Киванов стал похож на неопрятного маляра. Этого он конечно стерпеть не мог: взял ведерко с верстака и все его содержимое выплеснул в лицо обидчику…

Они схватились и, пиная друг дружку кулаками и ногами, покатились по земле. Виванов и Маслюков бросились разнимать драчунов и сами ввязались в драку… Затрещали спецовки, опрокинулся верстак, зазвенело разбитое стекло. Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы не раздалось громкое предостережение:

— Шарики… Ш-шесть!

Этот сигнал об опасности к фабзавучникам перешел от блатных. Во дворе показался НШУ — начальник школы ученичества. Он был не один, а с главным механиком и мастером.

Чтобы не подвести Пал Палыча, литейщики мгновенно прекратили драку, подняли опрокинутый верстак, вытерли обрызганную белюгой стену, быстро подобрали стекла.

Появившееся начальство увидело цех прибранным, а учеников— корпящими над опоками и шишельными ящиками. За верстаками стояли опрятные пай-мальчики, у которых лица от усердия были потными и красными.

Главный механик вместе с НШУ осмотрели высокую вагранку и, посовещавшись меж собой, разрешили мастеру плавить чугун.

Случайно взгляд главного механика наткнулся на трещины в разбитом стекле.

— Кто это у вас окно высадил?

— Окно? — Мастер недоуменно взглянул в указанную сторону и, увидев дыру, поспешил заверить:

— Это нечаянно… когда стремянку переносили…

— Покрываете своих бузотеров, — недовольно заметил инженер. — Нехорошо. Когда-нибудь они вам отплатят.

Как только начальство покинуло цех и скрылось за широкой дверью кузницы, Пал Палыч из тихого и почтительного мастера превратился в грозного следователя.

— Кто набедокурил? Чья работа — окно? — стал допытываться он.

Литейщики молчали.

— Значит, окно само разлетелось? — продолжал свое мастер.

— Подрались они без вас, — не выдержал вагранщик. — Такое устроили, что все вверх тормашками летело.

— Кто зачинщик?

— Похоже, что начали оба Ивановых и Прохоров с Маслюковым.

— Опять Маслюков? Сколько раз я тебя покрывать буду? — спросил Пал Палыч.

— Не я начинал, я только заступился, — принялся оправдываться Маслюков, но мастер не стал его слушать.

— Положить бы вас четверых решкой вверх да всыпать так, чтоб сесть не могли, — тогда бы запомнили, что в цеху не дерутся и не шкодят. В наказание всех четверых с завтрашнего утра назначаю на завалочную площадку. Будете работать без смены.

Наказание литейщикам показалось справедливым. И они с обожанием поглядывали на мудрого мастера, готовые выполнять любые его приказания.

Пал Палыч выдал новые модели и объяснил:

— Формы готовить под чугун. Сильно не смачивайте, земля должна быть воздушной.

На другой день оба Ивановых и Маслюков в класс не явились. Они с утра вместе с Прохоровым и вагранщиком раздували огонь в печи. А когда вагранка загудела, взобрались на завалочную площадку и принялись заполнять объемистое жерло коксом, чугунными чушками, ломом и флюсами — расколотыми известняками.

В перерывах между уроками любопытные литейщики прибегали взглянуть на работающую вагранку. Они поднимались по трапу на завалочную площадку и смотрели, как трудятся наказанные товарищи. Здесь было хуже, чем в кочегарке. От сильного дутья печь и площадка содрогались, огонь выбивался наружу и порой обдавал завальщиков не только нестерпимым зноем, но и сажей, угарным газом. Измазанные трубочисты, фабзавучники сменялись через каждые десять минут и выходили на воздух очухаться.

В крохотный глазок вагранки уже можно было разглядеть, как плавится раскаленный добела чугун. Часа через два раздастся сигнальный колокол, призывающий к разливке.

Некоторые фабзавучники тайно принесли свои модели. Прячась от зорких глаз мастера на самых дальних верстаках, они торопливо изготовляли формы и прятали в темной сушилке.

Но Пал Палыча трудно провести. Приметив хитрости учеников, он с переносной лампой прошел в сушилку и проверил, что заформовано в спрятанных опоках. В одной была пепельница — обнаженная женщина, лежащая на раскрытом веере, — в другой — отпечаток двух замысловатых кастетов, в третьей — килограммовых гантелей. Формовщики полагали, что мастер накричит на них и растопчет нелегальные формы, но он молча накрыл их и негромко сказал:

— Этих форм я не видел. К ним прибавлю еще две. Уложите все на площадку вагонетки. Как выдадим чугун, — выкатывайте ее. А после заливки уберите сюда же. Если придет начальство — формы уничтожить. Они были учебные.

— Ясно, — обрадовались хитрецы, — все будет как по нотам.

К концу рабочего дня вагранка начала выдавать жидкий чугун. Из пробитой ломом летки по желобу потек раскаленный металл, выпускающий сотни трескучих и легких искр, плывших по цеху.

Парнишки в одно мгновение выкатили из сушилки вагонетку с олоками. Их залили металлом из первого ковша, и мастер скомандовал:

— Убрать с дороги!

Заливка прошла благополучно. Чугуна хватило на все опоки. В цеху стоял горьковатый запах жженой земли.

Не прошло и получаса, как Маслюков похвастался новым, еще не обработанным кастетом.

Что отлил себе мастер, никто не видел. Свои отливки он очистил от земли, когда все ушли из цеха.

В следующую плавку Ромка спросил Лапышева:

— Может, и мы с тобой какие-нибудь гантели отольем? Будем бицепсы наращивать.

— Стоит ли жадничать? Эта забава похожа на воровство. Не понимаю: почему мастер позволяет?

Вскоре кое-что прояснилось. Мастер пригласил Маслюкова к себе в конторку и попросил вынести с завода несколько нужных ему мелких отливок. Носатому после стольких поблажек неловко было отказаться, и он согласился. Спрятав отливки за пазуху, Маслюков подождал, когда в проходную устремятся фабзавучники, живущие за городом, и в этом стремительном потоке торопившихся парнишек проскочил мимо сторожа.

За футбольным полем Маслюков стал поджидать Пал Палыча. Здесь на него наткнулись Киванов и Тюляев. Друзья поинтересовались: чего носатый торчит в глухом переулке? И простак Маслюков похвастал:

— У нас с мастером свои дела. Смотрите, что я для него вынес.

И он показал еще не обработанные отливки — детали какого-то станка.

— Смотри не попадись с ними и не треплись, — предупредил Тюляев. — Тебя только из фабзавуча выгонят, а Пал Палыча в тюрьму посадят.

— Не бойтесь, я хитрый, скажу, что в старом ломе подобрал. Только вы никому ни гу-гу.

— Ладно, не выдадим, — пообещал Тюляев. — Нам Пал Палыч тоже пригодится.

И чтобы проверить, не лжет ли Маслюков, парнишки отошли на некоторое расстояние и притаились у забора.

Через некоторое время действительно в переулке показался мастер. Взяв у Маслюкова отливки, он торопливо зашагал к вокзалу.

О поступке Пал Палыча Тюляев под большим секретом рассказал Лапышеву, а тот — по дружбе — Громачеву.

«Хороший человек наш мастер или плохой?» — задумался Ромка. Взрослые часто интересовали его с этой точки зрения. Он к ним приглядывался не как к начальникам, преподавателям, инструкторам, а как к персонажам своих будущих произведений. Пал Палыч пока для него был загадкой.

Слякотная погода держалась до конца декабря. И вдруг в одну ночь похолодало: пошел снег, и ртутный шарик в термометре сполз вниз.

На футбольном поле около общежития открылся платный каток. За вход брали десять копеек, а за коньки напрокат— двадцать. Таких денег у «футболезцев» не было, они задумались: как добыть коньки с ботинками.

— Я ведь форму еще не сдал, — сказал Лапышев. — Если добудем хоть паршивые коньки, — можно к бутсам присобачить.

— Я видел коньки у старьевщика на толкучке. Копеек по семьдесят продают, — стал уверять Шмот. — Хотите, схожу. Завтра меня отпустят.

«Футболезцы» собрали ему два рубля и предупредили:

— Только «снегурочек» не покупай.

Шмот побывал на толкучке у Обуховского моста и купил три пары проржавленных коньков «нурмис», кроме того, две дюжины старых винтиков. Чтобы ребята сильно не ругали его за покупку, он наждачной бумагой счистил с коньков ржавчину и напильником наточил лезвия. «Нурмисы» обрели такой вид, что ребята похвалили Шмота.