Рука девушки лишь на миг замерла над документом, но опустившись, все-таки поставила размашистую подпись.

— Если есть сомнения, то в договоре это все прописано. По нему же ты лишаешься всего имущества, что тебе купил отец…

— Мне ничего не нужно, — перебивая его, буркнула себе под нос Полина.

— Мне это не интересно, — ответил он, — отец уже решил, что оставит тебе дом в Ирландии, за причиненные неудобства, что внес в твою жизнь. — Вадим замолчал.

Ему нравилось, всегда нравилось выступать посредником между людьми и наблюдать, как люди себя ведут в той или иной ситуации. Вот и сейчас он смотрел в лицо Полины и понимал, что девушка сидит не на стуле, а на пороховой бочке и сдерживается, и это ей дается с большим трудом. Эмоции прут через край, она поднимает глаза, и его захлестывает ненависть, что в них плескается. Она ненавидит его? За что? За то что, он не позволил посадить ее? За то, тот она — лишь жалкий прыщ на толстой коже этого жесткого мира и даже не успела пустить корни, что бы превратиться во что то стоящее? Ему стоило только в бумагах поставить не там запятую, и ее бы посадили за решетку, как и ее дружка, но он не мог так поступить, он всегда пытался помогать людям, даже если они этого и не заслужили. А она не заслужила. Разве виноват Борис в том, что ее отец оказался трусом и практически продал свою дочь за то, чтобы Годунов оставил его бизнес в покое? Нет. Отец только взял то, что ему предлагали. А ее мать, что встретилась с Вадимом после несчастного случая, спрашивала не о своей дочери, а о том, насколько пострадал отец, не слишком ли серьёзно. Предлагала всяческую помощь, и лишь когда парень отказался, сказав, что отец находится в частной закрытой клинике, только после этого она поинтересовалась здоровьем дочери. Тогда Вадим ей сообщил, в какой больнице она находится, и что срочно нужно ехать туда. Это ли семья? Вадим сомневался, как и сомневался в том, что двое братьев, что остались жить в этой прогнившей насквозь семейке, выйдут нормальными людьми. Но его это абсолютно не касается. У него своя жизнь, свое видение нормальности человеческих взаимоотношений, и они никак не перекликаются с теми, что ему доводилось видеть за всю свою жизнь.

— Мне ничего не нужно, — в который раз повторила девушка и, отложив ручку, поднялась. — И если можешь, передай Борису, что я очень ему благодарна за то, что он меня отпускает.

— Я ему передам, — сказал парень и, все же собрав нужный пакет документов, передал его девушке. — Не спеши отказываться. Отец обидится, если ты не примешь его подарок, — он помолчал. — В любом случае, это можно продать. А купить то, что хочешь. Не думаю, что вам нужно оставаться в этом городе, — он посмотрел ей в глаза. — Слишком тесно вам здесь будет, и кто знает, что взбредет в голову человеку, жена которого изменяла ему.

Полина встрепенулась, и в глазах проскользнул страх с пониманием, она взяла документы.

— Подумайте над этим хорошенько, — он отвернулся к окну, показывая всем своим видом, что разговор закончен.

Девушка вышла, оставив вместо себя запах разочарования в женщинах.

Телефон гулко завибрировал на столешнице. Вадим сделал шаг, и на дисплее высветилось ангельское лицо сестры Максима. Парень невольно улыбнулся. А сам, сам-то куда ступает, куда его тянет этот темный ангел.

Он нажимает зеленую трубку.

— Привет, — на распев произносит Алекс. — Соскучилась по тебе. Может, встретимся?

— Давай, — односложно произносит он.

— На нашем месте? — спрашивает девушка.

У них уже появилось наше место.

— Давай, через час тебя жду, — ответил парень.

— Уже выезжаю, — она отключила вызов.

Губы Вадима тронула ироничная ухмылка.

— Посмотрим, что из этого получится, — сказал он сам себе и, собрав документы, положил их в верхнюю ящик тумбочки. Развернулся и вышел из кабинета.

Глава 30

— Какой, нахрен, дом! — орал я в машине на Полину так, что девушка сжалась на пассажирском сидении. — Выбрось к херам это гребаный договор в мусорку, пусть этот старый мудак сам живет в своем уе@ышном подарке. Сука, — выдохнул напоследок.

Стою, смотрю в зеркало, и до сих пор мне стыдно за тот нервный срыв. Мы в тот вечер с Полиной серьезно поругались, потому что девушка настаивала на том, чтобы оставить дом, что я его не видел и как только увижу, влюблюсь в те места, что там осталась частичка ее души, и ей бы хотелось уехать туда со мной.

А я пытался донести до ее мозгов, что не могу жить в доме, который купил человек, чьи руки разрушили наше счастье и украли у нас шесть лет жизни. В тот вечер нам так и не удалось прийти к обоюдному согласию. Я не понимал, почему Полине так сложно отказаться от этого сраного дома, почему не хочет понять меня, ведь я же разложил ей все по полочкам, но она уперлась и не хотела соглашаться с моим решением, заладила лишь то, что я влюблюсь в это место, как и она. Я пообещал себе в тот вечер, что обязательно куплю своей девочке дом, но в «подарок» старого мудака моя нога никогда не ступит.

А теперь, две недели спустя, после долгих и жарких примирений я собираюсь в загс. Я в это до сих пор не могу поверить.

— Макс, ну что ты застыл, — недовольный голос Витька из-за моей спины выдергивает меня обратно в сейчас, из прошлого в настоящее. — Знаешь, мне кажется, не особо гармонично будет смотреться опоздание жениха на фоне приехавшей невесты, — с сарказмом произнес он.

— У нас еще достаточно времени, — я посмотрел на часы.

Твою мать, а времени было как раз недостаточно. Я засуетился, завязывая галстук и одергивая смокинг.

— Вот и я о том же, — проговорил парень.

Пять, даже не десять минут ушло на то, чтобы выйти из квартиры и добраться до белого Мерседеса, что пригнал мне в честь особого события — свадьбы шофер отца. Я запрыгнул на водительское сиденье, Витек расположился рядом.

— Красавец, — провел он рукой по приборной панели. В салоне пахло новенькой кожей и дороговизной.

— Вот и будешь катать нас сегодня на нем, пока не затошнит, — нашелся я с ответом, и друг отрикошетил мои слова ударом кулака в плечо.

— От такого не затошнит, — сказал он. — Куда после регистрации? На острова?

Я отрицательно покачал головой.

— Не-а, я тут хочу сделать сюрприз Полине, — прищурил глаза, представляя, какое выражение лица будет у моей принцессы. — Но сначала ресторан и свадебное празднование. Ты же знаешь, что Алекс с Полиной занимались организацией?

Парень кивнул в знак согласия.

— Сняли в пригороде дом, так что после регистрации все на пикник, — на языке все крутилось название стиля, в котором девчонки замутили свадьбу. — А, вспомнил! — гаркнул я так громко, что Витек вздрогнул, — Рустик.[1] — я засмеялся, сам с собой. — Ну, что так смотришь? Прикинь, когда они мне сидели вдалбливали, что Рустик — это не мужчина кавказкой национальности, а всего лишь стиль свадьбы, Эко, вот вообще хоть бы не знать ничего этого.

Мы посмеялись от души. Оставшийся путь никакие шутки не приходили в голову, вместо них всплывали в памяти лица родителей, когда я к ним пришел с заявлением о том, что мы с Полиной собираемся жениться. Мать тут же схватилась за сердце, выражение лица отца я даже не хочу вспоминать.

— Сын… — начал он тогда.

— Пап, мне плевать, — зло выдавил я. — Этот мудак…

— Не выражайся при матери, — одернул отец.

— Он дал Полине развод, и теперь нас уже ничто и никто, — сделал продолжительную паузу я, — не остановит.

Мать с отцом переглянулись.

— Значит, стрелял в тебя Борис? — спросил отец, но я промолчал. — Я сразу так понял. Когда мне позвонил Вадим Годунов, я догадался, что дело здесь нечистое, — отец начал заводиться, я это почувствовал по голосу.

— Пап, давай мы все это оставим в прошлом, не хочу поднимать все это дерьмо.

Отец снова глянул на меня.