"Цвет дворянства не должен лишаться жизни из-за глупой прихоти! Место для упражнений со шпагой — на поле брани, за честь своего короля!"

Такие изречения его величества и его высокопреосвященства в пользу эдикта, осуждающие дуэль, как бессмысленное убийство (или хотя бы попытку убийства) ближних, и в равной степени, попытку самоубийства, "цвету дворянства" были превосходно известны. Однако угрозы и суровые кары нарушителей не смущали остальных. Вековые традиции не умирают без боя.

Драться не стали меньше. Лишь старались сохранить место и время в тайне. Секунданты подбирались из числа наиболее верных друзей, а то и обходились (в нарушение правил) вовсе без секундантов, если случалось дело, не терпящее отлагательств.

Виновники дуэлей довольно часто оба оставались в живых. Это означало, что если личной гвардии кардинала станет известно о нарушении эдикта, представители ее тотчас же нанесут визит дуэлянтам. И если в поединке ты не убит на месте, остаётся два выхода: отправиться в тюрьму или бежать.

Тем не менее, ни придворным, ни солдатам, ни полку мушкетёров — личной охране короля, ни гвардии, королевской или кардинальской, не было, кажется, никакого дела до строгого указа, запрещающего дуэли. "Цвет дворянства" не мог не обнажать шпагу по всякому поводу. А то и без всякого повода, просто потому, что у них эта шпага была. Ведь все знали, что если не произойдёт рокового совпадения (в лице некстати появившегося гвардейского патруля) и никто не сообщит вовремя о произошедшем, либо предполагаемом поединке, ареста в восьмидесяти случаях из ста удаётся легко избежать. В дело можно пустить придворные, любовные либо денежные связи, и снова беззаботно гулять на свободе до следующего вызова. Что касается "несчастливых" двадцати шансов, можете, если угодно, позволить себя убить, если так боитесь властей. Тогда уж вы точно ничем не рискуете, кроме дискуссии о справедливости данного эдикта перед Райскими вратами.

Меллиса пользовалась всеми этими вариантами весьма тонко. Лоранс не слишком одобряла эту ее политику, но запретить мужчинам драться… Этого не мог добиться сам кардинал, даже сам Господь Бог, что же могли сделать женщины?

Тем более что Лоранс считала дуэли неизбежными во все времена.

— Разве могут мужчины не драться друг с другом? — восклицала она. — Безнравственно это им запрещать, пока существуют на свете хоть какие-то поединки. А поединок Добра и Зла — он всегда есть. Он-то и даёт повод! Дуэль возникала, как благородное дело — защита справедливости, свидетельство воли Всевышнего, Божий суд, в котором не мог победить неправый.

— А поменьше философии можно? — морщилась Меллиса.

Но подруга властно отрезала:

— Нельзя! Во все века, разным оружием, железом, словом, кулаками, даже кажущимся непротивлением, но они дерутся, коли они мужчины. И счастье наше, что вокруг всё еще век железа! Если мужчины окончательно перейдут на слова… Политические ходы и поединки гремят порой дольше, чем грохот пушек, и сеют смерть на большее расстояние. Это куда более бесчестно и подло, чем по-настоящему драться с обидчиком один на один. Если поединки умрут…

— Ты сама сказала, что они бесконечны, — напомнила Меллиса.

— Да, бесконечны. Но может измениться их форма и наверняка в худшую сторону. Если у мужчин пропадёт то чувство, которое сейчас заставляет их выхватывать шпагу и драться с обидчиком, куда же мы тогда денемся?

— Вот это верно, нам станет тяжело жить, — подтвердила Меллиса. — Да и сейчас не всякого легко заставишь драться из-за себя.

— Ты-то заставишь! — смеясь, отвечала Лоранс.

— Я — да. Но это непросто…

— Кстати, что ты сделала с Таверни? — довольно строго спросила Лоранс. Она по приезде еще не вникла до конца во все перемены в делах Меллисы.

Разговоры о дуэлях повторялись не раз. Последний, подруги вели в середине лета. И тогда же Лоранс спросила, что стало с капитаном де Таверни?

— Он весьма изменился. Стал невыдержан, собирается оставить королевский полк и перейти в личную гвардию Монсеньора. Нам это крайне некстати, нам более ценны наши люди в окружении короля. Говорят, вы в ссоре с капитаном, правда ли это?

— Не знаю, — сказала Меллиса. — Давно его не видела, к своему удовольствию. Я пригрозила ему однажды, что разрушу его карьеру, смешав имя Таверни с "делом Соржюса". Ведь он стал капитаном (с протекцией Монсеньора) после гибели нашего незабвенного героя. Я сказала, что сделаю это, если Таверни не будет меня слушаться.

— Ты не уполномочена делать подобные разоблачения, — сухо напомнила ей Лоранс.

Меллиса хмыкнула:

— Знаю. Но Таверни совершенно ни к чему знать об этом. И он, как видишь, поверил. Лоранс, можно мне избавиться от него? Своей глупой ревностью он безмерно мне надоел.

— Его пылкость от андалузской крови, — снисходительно сказала Лоранс. — В их роду половина испанцев по женской линии. Тебе, дорогая, придется его терпеть. Таверни неплохой воин на поле интриг. Монсеньор его ценит.

— Больше, чем нас?

— Что за чепуха, Меллиса, — Лоранс заметила злой многообещающий огонёк в глазах подруги. — Брось это, слышишь?

— Таверни меня раздражает. Что если… дуэль?

— Перестань. Капитану гвардии это легко сойдёт с рук. У него протекция Монсеньора, не забывай.

— Отлично! В таком случае, думаю, его могут убить на дуэли. Ведь всё зависит от выбора противника, верно?

— Таверни известен как первоклассный фехтовальщик. И, поверь, это правда, мне говорил дю Гартр. У него уже случалось немало дуэлей.

— Мда, из них только на моем фронте — три, — задумалась Меллиса, поглаживая одного из мопсов, которых Лоранс с недавних пор держала дома. Эти собачки забавляли гостей и считались модными при дворе, но Меллиса их не любила.

Толстые, откормленные, кривоногие и самовлюблённые, с печатью надменного превосходства на плоской черной мордашке. На приёмах они окружали Лоранс словно верные пажи, а в обычные дни бродили по кухне, выпрашивая лакомства и терзая горничных своими капризами.

Меллиса задумчиво гладила мопса, и в голове ее постепенно зрел план.

Валлюру она солгала, будто бы придумала про дуэль только что. С его подачи, к тому же. Нет, об этом спектакле Меллиса задумывалась давно, он только дал ей подходящий повод высказать угрозу. И теперь она твёрдо решила привести свой план в действие при первом удобном случае.

Но пока случай не представлялся, и жизнь преспокойно шла своим чередом. Лето подходило к концу.

В октябре, совпав теперь с годовщиной победы под Ла-Рошелью, в Лувре проходил ежегодный бал-маскарад. Меллиса ни разу еще не принимала в нём участие. Ее не тянуло на карнавалы. Воспоминания об одном подобном торжестве не особенно радовали ее.

Однако в этом году Меллиса была там. Ее пригласили сразу несколько давних и новых ее поклонников. Капитан Таверни в том числе.

Меллиса всем обещала прийти, но ни одному не назначила определённой встречи. Все слуги в особняке Лоранс и сама хозяйка неплохо заработали на многочисленных подкупах и заманчивых предложениях, осаждавших их со всех сторон с единственной целью: узнать, в каком платье будет Меллиса.

Ответ был прост: "в синем". Но верные горничные, слегка смущаясь, чистосердечно несли любой вздор, какой приходил им в голову. Поэтому Меллису искали весь вечер. Но, увы, не там, где она была.

Всё-таки Меллиса пришла на маскарад. Таверни ее даже узнал. На графине Граньоль было сине-звёздное платье и бархатная синяя маска с богатым серебряным шитьём, украшенная бриллиантами и крупной каплей-жемчужиной. Ей сделали на заказ Меллисе довольно давно, но появиться на публике в этой маске случай представился впервые на осеннем балу.