Меллиса ни о чём не жалела. Она давно уже успокоилась. Возбуждение и злость, толкнувшие ее в этот поход, испарились. Хотя она далеко не с радостным чувством приближалась ко Дворцу Дожей.

У его стен вместо карет теснились гондолы. Они покачивались тут же, на воде, в двух шагах от дворца. Парадный вход во дворец, через Порте дела Карте был ярко освещен.

До того времени Меллиса не думала, что у гостей должно быть приглашение. Теперь она увидела, как все, подходя к дверям, показывают старику в красно-золотой ливрее какие-то билеты. Меллиса отошла в сторонку и стала внимательно наблюдать.

Ей ничего не стоило украсть билет у кого-нибудь из гостей. Но вскоре она заметила, что дамы, проходящие в сопровождении кавалера, заранее считаются приглашёнными. У них не спрашивали никаких билетов.

Меллиса быстро нашла взглядом в толпе подходящего для себя кавалера. Она сняла пока что черную полумаску и надела маску любезной кокетки. Без единого слова с ее стороны, повинуясь только языку глаз, молодой человек предложил ей руку, и очень скоро Меллиса прошла вместе с ним внутрь.

Тотчас их захлестнула будоражащая кровь и воображение праздничность. Всё сверкало, шуршало, звенело, двигалось, и поначалу тяжело было разобрать, что происходит. Но когда Меллисе удалось оглядеться вокруг, она поняла, что сейчас будет танец. А это совершенно близкое и понятное для нее действо. Меллиса глубоко вздохнула, словно ныряя с головой в реку; надела маску; ее рука выскользнула из пальцев незнакомого молодого итальянца, и он больше ни разу за весь вечер не видел своей спутницы. А возможно и видел. Но разве мог он ее узнать в этом хороводе масок. Меллиса даже не узнала, как его звали. А может быть, сразу позабыла, даже если и слышала.

Ее закружил Карнавал. Партнёры не имели значения. Она свободно болтала со всеми встречными и не слушала их болтовню. Долго-долго всё было для нее одинаково весёлым, пёстрым и безликим. Она никого не знала, ее никто не знал, всё было легко и прекрасно. Долго-долго она бездумно кружилась во всех танцах, беседах и шествиях из зала в зал, на балкон, в домашний сад, снова в бальный зал… Пока наконец не начала различать действующих лиц.

Меллиса знала себя: прежде, чем почувствовать скуку и пресыщение, ее деятельному уму удавалось переключиться на другой предмет или хотя бы на другие грани того же предмета. Она никогда не скучала. Когда ей надоело просто глазеть по сторонам, оценивая роскошное убранство залы, глаза Меллисы стали смотреть по-другому. Невольно она поняла, что есть на карнавале персоны, которых узнают под любой маской, и все с ними считаются.

Дож и его приближённые всё время держались в стороне. Праздник вращался вокруг них, оставляя правителя Венеции и его свиту в центре своего колеса. И само колесо было послушно им. Музыка замолкала и возобновлялась по их желанию; повинуясь взгляду или слабому, почти незаметному жесту к ним приближались избранные гости.

Некоторые люди, по всей вероятности, не только веселились здесь, но и беседовали о делах. Их группки определялись тем, что были постоянно в центре маршрутов слуг с подносами, на которых стояло угощение и напитки.

Кроме деловых кругов, можно было легко определить семьи юных девиц на выданье. Их всегда приглашали танцевать и отводили после танца в одну и ту же точку. Колонна ли, столик, или бархатная скамеечка там находилась, но девушку отводили туда, передав снова в руки семьи, под охрану матушек, бабушек, тётушек и верных служанок, более грозно взиравших на кавалеров, чем любая строгая тетушка. Из-под их опеки и получали девицу для следующего танца.

Совсем по-другому вращались свободные гости, это Меллиса чувствовала по себе. Для нее в зале не было ни недоступных границ, ни укромного уголка. Она не чувствовала себя чужой, но жалела, что рядом нет никого из тех, кто знает ее без маски. Меллиса с грустью думала, что когда она расскажет друзьям о своём приключении, никто не сможет вспомнить этот бал вместе с ней. Да и представят они дворцовую роскошь и маскарадную круговерть не полностью и с трудом. Жаль…

Меллису совсем не волновало, что какой-то маркиз и два герцога собираются драться из-за нее. Она не принимала их игры и клятвы всерьёз. Себя Меллисс называла то княгиней, то баронессой, не назвав ни разу своего имени. Тех, кого следовало, все знали и так. Меллиса тоже быстренько изучила всех важных гостей и старалась не шутить с ними. Тем более, что под одной из масок ей почудились рыжие усы графа Рочелли, который вполне мог быть здесь. Меллиса следила издали за высоким военным в сером камзоле и гадала, он это или нет? Потом, рассердившись на саму себя за подобные глупые мысли, смело пошла навстречу опасности. Она даже танцевала с этим синьором и окончательно убедилась, что боялась напрасно. Это совсем не Рочелли. Ни этого голоса, ни манер Меллиса не знала. Она снова успокоилась и стала наблюдать за другой персоной, которая внушала ей настоящий живой интерес.

Это была молодая очень знатная дама в светлом платье. Она оказывалась в центре любой компании, к кому бы ни подошла. Знатнейшие хозяева маскарада оказывали ей знаки почтения, из этого Меллиса и заключила, что дама занимает весьма высокое положение в здешнем обществе. У незнакомки была самая модная причёска с широкими локонами по бокам, низкое декольте на платье и длинный широкий шлейф. Белокурые волосы переливались радужными блёстками из-за той особой пудры, которой посыпают свои причёски знатные дамы.

Меллиса удовлетворённо подумала, что ее собственная грива отливает иссиним блеском и так, без помощи фиолетовой пудры. Но это было слабым утешением, по сравнению с великолепием незнакомки. Впрочем Меллиса знала, как зовут даму — графиня Лоренца д’Армонти. Но это имя ничего бы ей не сказало, если бы обладательница имени не была так хороша.

Графиня держала в руке жёсткую полумаску на длинной тросточке. Этот бело-золотой предмет напоминавший сердечко иногда кокетливо прикрывал ее лицо, но чаще Лоренца д’Армонти оставляла свою красоту открытой. Она непринуждённо вращалась в собравшемся обществе, ее все знали, а она… неизвестно. Но каждый хотел быть замечен графиней. Меллиса видела в этой женщине такую же стать, как у своей подруги Эсмеральды. Хотя графиня была гораздо ниже ростом, но она не уступала в значительности королеве манежа.

Меллиса выбрала себе новую игру, стала следить за Лоренцей. Один раз Меллисе повезло: графиня уронила веер и, хотя тысяча мужских рук сразу сдала движение к нему, но Меллиса оказалась проворнее всех. Она небрежно подхватила веер и подала хозяйке. Возможно, это был поступок не по этикету, но Меллиса не могла удержаться. И тогда она услышала, как Лоренца смеется. Ах, какой прекрасный у нее смех. Серебряный, нисколько не жеманный, как у других знатных дам.

Графиня весело хлопнула одного из поклонников веером по руке.

— Мужчины! На что вы способны, если рядом есть мы? Ни видеть, ни слышать, ни вовремя повернуться вам не дано! О нет, драться друг с другом вы мастера, но с нами…

Меллиса давно упорхнула и слушала эти слова, стоя за колонной. Ей нравился даже смеющийся голос графини, грудной и очень приятный. Что-то смутно знакомое мелькало в ее итальянском выговоре. Меллиса не могла вспомнить, что, и это интриговало ее всё больше.

Графиня вышла на балкон дворца. Меллиса проскользнула за ней. Она увидела, что давно сгустился вечер. Поздний вечер — и Венеция светится огнями в тёмно-синем окружении неба и черно-золотой ряби залива. Меллиса беспокойно вдохнула прохладный сырой воздух. Не слишком ли далеко она зашла? Не слишком ли долго длится ее игра? В цирке ее наверное ищут…

"Нет. Все знают, куда я пошла. С дворцовых маскарадов рано не возвращаются. В конце концов, мне на всё наплевать! Хочу веселиться и буду!.."

Такое решение оставляло Меллисе полную свободу действий. Но танцевать ей уже не хотелось. Все изысканные яства и многие напитки она перепробовала. Проходя мимо больших зеркал, тенью скользя за графиней, Меллиса посматривала на свое отражение. Из двух проплывающих красавиц первая, в светлом, казалась ей более заметной и милой. Ничего не поделаешь. Себя Меллиса считала совершенно незаметной на общем пёстром фоне блестящих кавалеров и дам.