» под мышкой она не могла его представить.

— Знаешь, это более, чем странно слышать от человека, который… — она не успела закончить фразу, потому что он начал громко смеяться.

— Извини, — сказал егерь, закрывая ладонью рот, чтобы перестать ржать.

Она хотела было продолжить прерванную мысль, но вдруг спросила другое:

— И сколько ты прожил среди магглов?

— Почти три года в Амстере. Ну, и здесь я с ними активно торгую скотчем в нескольких соседних городах, это считается?

Гермиона равнодушно пожала плечами и пригубила напиток. Обычно огневиски ей не нравился, но конкретно этот обладал замечательным вкусом, очень необычным. Та самая будоражащая ваниль на языке.

— Они заходят совсем с другой стороны, нежели волшебники. И при их, изначально более усеченных, возможностях — это впечатляет, — оживленно продолжил егерь свой рассказ, — А еще им было совершенно наплевать, куда я деваюсь в полнолуния. Магглы не воспринимают оборотней всерьез.

— Зачем ты тогда вернулся, раз там было так неплохо? — Герми посмотрела на него так подозрительно, что Скабиор даже чуть растерялся, но достаточно искренне ответил:

— Да хрен его знает. Я, наверное, соскучился по дому. По дяде.

— Но он умер уже к тому моменту?

МакНейр кивнул.

— Я не писал ему, чтобы не подставлять. Только, когда сюда добрался и нашел…похоронил в лесу, — мужчина почесал шею нервным жестом.

— Вы так и не помирились?

Скабиор мотнул головой.

— Мне жаль, — Гермиона подняла свой бокал. — За Пия МакМануса.

— За Пия МакМануса, — егерь тоже поднял бокал. Они выпили, не чокаясь.

На дальнем краю озера появились клочки тумана. Они серебрились в ярком свете неполной луны, которая появилась на небе. Только маленький отсутствующий кусочек отделял оборотня от безумия.

— А сейчас как она влияет на тебя? — спросила Гермиона, кивнув на луну.

— Психую больше.

— А завтра?

— А завтра обрасту шерстью и побегаю. Потом день буду спать. Все эти истории про оборотней несколько приукрашены. Если, конечно, ты не Грейбек, — он скривил губы в какой-то странной усмешке, будто бы горькой. Они так и сидели на теплом валуне, не касаясь друг друга. Неспешная эта беседа вдруг, как Гермиона сейчас поняла, ей очень нравилась.

— Грейбек был другим?

— Думаю, что он был волком, который иногда превращался в человека. Так было бы правильнее сказать.

— Я однажды видела оборотня в полнолуние, — вдруг решила рассказать она, сама от себя не ожидая. Гермиона сделала глоток скотча. — Мы с мальчишками случайно попались Ремусу Люпину, — ведьма посмотрела на Скабиора, отслеживая его реакцию. Уголки его губ дернулись вверх. — Знаешь его?

— Как не знать, — выражение лица егеря было очень хитрым, будто он думал какую-то мысль очень его забавлявшую, озвучить которую он, правда, не собирался.

— Он обратился прямо на наших глазах. И это было жутко. Я думала, что он сожрет нас с Гарри. Мы еле унесли ноги, и если бы не Бродяга, то…наверное, и не унесли бы, — вспоминать подобное было непросто, девушка пригубила виски. — Хотя он всегда пил аконит, но тогда, тогда он не успел и был безумен! Там не было человека вообще! — взволновано воскликнула Герми.

— А его и не должно там быть, — иронично хмыкнул егерь. — С аконитом разум более менее доступен.

— А ты пьешь аконит? — он спокойно встретил ее пытливый взгляд.

— В Амстердаме пил каждое полнолуние, там сложно было спрятать следы огромного волка в городе. Я специально аппарировал подальше в дюны, на берег Северного моря и там встречал Луну. А последние годы здесь перестал принимать.

— Но почему? — удивлено уставилась на него Грейнджер. — Это же очень опасно!

— Здесь все защищено сахарницей, во-первых. А, во-вторых, волку надо быть волком, ему не надо волчьим маленьким мозгом решать человеческие проблемы, — Скабиор беззлобно рассмеялся.

— Аконит сохраняет сознание человека во время превращения же, разве так не лучше контролировать своё поведение?

— Контролировать лучше, — кивнул согласно МакНейр, — но это не совсем то, чем должно заниматься животное, понимаешь?

В целом, она конечно понимала.

— Мне казалось, что аконит — помогает оборотням жить нормально, адаптироваться в обществе. Лучше встретить в лесу разумное животное, чем машину для убийств, — она смотрела на него во все глаза, стараясь понять логику.

— Я тебе так скажу. Если ты будешь запирать волка внутри, то это ничем хорошим не закончится для твоего ментального состояния. Волка нельзя стыдиться, нельзя прятать и уж — тем более — отрицать. Его надо принять и жить. Иначе, будешь как Ремус Люпин.

— А что Люпин? — немного сварливо прозвучал ее голос. Люпин был ее другом, она не позволит этому очернять его память.

— Мы им пугали новичков в Стае, — иронично начал егерь, но увидев ее грозный взгляд, спохватился и продолжил примирительно, — Понимаешь, мне кажется, не было на свете более печального оборотня, чем он. Так тяготиться своей сущностью…Бр! — мужчина дернул плечами будто от холода, — это и для волшебника-то плохо, а для оборотня вообще непозволительно!

— Ну что ж, теперь вам больше некем пугать, — мрачно сказала она, смотря на него исподлобья.

— Да и некого! — в ответ весело оскалился Скабиор. — Ладно, Луна тебе дорогой, собрат!

Он поднял свой бокал, вопросительно глядя на нее. Гермиона присоединилась:

— И твоей жене Нимфадоре Тонкс, — еле сдержав слезы, сказала она. Сколько бы она отдала, чтобы сейчас услышать сердитый возглас «Не смей называть меня Нимфадорой!».

Не чокаясь, они оба выпили по глотку скотча из почти опустевших стаканов. Воспоминания об этой паре всегда вызывали в ней боль.

— Я смотрю, ты по своим не сильно скучаешь, — отвернувшись от егеря, спросила она, стараясь придать голосу больше язвительности.

— Мы провели вместе достаточно времени. Потом они умерли, а я пошел дальше. Ты боишься, что я вдруг буду мстить за них или что? — он ехидно засмеялся. Гермиона повернулась к нему удивленно.

— Ну, они же были твоими друзьями?

— Может, и были, — дернул уголком рта Скабиор. Он взял бутылку в руки и долил еще скотча в их бокалы. Гермиона вдруг поймала себя на мысли, что они так просто сидят и общаются, да что там — болтают обо всем — вместе с чертовым егерем. Что с ней не так? Меж тем ночь уже сгустилась настолько, что они сидели почти в полной темноте, только луна освещала их бледным, неверным светом.

— Не знаю, может, я сейчас тебя удивлю, но после всей этой заварушки с моей семьей, привязываться к кому-то, вот это вот всё, было бы глупо с моей стороны, разве нет? — он скривился, будто вместо скотча в его бокале плескался отвар из морщерогих кизляков.

— Стая не стала твоей второй семьей? — спокойно спросила она и вздрогнула, когда егерь засмеялся странным, совсем невеселым смехом.