— По крайней мере, — прошептала старуха, слегка поглаживая рукавицей пятнышки света на их плащах, — не одна умру.

Вдалеке она увидела, как пытается подняться с земли Кричащий Петухом. Снег сыпался с его плаща. Он беспомощно барахтался — ив конце концов свалился на спину. Перевернувшись на бок, он затих и уже не пытался встать.

Лиса улыбнулась.

— Следы, — равнодушно произнес Издающий Клич. Он склонился и стал смотреть на истоптанный кем-то снег, изучая, куда этот след может вести. Через несколько шагов он нашел груду мамонтового навоза, полного мелких веточек.

Бегущий-в-Свете поглядел на тревожные лица своих людей. Одну маленькую девочку уже нашли насмерть замерзшей; другая поскользнулась на ходу и пропала бы, не поддержи ее Поющий Волк.

Мамонты? Как они, такие ослабевшие, убьют мамонта? Особенно взрослого… Но, судя по веткам в навозе, в снегу должны быть проталины. И если там достаточно травы, чтобы прокормить мамонтов, здесь могут жить и зайцы. Или даже карибу? Но в тусклых, усталых глазах людей не блестело даже этой надежды.

— Дальше мы идти не можем, — равнодушно произнесла Смеющаяся Заря. — Я не могу.

Зеленая Вода подошла к ней и, заглянув в глаза, сняла рукавицу и потрогала щеки своей подруги.

— Надо сделать передышку, — произнесла она. — Если мы пойдем дальше, она свалится.

— Я тоже, — отозвался юный Мох. Он еле стоял — ноги его подкашивались.

Издающий Клич вздрогнул и окинул взглядом серую равнину. Облака стояли низко. Чувствовалось, что Ветряная Женщина вот-вот разбушуется. Ветер нес хлопья снега.

— Давайте остановимся. Уже ночь близко. А утром те, кто может стоять на ногах, пойдут по следу мамонтов.

Бегущий-в-Свете не спал. Сомнения опустошали его. Согнувшись, он в отчаянии ударил кулаком по сугробу. Снежные брызги полетели во все стороны. Уж по крайней мере спасти хоть часть людей от немедленной смерти он мог бы… А дальше что? Опять голод? Его вера в Сон от времени утончилась, как шкура карибу. Вправду ли все это было? Он уже не знал.

Зеленая Вода, искоса поглядев на него, подошла и положила ему руку на плечо:

— Не знаю, о чем ты думаешь, но одно скажу: не расстраивайся из-за слов Поющего Волка.

Он поежился и, мигнув, посмотрел на нее, чувствуя, как червь сомнения точит его душу.

— Может, он и прав. Я… я за все в ответе. Ведь это я привел вас сюда.

— И правильно поступил, Волчий Сновидец. Этим гордиться надо. Никто не сделал для Народа больше, чем….

— Не сделал больше? — спросил он, зачерпнув ладонью снег и буравя главами нанесенные ветром сугробы. — Да разве этого достаточно? Я вижу по их глазам, что они думают. Я вижу, что они…

— Они просто устали, — возразила она. — Не суди их так сурово.

Он с сомнением огляделся. Небо у них за спиною покраснело, словно от крови. Сугробы, как стены, обступили их со всех сторон.

— Поющий Волк назвал меня ложным Сновидцем…

— Знаю. Но он просто растерян. Он столкнулся с вещами, которых не Может понять. С тех пор как он сосал материнскую титьку, впервые он не в силах сам позаботиться о своей семье.

Он опустил глаза, словно смущенный ее ласковой, понимающей улыбкой.

— Никто из нас не в силах.

— Мужчине трудно пережить такое.

— Мужчине? Зеленая Вода кивнула:

— Мне всегда жалко было мужчин. Они в ответе за столько вещей, в которых они ни сном ни духом не виноваты. Поющий Волк так глядит на Смеющуюся Зарю, словно их ребенок умер по его вине. Он боится, что Заря оставит его и уйдет к другому мужчине… более заботливому.

— Это же безумие. — Волчий Сновидец прикусил губу. — Ведь она любит его.

— Но Поющий Волк этого не видит. Мужчины всегда так. — Она подмигнула ему:

— Вы радоваться должны, что мы рядом с вами и храним вас от несчастий. Женщины сохраняют здравый рассудок даже в такие Дни. Нам приходится.

Он помял в кулаке горсть снега.

— Я еще держусь.

Она потрепала его по плечу:

— Иди отдохни. Я верю в тебя. Смеющаяся Заря, Охра и Обрубленная Ветвь — все мы в тебя верим. Мы все знаем, что ты совершил, — и восхищаемся тобой.

Он улыбнулся ей и направился к горке, куда его сородичи, рывшие нору, сбрасывали снег.

Когда они вырыли на поверхности три ямы, он незаметно отошел в сторону, почуяв след. Прошлый раз волчья тропа привела его к мускусному быку. Может, и сейчас Волк придет. Или они все опять окажутся перед угрозой погибели от голода и холода — и Зеленая Вода, и все остальные.

Нетвердо ступая, он пошел во тьму — по смутно мерцающему перед ним следу.

Лай Черного разбудил Цаплю. Она встала и потерла глаза кулаками.

— Как-то ты по-новому рычишь! — хмыкнула она.

Красные угли мерцали на очаге. Цапля встала, опираясь на копье, и натянула свою парку. И опять этот лай, еле различимый в завывании бури. Она натянула сапоги, крепко завязала тесемки, скрепила обручем волосы и затянула голову кожаным капюшоном. Напоследок она надела свои снегоходы.

Перед уходом она подбросила прутьев в огонь и нырнула за полог своей пещеры — на холод. Снег из темноты бурным фонтаном ударил ей в лицо — ей даже захотелось снять капюшон и распустить волосы. Нет, не стоит мочить голову в такую погоду, — того и гляди, простудишься.

Черный опять залаял. Она определила, откуда исходит звук, и помедлила, прежде чем двигаться с места. Кто в здравом уме пойдет ночью в такую бурю, даже зная местность? Но что-то было странное в лае Черного, какой-то непорядок.

— Никогда не слышала такого лая, — озабоченно прошептала она, скользя по свежему снегу, все дальше уходя от своего дома.

Она свистнула — ив ответ услышала странный вой. Затянув тесемки снегоходов, закрепив дротики в атлатле, она пошла вверх по склону, навстречу ударам ветра. Ее губы окоченели — свистеть было трудно. Снег попадал за ворот ее парки из шкуры карибу. Ей приходилось все время опускать голову, чтобы буря не осле пила ее.

А Черный все выл где-то вдали.

Накануне она отдохнула, но ее старые ноги подкашивались от трудного пути, увязая в глубоких сугробах.

Вновь и вновь она свистела, двигаясь на вой Черного. Он все громче звал ее сквозь вечные глубины ночи, сквозь неистовство Ветряной Женщины.

Пес, воя, неровными прыжками мчался в темноту. По пятам его, как всегда, рысцой бежала сука Белая. Цапля устремилась за ними.

Она едва не упустила его. Он лежал уткнув морду в лапы, наполовину занесенный снегом, спрятавшись от бури. Снег вокруг был утоптан его лапами. Пес поглядел на хозяйку, задрав голову, вильнул хвостом и завыл.

— Место! — ласково бормотала она. — Хороший мальчик. Как я тебя учила, а?

Она склонилась над ним, погрузив лицо в его темную шерсть.

— Кто-то из Народа. Здесь?

Она моргнула. Знакомая, не утихшая за годы боль проснулась в ее сердце.

Долго из-под руки глядела Цапля в казавшуюся вечной бурную тьму, наконец опустила ладонь.

— Слишком поздно, — вздохнула она. — Судя по виду, замерз насмерть.

Цапля пнула пса в ребра и кашлянула. — Встать! — приказала она. — Искать. Тот поднялся на ноги и заскользил по снегу. Мамонтовый след. Небось старый бык шел к горячим ключам. А мальчик шел по следу.

— Черный! Назад! — приказала она, подойдя к лежащему на земле человеку. Он был жив; она помогла ему встать. Он еле шел, шатаясь от слабости, опираясь на плечо старой колдуньи.

Пес послушно побежал прочь, мелькая черным пятнышком на снегу.

Они пошли дальше. Она шаталась, но старалась держаться прямо. Даже через много слоев одежды она чувствовала на ощупь его кости. Изголодался. Шаг за шагом они продвигались вперед, а впереди бегал вперед-назад, обнюхивая сугробы, Черный.

Часом позже, обессилев вконец, они пересекли горный гребень. Незнакомец падал на ходу, чуть не свалив ее с ног. Тяжело дыша, она за ворот стянула его вниз по тропе.

Он отчаянно дрожал.

— Да неужто ты помрешь после всех этих моих трудов? — пробормотала она.