Когда санитары унесли Тюляева, мастер собрал фабзавучников в конторке и сердито сказал:

— Вам было сказано: по цеху не шляться. А вы что? Под раскаленный чугун лезете. Если еще раз кого замечу на заливке, номерок отберу. Завтра из своего угла никуда! Ясно-понятно?

Члены бюро пришли к Калитичу.

— Что будем делать? — спросила «Слоник». — Отовсюду гонят.

— Я поговорю в парткоме мастерских, — пообещал Калитич. — Надо стариков пристыдить.

— Лучше в живой газете продернуть, — предложила Шумова.

— Можно и в газете, — согласился Калитич. — Только посмешней. Пусть слух о приходе фабзавучников вызовет у старичков желание приобрести подручных. Потом появляетесь вы и задаете дотошные вопросы с научной терминологией, взятой из учебников. Вопросы ошарашивают стариков. Те, чтобы сохранить производственные тайны, начинают плести несусветную чушь, даже названия инструментов засекречивают. Одни скрытничают, другие бедокурят, да так, что станки, плавильные печи и паровозы начинают возмущаться. После тарарама живгазетчики выходят на сцену серьезными и спрашивают: «Товарищи производственники, вы что, «Ванек» ждали? К вам пришла озорная, но грамотная смена. Вы же были молодыми. Не пугайтесь нас, мы не конкуренты, мы ваши братья и дети. Поднимитесь на высшую ступеньку, раскрывайтесь, воспитывайте нас по образу и подобию своему!»

— Слушай, Ваня, ты прямо гений! — воскликнула «Слоник».

К Мари они пошли втроем — Калитич, Шумова и Громачев. Сергей Евгеньевич встретил их радушно.

— С новым предложением пришли? Очень приятно! Раздевайтесь, усаживайтесь поудобней и выкладывайте, что придумали.

Замысел Сергею Евгеньевичу понравился.

— Технически все выполнимо, — сказал он. — Мы нарисуем и станки, и пылающие печи, и говорящие паровозы. Они будут передвигаться, как живые. Но мы должны быть не только насмешниками, но и носителями новых идей. А что, если предложить взять с паровозного кладбища в фабзавуч никуда не годный локомотив и оживить? Восстановить весь до малейшей детали своими силами?

— Самим чертить, самим делать лекала, модели, отливать, ковать, обтачивать, — подхватила Шумова. — Это было бы здорово. Но сумеем ли целый паровозище на колеса поставить?

— А почему бы и нет? Чертежи я беру на себя. Среди ребят есть великолепные чертежники и копировальщики. Ну, а литейщики и кузнецы подходящие, надеюсь, найдутся? — спросил Мари у Калитича.

— Сколько угодно, — ответил тот, загораясь новой мыслью. — Самостоятельность ребятам понравится, они будут тянуться.

Живгазетчики собирались каждый вечер и допоздна репетировали новые сценки, тут же придумывая смешные реплики.

В субботу к клубу железнодорожников потекли потоки зрителей. По-праздничному разодетая публика заполняла ряды кресел. Тут были инженеры и мастера с женами, пожилые рабочие, профсоюзные и комсомольские активисты. Пришел и НШУ вместе с начальником дороги и мастерских. Они заняли пустующие кресла в первом ряду.

Живгазетчики, приникшие к дыркам, проделанным в занавесе, от волнения облизывали пересохшие губы. Опасаясь за свои голоса, они сосали леденцы, пили чай из термоса, глотали медовуху — густой кисель, заправленный медом. Больше других беспокоилась за свое горло Шумова. Ей предстояло в промежутке между сценами выступать с пародиями на знаменитых исполнительниц цыганских «душещипательных» романсов. Она выпила сырое яйцо и оставила про запас другое.

Вот наконец прозвучал третий звонок. Двери в зал закрылись, погас свет.

— Все ли на местах? — как можно спокойней спросил Сергей Евгеньевич.

— Готовы!

— Занавес!

Дрожь, охватившая вначале живгазетчиков, после хорового речитатива несколько унялась. Наступила та спасительная бесшабашность, похожая на опьянение, которая помогала одолеть волнение, перевоплотиться в героев, заговорить их голосами.

Сценки бурсацких похождений и уловок фабзавучников развеселили зрителей. В зале то и дело перекатывались добродушный смех и одобрительные хлопки.

Нину, которая хорошо поставленным грудным голосом исполнила цыганские пародии, дважды вызывали и проводили дружными аплодисментами.

Выскочив за сцену, она упала на руки Ромки.

— Дай чего-нибудь попить… Умираю… сердце выскочит!

Начались миниатюры о железнодорожных мастерских.

В зале сначала покашливали, потом затихли. Разыгравшись, живгазетчики столь удачно изображали мастеров, их голоса, что зрители мгновенно узнавали своих ворчунов.

— Никак Никанорыч? Ей-бо, он! — вслух удивлялся кто-то из стариков. — Завсегда такой.

— Не радуйся, — отозвался «Ясно-понятно», — он и на тебя малость похож.

— Курагин… Как есть Курагин!

Удачи фабзавучников встречали одобрительными выкриками.

— Давай, ребята, наддай жару!

А когда появился на сцене живой, вращающий глазищами паровоз я басом принялся стыдить начальников депо, зал разразился хохотом и такой овацией, что артистам пришлось на время умолкнуть.

Спектакль закончился разудалой песней под стук колес паровоза:

Проводив после спектакля именитых гостей, за кулисы пришел довольный НШУ. Пожимая руку Калитичу и Сергею Евгеньевичу, сказал:

— Здорово придумали с паровозом! Начальство с одобрением отнеслось. Обещало дать старый локомотив на растерзание.

Обещанный паровоз был притащен в старое депо и поставлен на ремонтную канаву. Это была сильно проржавленная и покалеченная в крушении «овечка». Старые паровозники осмотрели «подарок» и пришли к выводу, что паровоз наполовину придется обновлять. Для этого требовался энтузиаст-организатор, чтобы добывать в цехах нужные детали. Кто же возьмется за столь хлопотливое дело?

Иван Калитич не зря ходил к паровозникам на уроки по спецделу, сидел за партой, делая чертежи, и вел записи. Он надеялся вместе с юнцами постигнуть науку машинистов. Когда возникла идея восстановить руками фабзавучников паровоз, он сказал себе: «Может осуществиться мечта. Решайся! Сейчас или никогда! Надо только не трусить. Не боги горшки обжигают». Он пошел к начальнику школы и попросился в организаторы по восстановлению паровоза.

— А как же комсомол? — спросил тот.

— У меня есть хорошие заместители — Зоя Любченко и Юрий Лапышев. Они потянут; Ну и я конечно помогу.

— Хорошо, — сказал начальник школы. — Для консультации я дам преподавателя спецдела Тройского. Он — паровозный волшебник, локомотивы нутром чувствует.

С консультантом повезло. Инженер Тронский знал все системы локомотивов и умел ставить диагнозы заболевшим машинам. Кроме того, он любил свое дело и был заражен неуемной энергией, которая передавалась другим.

По просьбе Калитича вместе с ребятами Тронский принялся разбирать паровоз и определять, каких частей не хватает, какие износились, какие требуют только промывки керосином да очистки. На размонтирование «овечки» он тратил много времени и даже спецдело преподавал не в классе, а в депо, чтоб каждый мог потрогать детали машины.

Наступило время заняться локомотивом и другим ребятам. Первыми включились столяры. По чертежам они изготовили модели. Модели перешли к литейщикам. Те, чтобы лучше понять чертежи, пришли в депо взглянуть на детали в натуре.

Паровоза на яме уже не оказалось. Его рама была подвешена на цепях, котел покоился на козлах, а колеса сгрудились на запасных рельсах. Все остальные части машины, промытые и густо смазанные, лежали на деревянных щитах.

Калитич, выбрав чертежи первоочередных отливок, сказал: