«Он сейчас убьет меня!» Не в силах двинуться с места, Издающий Клич глядел, как бизон приближается к нему, собираясь поддеть его своим длинным черным рогом.

Крик застыл у него во рту.

Ни звука.

И тут бизон внезапно повернулся и тяжело затопал по слежавшемуся снегу и гальке. В боку у него торчало еще одно копье. Бизон дергался, как будто отгоняя надоедливую муху.

— Эй! Угу-гу! — раздалось откуда-то со стороны. Бизон отскочил, его черные копыта мелькали у самого носа Издающего Клич. Еще шаг назад, и…

Бизон подпрыгнул. Еще одно копье вонзилось в него. Издающий Клич слышал, как хрипит от боли огромный зверь, — острый каменный наконечник вошел в его кожу. Неуклюжая черно-бурая туша возвышалась над ним, Покачиваясь, тяжело дыша…

Издающий Клич попытался отдышаться. Повернув голову, он увидел струйку крови, стекающую между передних ног бизона. Животное опускало голову, борода его болталась где-то у коленей. Его кренило на одну сторону. Бизон топтался на месте и стонал, пытаясь удержаться на ногах.

А тем временем прохладный утренний воздух оглашали боевые кличи, все более оглушительные, все более отчаянные. Раненого бизона пытались отвлечь от упавшего на землю охотника.

Издающий Клич попытался подняться, превозмогая разрывающую тело боль. Он не сводил глаз с бизона, двигавшегося с трудом, — ведь и ему было так же больно.

При каждом движении тело животного сотрясали конвульсии. Бизон стонал и тряс головой, в бока его входили все новые копья.

Издающий Клич поднял обломок копья и кольнул им бизона.

Полные ненависти глаза уставились на него. Издающий Клич воткнул обломок в глаз обезумевшего животного. Бизон отскочил.

Вскрикнув, Издающий Клич покатился по земле: огромный рог проткнул его парку и пригвоздил ее к промерзшей почве.

Издающий Клич застонал, готовясь к худшему. Он изогнулся, боясь, что сейчас окончательно обессилеет. Но ничего больше не произошло.

— Погляди-ка!

Обернувшись, Издающий Клич увидел Прыгающего Зайца. Он шел к нему, удивленно качая головой.

— Никогда такого не видел! — прибавил Поющий Волк, облизывая губы. — Он истек кровью до смерти!

Издающий Клич отер с лица кровь и грязь. Он попытался подняться — но не тут-то было: бизоний рог прижимал его к земле. Животное вздрогнуло и затихло, только когда Издающий Клич ударил его еще раз.

— Это все тот же наконечник! — Издающий Клич рассматривал копье, извлеченное из бизоньего бока. — Первое копье, из тех, что я бросил… Видишь, задело ребро и сломалось. — Он поднял обломок ребра, показывая всем, где именно раздробил его двояковыпуклый наконечник копья. Потом он указал на сам наконечник, притупившийся от удара.

— Видишь, если заденет за ребро, уже ничем не помочь. Это надо запомнить. А вот это, — он показал второе копье, — никаких ребер не задело. Я метнул, оно вошло, а бизон только повернулся и пошел на меня. — Он с печальной гримасой поглядел на наконечник, все еще державшийся на конце обломка копья длиною в локоть.

Он почесал голову:

— Я и думать боюсь, что со мной было бы, проткни он меня своим рогом. Поэтому я и выдернул копье. Положим, это было безопаснее всего. Но это не выход. В том месте, где рукоятка соединяется с наконечником, копья получаются слишком толстые. Поэтому они не могут проткнуть зверя до конца.

— Ну и что? — удивленно подняла бровь Зеленая Вода. — Что мы можем с этим поделать?

— Переоденься-ка лучше, — усмехнулся Прыгающий Заяц, бросив взгляд на грязную, изношенную парку Издающего Клич, пропахшую кровью бизона.

Издающий Клич нахмурился и, прищурившись, поглядел на него:

— Нет уж, я лучше сделаю новые наконечники! Получше этих…

— Всегда делали такие наконечники! — горячо возразил Поющий Волк. — Так их заведено делать!

— Почему?

— Потому что заведено!

Издающий Клич, упершись рукой в подбородок, разглядывал наконечник.

— Соединение с рукояткой — вот где загвоздка… Слишком толстое.

— А я говорил тебе! — напомнил Прыгающий Заяц.

— Можно делать рукоятки потоньше…

— Тогда они будут слишком хрупкими. Наши копья и так легко ломаются. Береза и ива — деревья мягкие…

— И приматывать рукоятку к наконечнику надо накрепко, не то он держаться не будет. Нет, на этом не выгадать.

— Значит, остается одно — делать потоньше сами наконечники? — Издающий Клич подошел к огню и, прищурив один глаз, стал отмерять длину каменного острия.

— Народ всегда делал наконечники по обычаю! — не унимался Поющий Волк. — Хватит с нас Бегущего-в-Свете и его выдумок. А теперь вы и оружие наше хотите изменить?

— Ага, — отозвался Издающий Клич, разглядывая каменную заготовку. Он уже мысленно погрузился в работу.

— Куда путь держим?

Бегущий-в-Свете вскочил, схватившись за висящую у него на плече связку дротиков, и стал растерянно вглядываться в окружавшие его серые камни.

— Будь я Дедушкой Белым Медведем, я бы тобой славно пообедала! — усмехнулась Обрубленная Ветвь раззявив беззубый рот. — Поглядеть на тебя — только на это и годишься. Зовешь себя охотником, а сам бредешь себе невесть куда, опустив глаза?

Он почувствовал облегчение, испуганное выражение исчезло с его лица.

— Что ты здесь делаешь?

— Я? А ты что здесь делаешь? — хихикнула старуха и тут же стала падать, поскользнувшись на гладком камне. Вместо ответа он взял ее за руки, пытаясь поддержать. Ее ладони похожи были на дряхлых птиц. Тяжело опустившись на землю, она подняла свои глубоко посаженные карие глаза и сурово поглядела на него.

— Идешь обратно? — спросил он, все еще опасаясь, что старуха привиделась ему, как все предыдущее.

— Ноги болят. От купаний в заводи у Цапли я на десять лет помолодела. Потом, я уже побывала на Обновлении. Я станцевала там столько Благодарственных Танцев, что если Отец Солнце до сих пор не знает, как я ему признательна, он уже никогда не узнает. А больше мне там делать нечего.

Он поглядел на ее серые космы.

— А ты? Куда ты собрался?

Он медлил с ответом. Он и сам толком не знал, куда идет, — лист на ветру, который носит по прихоти своей неведомая Сила.

— Я…

— Я бы сказала, что ты идешь по следам Народа, сказала она, испытующе глядя на него. — Далекая дорога, особенно для такой старухи, как я.

Он опустил глаза, так сжав рукоятку дротика, что костяшки его пальцев побелели.

— Сдаешься, да? Не выдержал? Не под силу воплотить свой Сон в явь? Побежишь плакаться, валяться

Ногах у Кричащего Петухом? Хочешь стать посмешищем?

— Это мое дело, Бабушка.

— Пусть так. — Она оттолкнула его. — Тогда уходи. Получай свое. А мне еще есть чем заняться. Я еще не до конца свою жизнь прожила.

Бегущий-в-Свете сжал зубы, чувствуя тяжесть на сердце. Он повернулся и побежал за ней следом.

— Иди же, — ворчала она, неуклюже ковыляя своим путем, при каждом шаге припадая на одну ногу. — Валяйся в ногах у Кричащего Петухом. А я уж не пропаду. Я эти земли знаю как свои пять пальцев: я здесь хаживала, еще когда мать твоей матери титьку сосала.

— Но я…

— Что? Говори погромче, мальчик мой. Ветряная Женщина так долго дула мне в уши, что они еле слышат.

— Я никогда не знал своей матери… — неуверенно сказал он. Только бы Обрубленная Ветвь еще немного поговорила с ним. Он так нуждался сейчас в поддержке. Ему нужны были силы, чтобы совершить то, что зрело в глубине его души.

— Ты никогда… Ну конечно же нет! Она умерла, родив твоего глупого братца. Даже тогда у него все шло навыворот. Родился ногами вперед. Летящая-как-Чайка пыталась повернуть его, но… знаешь, случилось то, что случилось. Даже тогда от него были одни несчастья. А подрос — пошли несчастья большие. Я всегда надеялась: может, тебе удастся смягчить его буйный нрав, да, видно, зря.

— Его буйство и неукротимость сильнее меня…

— Ох, я знаю это. И Чайка знала. Она любила тебя за твою мягкость — ты напоминал ей ее погибшую дочь. Ты знаешь, что у нее была дочь, прежде чем она усыновила вас?