– Олеся, – отнимает Олег свою руку. – Too much.
– Почему?... Может, стоит что-то другое попробовать? – явно намекая на свою кандидатуру, преданно улыбается она.
– Не стоит… – захожу я внутрь и кладу руки на плечи Олегу. – Мой рыцарь не ест фаст-фуд, – сажусь к нему на колени, запускаю пальчик в банку с чёрной икрой, набираю немного его любимого лакомства и, поймав её взбешённый взгляд, скармливаю ему. – Только деликатесы!
Ловлю губами улыбку Аронова., облизывая икринку.
– Да?
– Конечно, моя королева.
И я снова так же кормлю его…
Вецкий посмеивается, присаживаясь к нам за стол.
Это контрольный. Олеся убита!
Её ход с Олегом не сыграл, а Вецкий ни за что не простит ей этот реверанс в сторону Аронова! И обязательно нагнёт в ответ. Прости, дорогая, твой праздник испорчен. Но ты сама строила этот "Too much".
– Хочу деликатесов… – словно читая мои мысли, облизывается Вецкий, наблюдая за тем, как я подкармливаю Олега лакомством, и игнорируя свою, уже бывшую, даму.
– Деликатесы только рыцарям, – отшиваю его.
– Так рыцарь и не один может быть… – вкрадчиво продолжает он, и с ехидцей: – «моя королева».
– Может и не один, – пожимаю я плечами. – Но ты на рыцаря не тянешь, Гоша.
– Почему это?!
– Думаю, потому что не нашел ещё СВОЮ королеву.
Олег щурится от удовольствия, облизывая губы, и меня качает от ощущений. Опять набираю пальчиком икры для него.
– То есть, я, по-твоему, дракон, пытающийся похитить чужую?
– Нет… Дракон тоже Аронов, – смеюсь я. – Прости. Ты не в нашей сказке.
– Коза...
Мы все трое смеёмся. Олеся нервно курит, стоя к нам спиной, и больше не участвуя в разговоре.
– Вызови своей женщине такси. Мне кажется, она лишняя на нашем празднике жизни.
Не слишком достойная кандидатура, чтобы вписаться в коллектив.
Вецкий переводит на неё резко тяжелеющий взгляд.
Мне больше не хочется их компании. И я теряюсь в синих с аметистовым оттенком глазах своего мужчины.
– Твой подарок! – вспоминаю я. – Пойдём?
Заходим в спальню, в которой я вчера не без помощи Крис, наконец-то, навела порядок. Достаю упакованный в серебристо-чёрную обёрточную бумагу ежедневник и вкладываю ему в руки, не выпуская своих.
– С наступающим тебя…
Улыбаясь, он слегка тянет подарок на себя, пытаясь вытащить его из моих пальцев. Не отпускаю, дразня его взглядом. В его глазах вопрос.
– Не открывай сейчас, – отпускаю я.
Олег не очень любит выражать эмоции по таким поводам, и мне не хочется ломать его и провоцировать на это. Пусть посмотрит, когда будет один. Мне достаточно от него эмоций в нашей сексуальной реальности. Там их выражение ему более гармонично.
Кивает, убирая ежедневник во внутренний карман пиджака.
Он всегда носит его там, и я специально выбирала небольшой размер, чтобы он мог не менять свои привычки.
– Спасибо, Женечка… – протягивает мне руку, я вкладываю в неё свою. Лёгкость моментально исчезает между нами.
– Твой подарок ждёт тебя дома.
Зажимает мою кисть между своими и, нахмурившись, сдавливает. Не отводя от неё взгляда, он разворачивает её ладонью вверх и целует моё запястье, потом ладонь, и, развернув обратно – пальцы.
И мы летим опять куда-то не туда…
Меня болезненно душат его чувства. Вытягивают из меня силы, энергию…
Поднимая виноватый взгляд, он качает головой, словно пытаясь убедить, что ничего страшного не происходит. Но это только усиливает волну тоски и отчаяния, исходящие от него.
Выдёргиваю руку.
– Не делай так!
– Не целовать?.. – сглатывает он растерянно. – Это же просто…
Замолкает.
Я чувствую усилие, которое он делает над собой, пряча всё под броню. И снова сфинкс! Спокойный, чуть заторможенный взгляд…
Но внутри у меня всё леденеет, сердце колотится в рёбра, а в животе пульсирует болью.
Отыскиваю рукой стену, чтобы удержать себя в вертикальном положении.
Его руки тут же подхватывают меня.
– Всё, всё… – шепчет он, прижимая меня ближе. – Как скажешь.
Куда уж хуже, но после этих слов, блять, становится гораздо хуже!
Не в силах выслушивать всё это, я запечатываю его рот ладонью, заставляя молчать. И делаю усилие над собой, чтобы обнять его.
Обнимаю за шею, прижимаясь к его губам через свою руку.
Что происходит? Я пытаюсь понять.
И, стараясь говорить ровно, объяснить ему:
– Хочешь – целуй. Но не смей облучать меня своей виной и извиняться за то, что чувствуешь, – перехожу на шёпот, голос дрожит. – Это ужасно. Не делай этого больше. Это гораздо хуже, чем… просто… когда ты…
Отстраняется от моей ладони.
– Прости! – сжимает меня, снова извиняясь, и я со злостью слегка заряжаю ему кулаками в грудь.
– Блять… – психует он. – Я понял. Никаких извинений.
– Как ты… всё это … чувствуешь? – собираюсь я духом.
Нужно об этом поговорить. Хреново он справляется.
– Женечка… – качает отрицательно головой.
– Говори! – раздражённо шлёпаю его по груди ладонями. – Мне нужно.
С тихим стоном выдыхает, и его взгляд плывёт куда-то мимо моих глаз. Губы искажаются в горькой улыбке.
– Как?.. Сильно. Пронизывающе. Очень больно. Удушающе. Но и сладко тоже… И всё время хочется сказать тебе. Невыносимо хочется.
– Почему я не чувствую этого «сладко»?! Только больно и удушающе!
– «Сладко» – это послевкусие боли. Думаю, ты выплёвываешь, не успевая распробовать.
– Да?... – хмурюсь я, дыша глубже и пытаясь преодолеть то самое удушение. – Обидно…
– Обидно?
– Обидно, что такое изысканное блюдо, как твои чувства, никем не будет съедено.
Иногда я ненавижу свою тотальную эмпатию!
– Увы, – отводит он опять взгляд.
Обхватив ладонями за скулы, разворачиваю его лицо обратно к себе:
– Так… – нервно и рвано выдыхаю я. – У меня ещё один подарок для тебя!
Пытаясь собраться внутренне, обвиваю его руками и прижимаюсь сильнее, пряча лицо у него на шее: – Скажи мне это.
Открываюсь, насколько могу. От ужаса выхватить ещё этой жести хочется истерично смеяться.
Каменеет.
– Давай…
Его губы ласково скользят по моим волосам.
– Нет.
– Олег… Я чувствую каждый раз, когда у тебя возникает потребность сказать мне это, и когда ты тормозишь себя… – меня передёргивает на секунду от воспоминаний этих убийственных ощущений. – Это в разы больнее и тебе, и мне.
Выпустив меня из объятий, он отворачивается к окну. Опирается руками на подоконник.
– Если ты заставишь – буду говорить. Но… говорить ЭТО человеку… ТЕБЕ… Зная, что ты просто зажмуришься и перетерпишь… Не делай со мной этого, Женечка!
Обессилев, я оседаю на пол и кладу голову на кровать. Оборачивается и вздрагивает, увидев меня на полу. Присаживается рядом.
Какой-то замкнутый круг!
– Хорошо, – кивает он, превращаясь снова в сфинкса, – просто скажи, что мне делать, и всё будет, как захочешь.
Не пыткой это должно быть! Не так!! Не между нами! Вспышка эмоций срывает мои тормоза, и я интуитивно срываю следом и его – пощёчиной! Тут же рывком обнимаю крепко-крепко. Чувствую его взрыв и растерянность. И физически ощущаю… через запах… через его вздрагивающие мышцы, как текут между нами всплески гормонов, эмоций, болезненных чувств.
– Говори! – рявкаю я.
Секунда… две… три… четыре…
Его плечи расслабляются. Чувствую, как он улетает куда-то, закрывая глаза.
Гладко выбритая щека медленно скользит по моей.
– Люблю…
Обессиленно ложится лицом мне на шею.
Рефлекторно сжимаю грудную клетку. Но никакого удара болью от него не идёт в этот раз. Тепло и опустошение. В моих ушах звенит.
