Лулу смахивала на белую болонку и ничего не понимала в работе артистов. Зато она была безотказной помощницей во всех делах хозяйства. И очень скоро стала добровольной рабыней мамаши Кальяро и ее невестки Антонеллы. Впрочем, хотя детей кроме троих подросших сыновей у молодой синьоры Кальяро пока в ближайшее время не намечалось, на манеж Антонелла возвращаться не то чтобы не собиралась… собиралась, непременно, "но не сейчас". Значит, по мнению вредины Мари, жена директора и сама справлялась в хозяйством, могла бы уступить Лулу "в пользу бедных". То есть, в помощь самой Мари.

Меллиса, на совести которой находились звери и двое голодных мужчин — Пьер и Никко, которых она упорно звала "папочкой" и "братиком" (от чего Никко просто бесился), Меллисс равнодушно взирала на борьбу женщин-хозяек за единственную служанку. Лулу ее не интересовала ни с какой стороны. Теперь у Меллисы появился враг в труппе, ей некогда было смотреть под ноги и замечать всяких там Лулу!

В четвертом фургоне, где раньше жили супруги Жармон, поселилась молодая и красивая девица, воздушная гимнастка. Теперь в противовес восьмому — зверинцу, четвёртый фургон прозвали "змеевником". И жала там сущая змея по имени Симона-Антуанетта Борли. Меллиса ее невзлюбила с первого взгляда, когда новенькая, представляясь труппе, гордо назвала свое полное имя. К сожалению, Симона пылко ответила ей взаимностью.

"Змея" была хорошей артисткой. Она работала номер под куполом шапито. Была она высокого роста, изящна, стройна, блондинка, и меньше всего на свете хотела допускать хоть одного конкурента в свое святое воздушное пространство. То, что Меллисс выступает на трапеции, хотя она наездница, а не гимнастка, до крайности раздражало Симону. Кроме того, она никак не могла понять, почему музыкальный номер Меллисы и ее дурацкая песенка имеют такой бешеный успех.

— Если живёшь в зверинце, это не повод лезть на трапецию. Нет, не повод! — заметила как-то Симона, не обращаясь к своей сопернице, разумеется. Меллиса в ответ с самым любезным выражением лица пообещала познакомить гимнастку с месье Лигаром. Симона еще не успела узнать, как кого зовут, и очень заинтересовалась. Меллиса пошла и привела тигра.

Лигар сказал: "Х-рр-р?"

А Симона так заверещала, что это описанию не подлежит.

— Он голодный, — сочувственно заметила Меллиса. — Бедняжка только пол-лошади в день съедает. Ты ему будешь кстати в любой момент.

— Убери! Убери!! — спрятавшись за широкую спину силача Гран-Ринальдо, вопила Симона. Меллиса исполнила ее слёзную просьбу, хотя Лигар и сам готов был сбежать, так жутко орала мадемуазель Симона-Антуанетта.

— В следующий раз я позволю сожрать ее, — мрачно предупредила Меллиса позже, сидя у костра с Эсмеральдой, Джузеппе и синьором Клоуном.

— Не делай глупостей, — серьезно сказал Джузеппе.

— Конечно, тигра жаль. Отравится, — уточнил синьор Клоун. И закашлялся.

Эсмеральда перестала смеяться. Меллиса тоже.

— Папа я сто раз говорила, вам нельзя сидеть на ветру, — укоризненно сказала Эсмеральда. — Шли бы лучше домой.

— Молчи! Мой дом: хочу — пойду, хочу — нет, — отрезал синьор Клоун.

— А здоровье не ваше! Здоровье у вас принадлежит хозяину, — возражала дочь. — Извольте вылечиться. И не пейте, пожалуйста, эту гадость!

Гаррехас удивлённо опустил бутылку.

— Вот-те на! Как же я вылечусь, если не стану пить? Ты хоть иногда думай, дочь моя, что говоришь.

— Да-да, ты уж чего-нибудь одного требуй, — подхватила Меллиса. Взяла синьора Клоуна за руку и потащила к фургону. Там, на половине синьора Клоуна, они зажгли лампу и продолжили вечерние посиделки.

Не одну Эсмеральду волновало здоровье отца. Синьор Клоун последнее время часто кашлял. Он простудился давно, еще в пору сырых весенних ночей. Чтобы вылечиться, синьор Клоун много пил. Он всегда любил выпить, но теперь его невозможно было ругать за это. Кальяро беспокоился и за друга, и за артиста. Синьору Клоуну нелегко стало выступать, а его старый ослик, которого синьор Клоун невозможно баловал, так растолстел, что спотыкался на арене. Ему тоже стало тяжело работать, но совсем по иной причине, чем хозяину.

Меллиса и мамаша Кальяро — только эти две женщины могли читать морали Гаррехасу. И вообще только их он и слушал. Меллиса высказала всё, что она думает про старых пьяниц с толстыми ослами и фиолетовым носом, который только тем и хорош, что позволяет экономить грим.

Синьор Клоун не возражал. Он даже выпил горячую целебную настойку из трав, которую готовила ему мамаша Кальяро. Разговор перешёл на другое. Тем было множество: цирк, цирк, цирк…

Номера, трудности, деньги, корм для зверинца и конюшни, артисты, зрители и богатые зрители. Последнее сейчас особенно интересовало Меллису.

— В этом году мы снова будем стоять возле замка де Бардонеккья?

— Мы всегда там стоим после Турина, — отвечал синьор Клоун.

— Неделю?

— А это уж как повезёт. Дня три или две недели, заранее никто тебе, детка, не скажет.

Меллиса скорчила кислую мину.

— А я могу кое-что предсказать заранее. И вы согласитесь.

— Скажи.

— У нас будут проблемы с Симоной. В замке Бардонеккья мы потеряем либо ее, либо все деньги, причитающиеся нам за две недели хороших сборов и частное выступление у старого барона.

Синьор Клоун согласился. Он спросил у Меллисы, какая потеря огорчила бы ее меньше?

— Трудно сказать, — после раздумья ответила Меллиса. — Я не пожалела бы много денег, чтобы избавиться от нашей змеи. Но у нее превосходный номер. И недоразумения с публикой меня огорчат больше, чем присутствие здесь Симоны.

— Ты иногда говоришь, как министр финансов, детка, — вздохнул Гаррехас. — В твои годы лучше бы проявлять побольше легкомыслия. Поступать как хочется, а не как выгодно для дела.

— Я всегда такая была, — возразила Меллиса. — Мне хочется поступать так, как выгодно. Симона — змея, и лучше бы ее сожрал тигр. Но если она станет крутить с вельможами — могут быть неприятности для нас всех.

— А если мы не поедем в Бардонеккья, потеряем отличное место стоянки на будущий год, — продолжал синьор Клоун.

— Если будет скандал, мы в любом случае потеряем место, — вздохнула Меллиса.

— Думаешь, будет? Да пусть девчонка ведёт себя, как хочет, лишь бы не поднялся большой шум.

— Да?! Во-первых, она может остаться в замке, — резко сказала Меллиса. — А во-вторых, какие последствия могут быть для меня и Мари, если сюда начнут таскаться толпы дворян, вы подумали?

Синьор Клоун не думал. Он временно забыл о такой опасности, поскольку Эсмеральде она не грозила. Великолепная укротительница гепардов, дочь синьора Клоуна должна была вот-вот родить наследника или наследницу. Это занимало сейчас обитателей первого фургона больше, чем возможные притязания благородных господ, составляющие самый большой недостаток частных представлений в поместьях и замках.

Зато Меллиса помнила об этом и заранее злилась, предвидя сражения на всех фронтах: соперничество с Симоной на манеже, битвы с дворянами за кулисами и скандалы с Никко дома. И нигде нельзя было проиграть. Меллисс интересовали только победы во всех этих областях.

Тем временем, день за днём, фургоны снова катились к Италии, а следом за ними по пятам шла удача… и осень…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​

Середину сентября встречали в Пьемонте. Как раз в окрестностях замка барона де Бардонеккья. Выступив сперва в деревушке Розетт по соседству, цирк Кальяро был приглашен в замок. Представление и балаган-шапито стали частью ежегодной большой охоты, на которую съезжалась в замок Бардонеккья окрестная знать. Обычай этот существовал уже более десяти лет. Циркачей ожидало щедрое вознаграждение, и, по мнению барона, они очень дорожили его приглашением.