Рядом с цирком Кальяро остановился фургончик странствующего театра. Актёры итальянской Комедии дель’Арте были знакомы циркачам. Им часто приходилось встречаться на больших дорогах Италии — общий маршрут. В Венеции они почти всегда работали в одно время, осенью.

— Ciao, cari amici! — приветствовал их хозяин театрика синьор Боболино — "Толстячок", так его все и звали. — Come state?*

— Tre mille grazie!!* — ответил Кальяро тем же тоном, каким он говорил "три тысячи чертей!"

— Понимаю, — весело откликнулся Боболино. — Сколько у вас не хватает?

Кальяро обреченно махнул рукой, мол, очень много. Меллиса с интересом следила за разговором, высунувшись из окна фургона. Не только она. Других артистов также интересовало их финансовое положение, но у Меллисы была совершенно определённая мысль насчет ста золотых флоринов*. Театру следовало заплатить всего пятьдесят, но у них едва набиралось двадцать. Боболино вёл себя очень оптимистично, хотя не видел никакого выхода. Ворота в венецианский рай были сейчас категорически закрыты для бедняков.

К директору цирка подошёл иллюзионист Артоданти.

— У меня есть идея, господин директор.

— Очень рискованная?

Артоданти принял самый надменный вид:

— Для меня, великого мага, в таком деле риска не существует.

Два директора подошли поближе и стали говорить совсем тихо. От Меллисы они находились шагах в трёх, и она едва не выпала из окна, так старалась расслышать, о чем говорит Артоданти. Главное из слов фокусника она поняла.

— Двадцать, да наши тридцать — уже полсотни, — говорил он, — театр проедет. Предоставьте мне заплатить эту пошлину и поверьте, господин директор, у нас тоже появятся деньги.

— Допустим. У тебя в руках появятся, — возразил Кальяро. — Но как их получим мы, ведь ты едешь с театром?

* карнавал (carne vale) — "прощай мясо" (итал.) То же самое, что масленица в России — традиционное народное гуляние перед постом. Но в Италии это была традиция не только перед Великим постом, а перед любым: Петровским, Рождественским, Успенским…

* — Чао, кари амичи! Комэ статэ? — "Привет, дорогие друзья! Как поживаете?" (итал.)

* — Трэ миллэ грациэ!! — "Три тысячи благодарностей!" (итал.)

* флорин — золотая монета Флоренции 13–16 вв. А также итальянское название голландских гульденов и дукатов. Чеканились в Европе также и серебряные флорины.

— Да, я буду ждать с ними, — сказал Артоданти. — Но передать не проблема. Пепино! — подозвал он старшего сына Кальяро. — Пойдёшь со мной до ворот, я дам тебе кошелек, и ты бегом отнесёшь его папе, понял? Только постарайся не попасться на глаза стражникам.

— Ясно, постараюсь! — заверил Пепино. Он был шустрый девятилетний мальчишка и мог провести даже стоглазого дракона, стерегущего золотое руно, не то что городскую стражу. Свою задачу Пепино понял.

Кальяро и Боболино временно объединили свои капиталы.

— Прорвёмся, — подмигнул толстяк. — Где тебя ждать?

— Вы куда в городе собирались, на Сан Марко?

— Угу, как всегда.

— Значит, если повезёт, через час встретимся там.

— Никаких "если"! Я обещаю успех, — заверил их Артоданти.

Трое мужчин ударили по рукам.

— Через час на Сан Марко.

— Ждём.

Театральный фургончик медленно покатился к воротам. Будто бы робко и неуверенно пробрался сквозь орущую толпу. Пепино следовал за ним, не отставая.

Через четверть часа мальчишка примчался к своим и отдал отцу туго набитый кошелек.

— Ты видел, как это получилось? — приставали все. Пепино с готовностью кивал.

— Ага. Видел! Все видели. Только я смотрел-смотрел, да ничего и не понял. Золотые монетки мелькали в пальцах синьора Артоданти, и падали в сундучок для сбора налогов. Только все видели, как они падают, а на самом деле, монеты, наверное, доставались оттуда. Я не могу понять. Но всё прошло гладко. Так хорошо звенели — динь, динь… пятьдесят штук. А здесь, по-моему, больше…

— Сто пять, — ответил Кальяро, закончив считать деньги. — Магия — великая сила. Поехали!

Как условились, циркачи и комедианты встретились уже по ту сторону стен. На главной площади города, площади Святого Марка. Им повезло, конкуренты были, вероятно, не богаче их и еще загорали под стенами Венеции. Но когда тем или иным способом они всё-таки пробьются в город, лучшие места на площади будут уже заняты, уж извините!

В городе бурлила предпраздничная суета. Люди в масках часто попадались навстречу артистам. Младшие дети, не пообедав, поспешно нарядились в костюмы для выступлений. Их и синьора Клоуна с его осликом отправили по улицам, зазывать народ в цирк. Труппа Кальяро принялась за установку шапито. Хотя, в первый вечер представление шло большей частью перед входом в балаган, снаружи.

Пять золотых едва хватило, чтобы расплатиться с рабочими, ставившими шатёр. Цирк должен был поскорей заработать хоть что-нибудь. Театрик Боболино на другой стороне площади был занят тем же. Они пытались привлечь внимание зрителей к своей пантомиме и шуткам масок Комедии.

Вечером директор театра предложил циркачам половину своего небогатого сбора.

— Мы в долгу перед вами. К тому же, у меня меньше ртов — перебьёмся.

— Не надо, — отодвинул его руку Кальяро. — Мне не поможет. Чтобы моих накормить, надо неделю работать. А долг — ерунда, сочтёмся. Твоих средств всё равно никогда не хватит, чтобы купить его руки, — директор кивнул на фургон Артоданти. — При чём же здесь я?

Толстячок покачал головой:

— Смотри, Кальяро, мой долг предложить.

— Не переживай. Мы что-нибудь придумаем.

Боболино ушёл, еще раз поблагодарив за помощь. В цирке легли спать без ужина. Мелочь, которую принесли из своего уличного рейда младшие артисты и всё, что заработали старшие — отдали на покупку корма для лошадей. Люди слишком устали и решили начать зарабатывать себе богатство с завтрашнего дня, как следует отдохнув. Лошадям досталось по скромной мерке овса (кроме ослика, который единственный был не просто сыт, поужинав орехами, огрызками яблок, конфетами и хлебными корками, которыми угощали его венецианские дети, но от их щедрости осталось еще и целая горка угощения на завтра), а голодные хищники недовольно рычали, бегая по клеткам и мешая спать Пьеру и Никко.

Меллисы в комнате не было, поэтому рычание гепардов и тигра не могло потревожить ее сладких снов. Она еще не спала. Меллиса недавно открывала свой красивый резной ларец, что-то взяла и ушла. Вскоре Меллиса постучала в дверь соседнего, седьмого фургона.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кальяро открыл очень быстро. Господин директор тоже не мог уснуть, хотя он вовсе не ожидал в такой час увидеть на пороге Меллису.

— Заходи, — спокойно пригласил он. — Чего случилось?

— Разве мало происшествий за один день?

— Достаточно…

Кальяро поставил фонарь на круглый столик, предложил Меллисе сесть и сам тоже опустился на табуретку.

Эта крошечная комнатка в фургоне служила столовой и была отделена от спален плотными холщовыми занавесками. Все двуногие обитатели цирка спали, кроме этих двоих, сидящих здесь за пустым столом, на котором тускло горел фонарь. Кальяро упирался подбородком в руку и смотрел на Меллису. Не как директор, и не как молодой сильный мужчина смотрит на хорошенькую девушку. Просто смотрел. Как на привидение, с которым можно поговорить.

— Что мы теперь будем делать? — спросила Меллиса. — Забраться мы сюда забрались, а дальше?

— Понятия не имею. Дадим завтра с утра представление. Там посмотрим.

— С утра? И до вечера, — уточнила Меллиса. — Думаешь, надолго нас хватит?

— Не знаю, — вздохнул Кальяро. — Вот если бы у нас был слон…