Ходят слухи, что похищены какие-то секретные документы. Их вёз в Лувр маркиз де Соржюс, храбрый воин и верный слуга короля. Увы, он найден заколотым на полу кареты.

Свидетели утверждают (ведь нет на свете таких сил и указов, которые заставили бы парижан спать по ночам и не видеть того, что делается под их окнами), так вот, они все говорят, будто видели и слышали, что маркиза предупреждали о засаде.

Какая-то женщина кинулась наперерез гвардейцам и стала кричать: "Назад! Назад! Там ловушка! Они хотят убить вас!"

Конвой остановился; дверь кареты открылась… Но когда женщина кинулась туда, уже было поздно. На крышу кареты и на сидящих верхом гвардейцев, бесшумно прыгнули с воздуха черные тени…

Говорят, маркиз сражался геройски, но нападавших было слишком много. Король в ярости приказал принять все меры к скорейшему задержанию опасных преступников. Все входы и выходы из города были закрыты заставами, полиция рыскала повсюду. Говорят, арестовали каких-то австрийских шпионов, но чем теперь это может помочь?

Гвардия и простой народ вместе скорбели о своих погибших героях. Многих удивило завещание маркиза де Соржюса. Всю свою часть фамильного наследства этот благороднейший дворянин разделил между своим полком, монастырём кармелитов, расположенным неподалёку от родового замка маркиза, а оставшуюся часть пожертвовал на учреждение в Париже военной школы.

Все восхищались его бескорыстием; Соржюс стал примером. Символом мужества, верности своему долгу и истинного благородства души. О его царском пожертвовании шли легенды.

Впрочем, громадная пенсия, положенная семье маркиза, благоволение первых лиц государства и прочие милости должны были со временем восполнить и сровнять брешь, пробитую в родовом богатстве Соржюсов. Все считали, что в этом будет отражена высшая справедливость.

Преданность дорого стоит…

Сквозь разноцветное стекло витража светило цветное солнце. Почти весеннее, сретенское*.

Пёстрые зайчики прыгали по лицу и костюму Валлюра, делая его похожим на Арлекина. Меллисе это почему-то напоминало Италию. Она не видела себя в тот момент, но знала, что ее волосы и лицо разрисованы точно так же, ведь она сидела в самой непосредственной близости от Валлюра. В том же кресле. У него на коленях.

Нельзя сказать, чтобы сердце Меллисы таяло от нежности или млело от страсти, но ей было спокойно, тепло и приятно. Если еще забыть о государственных делах, тогда бы и вовсе…

В тот день Валлюр прислал ей письмо. Коротенькую светскую записку с сожалением, что они давно не виделись и с просьбой прийти.

Когда мажордом Луи утром подал ей это письмо вместе с другой личной почтой, Меллиса весьма удивилась. Быстро пробежав глупые послания от дюжины поклонников и счета от перчаточника и ювелира, она взялась за самое интересное послание сегодняшней почты. Почерк маркиза был ей известен — тонкий, быстрый, с длинными косыми чёрточками — совершенно прямыми хвостами букв.

После вороха цветистых комплиментов других писем, где тоже в основном умоляли о встрече, письмо Валлюра показалось ей удивительно сухим. Ничего о ее прекрасных глазах, просто-таки ни слова о ее жутком коварстве и роковых чарах! Почти такие же письма Лоранс получала из Пале-Рояля от герцога Ришелье. Просьба явиться и всё, никаких лишних слов. Однако, прочитав короткое письмо вторично, Меллиса была поражена любезностью де Валлюра.

Какие-то весьма человеческие чувства читались в надежде "видеть Вас сегодня на улице Сен-Север, в доме, который всегда открыт для Вас, дорогая графиня". И те строки, где говорилось о долгом отсутствии встреч, давали повод думать, будто маркиз скучал без ее общества.

Мысленно кляня свое любопытство и повторяя, что ни за что никуда не пойдёт, Меллиса начала одеваться.

Будь у них несколько иные отношения, Меллиса сочла бы просьбу Валлюра наглой и бесцеремонной, почти непристойной. Тем более, что приглашал он ее, как обычно, на утреннюю встречу. Еще до полудня. Но с Валлюром это было в порядке вещей. Меллиса сама сделала первый шаг, явившись к нему когда-то без приглашения, и установила обычай встречаться с маркизом у него дома, абсолютно без всяких условностей, принятых в свете.

Любовнику она никогда не позволила бы вот так просто позвать ее, не указывая причины. Но врагу уже привыкла прощать недостаток трепетного отношения к ее великой особе.

Лишь переступив порог дома маркиза, Меллиса сразу почувствовала досаду. Мадам Жоранс пекла блины; аромат облаками расходился с лестницы верхнего этажа, а Меллиса вынуждена была идти в другую сторону!

Вспомнив, что их кухарка также обещала к обеду блины, Меллиса смирилась. Дюфор проводил ее в гостиную; маркиз встретил ее чрезвычайно любезно. Меллиса позволила себе удовлетвориться ответом, что Валлюр хотел ее видеть просто потому, что хотел ее видеть.

Меллиса вспомнила почему-то, как они танцевали на вечере у Лоранс. Вечность назад! Кажется, в тот вечер маркиз даже собирался ее поцеловать. Интересно, если бы тогда между ними возникла интрига неполитического свойства, что было бы с ними сейчас? Возможно, многое в жизни сложилось бы по-иному.

Валлюр, кажется, был согласен с Меллисой в этом вопросе. Вот почему во время приятной лёгкой беседы она сидела у него на коленях. Маркиз, вероятно, пошёл бы еще дальше, если бы Меллисс не перевела разговор на политику. Она стала говорить что-то о положении дел в Англии.

К вопросу-утверждению: "Не так ли, маркиз?" — Валлюр проявил исключительное равнодушие.

— Мне нет сейчас никакого дела до всех проблем туманного Альбиона, — лениво ответил он, вертя в пальцах черный блестящий локон Меллисы и слегка касаясь ее плеча.

Она недоверчиво засмеялась. Потом, нежнейшим голоском спросила:

— Вероятно, это оттого, маркиз, что вас больше сейчас занимает другой предмет? Скажем, Австрийское герцогство? Не могу же я всё приписать своим скромным чарам.

Рука де Валлюра шла по ее плечу. Его правую ладонь поперёк пересекал старый широкий шрам, и Меллисе было щекотно от прикосновения. Она давно гадала, откуда эта метка: маркиз как-то сказал, что это не боевая рана. Наверное, еще в детстве схватил раскалённую кочергу или что-то очень острое. Любопытный, наверное, был ребенок. Может быть, Лоранс знает?

При намёке на Австрию маркиз не проявил ни малейшего беспокойства.

— Чушь, — почти промурлыкал он. — Что мне Австрия?

— Ах, значит, я ошиблась, — с лёгкостью согласилась Меллиса. — Простите мое заблуждение. Я думала, вам может быть интересно. Но теперь вижу, что провал с секретными схемами нисколько вас не волнует.

Валлюр только пожал плечами.

— О, вы совершенно не понимаете, что я имею в виду, правда? — игриво продолжала Меллиса. — И вы не знаете, конечно, что арестованы десять австрийских наёмников…

— Знаю…

— Однако вам и в голову не приходит, на кого они могут указать под пытками. Не смотрите на меня с такой злостью, маркиз. Это вас выдаёт! — добавила она резко, совсем другим тоном.

Валлюр несколько секунд молча смотрел на нее.

— Ты убила Эжена, — наконец утвердительно сказал он, всё еще не отпуская Меллису.

— Я? — она нервно, кокетливо рассмеялась. — Нет… Грабила я. План был моим. Но убивать… Всё-таки, на то есть мужчины!

По губам Валлюра скользнула тонкая презрительная улыбка. В ней так ясно читался эпитет, который применим только к женщинам падшим на самое дно, что лучше бы маркиз произнёс это вслух.

Меллиса оскорблённо встала и отошла на шаг.

— Ладно, — сказала она. — Но чем вы лучше меня?

— Я не нападаю из-за угла на кареты.

— Ах, только-то! — Меллиса обидно засмеялась. — Ну, это пустяк, дорогой маркиз. Всё поправимо.