На самом деле, хотя артисты действительно дорожили приглашением в Бардонеккья, они каждый раз мечтали поскорее убраться из этих владений. Слишком уж много гостей съезжалось на осеннюю охоту. Когда собирается вместе хотя бы несколько господ, вооружённых фамильной гордостью и шпагами, без скандала почти не обходится. А если при этом присутствуют и хорошенькие артистки — ситуация становится и вовсе непредсказуемой.

Меллису утешало то, что обращаться со стаей волков ей не в новинку. Кроме того, ей сильно благоволил старый барон. Об этом Меллиса сама позаботилась.

Ее номер, как сказала когда-то мамаша Кальяро, был номером "для мужчин". Не заметить "Красотку Из Корзинки" или мадемуазель Дюпанье не представлялось возможным.

Меллиса и раньше была красавицей, но сейчас, в свои семнадцать, ее красота расцвела столь волнующим чувства букетом, что Меллисс, проявляя осторожность и благоразумие, никогда не боялась перестараться.

Ото всех назойливых поклонников Меллисс укрывалась в зверинце. У нее были замечательные защитники, клыкастые и хвостатые. Зная об этом, девчонка позволяла себе иногда беседовать с господами и спокойно принимать участие в празднике и банкете, проводившемся после удачной охоты.

Меллиса бывала в замке барона прежде. В этот приезд она твердо решила на банкете не появляться. Ничего интересного ее там не ожидало. Пусть Симона удовлетворит свое любопытство, а заодно и большая часть жадных взоров достанется ей, а не Меллисе. Как "змея" выпутается, это ее дело.

Симона показала себя очень разборчивой в знакомствах. Очень! Но неприступной крепостью она оставаться не собиралась. Поразмыслив трезво, Симона сдалась самому выгодному завоевателю — сыну барона. "Змея" очень гордилась своей победой, не понимая совсем, что глаза других артисток следят за ней не завистливо и ревниво, а с насмешливой или искренней благодарностью. Мари и Меллиса, и даже Лулу готовы были примириться со "змеей", даже расцеловать ее. За то, что она хоть ненадолго отвлекла внимание от них самих.

Впрочем, королевой Симона ходила недолго. Ее наглость и надменное обращение скоро надоели молодому барону, и Симона против воли снова стала свободной. "Змея" стала подумывать о замене. И вскоре нашла нового покровителя в лице князя Танаро — красавца брюнета и близкого друга молодого барона.

Теперь уж Симона была уверена, что уничтожила свою соперницу. Князь Танаро считался главным поклонником Меллисы и проявлял завидную настойчивость в своих ухаживаниях. Симона никак не могла понять, почему с тех пор, как она отбила у соперницы такого мужчину, Меллисс не устроила ей сцены ревности. Не вцепилась ей в волосы, не пыталась устроить Симоне несчастный случай на выступлении?

"Здесь что-то не так, — в тревоге думала "змея", — определённо, здесь что-то не так!"

А Меллисс благодушно улыбалась, встречая ее, и Симона не могла понять, отчего маска приветливости смотрится на лице соперницы так естественно. Будто она и впрямь рада чему-то.

То, что не в силах была разгадать Симона, выглядело до смешного просто. Если бы "змея" хоть раз внимательно посмотрела номер Меллисы, она могла бы понять и всё остальное. А выглядел номер так…

Первая часть: выстрел, прыжок из корзинки и скачки верхом на белой лошади, роза в волосах — всё осталось как раньше. Но потом Меллиса хваталась за приспущенную трапецию и взлетала под купол цирка. Проделав несколько гимнастических упражнений на головокружительной высоте, Меллисс цеплялась ногами за трапецию. Вися вниз головой, она спускалась настолько, что с манежа ей кто-то из ассистентов мог подать корзинку с цветами. Только она касалась ручки корзинки, начиналась музыка. Пьер Маноло, (обычно он сам помогал "доченьке") начинал раскачивать канат, прикреплённый к трапеции. Трапеция медленно двигалась, описывая всё более широкие круги по цирку. Меллиса садилась как на качелях, немного боком. Держа корзинку одной рукой, она посылала зрителям воздушные поцелуи и бросала цветы. Продолжая раскачиваться по кругу, то поднимаясь под купол, то опускаясь ближе к залу, она пела песню.

Главная хитрость заключалась в том, чтобы цветов хватило до самого конца песенки, и они не закончились раньше. Но и в конце должен был оставаться последний цветок. Спустившись вниз на арену, Меллиса делала реверанс, целовала цветок и бросала его в зал, в первый ряд. Уже два года подряд меткость не подводила Меллису: цветок всегда падал на колени старому барону или, в крайнем случае (на других представлениях), какой-нибудь самой знатной даме.

Меллисс отлично понимала, еще с той поры, когда таким же образом обвела вокруг пальца сестру Марго, что этот последний жест в ее номере самый важный. Возможно, ради него только ее номер и смотрят. Она не имела права на промах, иначе кто-то из зрителей мог заявить свои права на нее саму. А у Меллисы поклонников и без того было больше, чем ей хотелось.

Почему-то все они не вызывали у нее восторга. Даже князь Танаро — молодой, красивый и знатный. Ко всем вышеперечисленным достоинствам еще наглый и самовлюблённый. Впрочем, не слишком гордый. Меллиса чувствовала себя с ним почти свободно и несколько раз не только с помощью слов, но и с помощью рук выставляла его за дверь. Что ни на миг не мешало Танаро торчать каждый вечер в ее гримёрной. Меллиса даже несколько раз, днём, между выступлениями соизволила прогуляться с князем по саду замка и по окрестностям. И танцевала с ним в прошлом году на банкете. Смешно было предположить, что в этом году князь отступится от нее.

Нечего говорить, в первый же вечер по приезде циркачей в замок, князь Танаро ждал Меллису после выступления с букетом роз.

Вместо приветствия, Меллисс осторожно указала на букет мизинцем:

— Надеюсь, с них срезаны все шипы, князь?

— О, разумеется, нет, моя прелесть! Иначе букет был бы недостоин вас!

— Обидно. Я думала, вы приготовили мне реквизит для завтрашнего выступления, — капризным голоском сказала Меллиса. — Увы, всё приходится делать самой…

И, не обращая больше внимания на князя, она проскользнула в свою комнатку и заперла дверь.

Через две секунды цветы влетели в окошко фургона. Меллиса успела вовремя захлопнуть окно, чтобы не впустить и самого дарителя. Но князь был удостоен чести видеть, как она собрала розы с пола и поставила в вазу. Потом, не спеша, она стала сдирать шипы.

И назавтра, к ужасу Танаро, из-под купола цирка летел водопад его алых роз.

Обозвав свой предмет желаний "бесчувственной девчонкой" и прочее, князь вечером снова явился. На этот раз, ему удалось проникнуть в комнату еще до выхода Меллисы на сцену. Шла первая часть представления.

Меллисс только-только закончила наводить "роковую красу", как называла всех раскрашенных девиц мамаша Кальяро. Князь стоял за ее спиной и наблюдал за движениями рук, прикалывающих к иссиня-черной гриве шёлковую розу с блёстками. Меллиса видела его в зеркале.

Танаро однажды пробовал вставить словечко во время подготовки актрисы к выходу. Меллисс тогда продемонстрировала ему всю ярость злобной пантеры. Наученный горьким опытом, князь более ничего не говорил под руку женщинам. Но только Меллисс опустила руки, и по ее взгляду на себя в зеркало, Танаро понял, что она довольна, его красноречие тут же прорвалось наружу. И не только слова. Его руки легли на плечи Меллисы.

— Очаровательница моя, — начал он.

— Да? — откликнулась Меллиса, легонько проводя пуховкой по щекам и подбородку. — Я вас слушаю, князь.

— Позвольте хотя бы поцеловать вас.

— Конечно! Более того, я сама поцелую вас, если на будущее вы обещаете никогда здесь больше не появляться. Прошу прощения, мне пора.

— Вам еще рано на выход. Останьтесь со мной! — пылко возразил князь.