– Цинногвер убит.

И человек вдруг тихо заплакал. Горько, с неброским отчаянием, открыто и безутешно, словно ребёнок. Он прижался грудью к краю стола, его дрожащие пальцы бесцельно хватали лежащие на нём стальные блестящие инструменты и тут же роняли. Инструменты печально звенели. Альба подошёл к нему, положил ладонь на плечо, склонил скорбно голову. Плачущий человек поднял лицо и, дрожа как в лихорадке, прерывисто заговорил:

– Почему на земле такое возможно?! Зачем умирают такие прекрасные люди?! Откуда берутся убийцы?!..

Он вытер глаза, быстро и глубоко вздохнул. Положил свою ладонь на руку Альбы и торопливо спросил:

– Им отомстили? 

– Да, – твёрдо ответствовал Альба. – Рядом с Цинногвером легли и затихли навечно девять злодеев. Можешь не сомневаться. Мы (кивок в сторону массивной фигуры Бэнсона) были там и приложили к этому руку.

– Отомстить – это главное, – закивал заплаканный человек, и глаза его чуточку посветлели.

– Но, – Альба развёл в стороны руки, – остался ещё один виновник того, что случилось с Цинногвером. Один уцелел. И мы сейчас идём по его следу.

– Найдите его! – закричал, вскочив, человек и вцепился в собственные волосы. – Найдите его! Убийца должен лежать в земле!

– Найдём, – уверенно произнёс Альба. – Найдём. Хотя сам он не совсем убийца. Потому что все злодейства совершает чужими руками. Он очень опытен, хитёр и опасен.

– Найдите его, – едва слышно простонал человек.

– Обещаю! – Альба успокаивающе похлопал его по спине.

А Бэнсон стоял возле входа и, стараясь понять, что происходит, поглаживал рукой свою гладко обритую голову. Он недоумевал, он изумлялся, но терпеливо молчал. Альба же, видя, что плачущий человек понемногу стал успокаиваться, спросил у него:

– Как твоё имя?

– У меня больше нет мирского имени, – горько произнёс тот.

– А духовное?

– Нет и духовного. Я до смерти теперь – просто “гранильщик”.

– Что же ты делаешь здесь?

– Вы же видите. Шлифую алмазы.

– Цинногвер доверил мне ключ. Но всего рассказать не успел. Ты, гранильщик, открой мне, что здесь происходит.

– Ты что же – наследник имения?

– Скорее – исполнитель последней воли хозяина. А наследует имение ваша юная госпожа.

– О, это чудесно! Она прекрасный человек…

– Спасибо за одобрение. Так что же ты делаешь здесь? Как ты попал сюда, кто тебя кормит, для кого ты шлифуешь алмазы?

Гранильщик медленно подошёл к одной из стен каменного колодца и сдёрнул висящий на ней полог-ковёр. Открылся невысокий и узкий проём. Не без торжественности обитатель колодца сделал приглашающий жест рукой.

– Здесь – мой дом и убежище. У дальней стены, в каменном жёлобе протекает ручей. Еду мне раз в день спускают сверху, со стены, на верёвке. Я мог бы сказать, что здесь же и мой ремесленный цех, но скорее здесь склад готовых алмазов. Цех же – во дворике. За тот час, когда солнце встаёт высоко и освещает весь двор до его основания, я сажусь за станок и шлифую алмазы. Часа хватает – после этого глаза устают. Потом я забираюсь сюда, в темноту, и провожу оставшийся день в размышлениях и молитвах. После Цинногвера вы – первые гости в моём доме-убежище. Прошу вас, входите!

– Быть может, нужно огня? – спросил Альба, шагнув в тёмное помещение.

– Огня сейчас будет в избытке! – заявил загадочно человек.

Он подождал, когда в странное помещение протиснется Бэнсон, зашёл после этого сам, погремел чем-то в невидимом чёрном пространстве и вынес во дворик большое стеклянное зеркало, окантованное лёгкой буковой рамой. Он вскинул зеркало над головой, поймал падающий сверху солнечный свет и направил его толстый сноп в тёмные узкие двери. Стоящие внутри Альба и Бэнсон замерли в изумлении. Здесь, на дальней стене, на деревянном планшете, вспыхнули и засияли гроздья самоцветных камней. Казалось, что всё пространство маленькой тусклой каморки заполнилось живыми волшебными искрами. Гранильщик качал и подёргивал зеркалом, и огни на планшете мерцали и прыгали. Альба выскочил наружу, встал и раскинул в стороны руки.

– Это необыкновенная, немыслимая красота! – с детским восторгом и ликованием прокричал он гранильщику. – Ты – чародей!

Гранильщик, явно смущаясь, опустил зеркало, а Альба повернулся к выбирающемуся из волшебной каморки Бэнсону и проговорил:

– Непременно это нужно показать Симеону!

– А кто этот Симеон? – с отчётливой ноткой опаски поинтересовался гранильщик.

Альба подошёл к нему и, сделавшись строг, пояснил:

– Убийца, за которым мы гонимся, похитил ребёнка. Хотел вырастить из него свирепого пса. А когда я стал наступать его компании на пятки, он велел взять тонкий кинжал и прибить им ребёнка к дереву, пронзив его маленькую ладошку. Чтобы меня задержать. Вот этот мальчик и есть Симеон. Он здесь, с нами. И я хочу его с тобой познакомить.

– Ребёнок? – спросил не без трепета алмазный мастер, и в лице его что-то дрогнуло. – Конечно же, я покажу… У меня тоже были детишки. Три человечка…

– Почему это – были? – спросил Альба, быстро взглянув на нахмурившегося Бэнсона.

– Убили их всех. Разбойники ночью залезли в наш дом – и убили. Я был ювелиром, и довольно богатым. Так вот, они искали драгоценности в доме, да всех и зарезали – жену, детей, двух бабушек и прислугу. Меня спас случайный мой гость, остановившийся у нас на ночь новый заказчик. Это был сэр Цинногвер. Он выскочил из своей комнаты в одном нижнем белье, но со шпагой, и при мне заколол четверых негодяев. Но двое всё-таки убежали. Цинногвер мне обещал, что недолго они проживут без отмщения. Спустя месяц он нашёл их, привёз, и я их узнал. И он их повесил – ночью, на дереве в нашем саду, рядом с могилами моих близких. И я долго не помнил себя, а очнулся – вот здесь, и спаситель мой предложил мне жильё, еду и работу. Что держало меня в том чудовищном мире? Я решил, что нужно быть благодарным судьбе хоть за это – прожить остаток отмеренной жизни в уединении, занимаясь привычным для меня ремеслом. Цинногверу привозят откуда-то раз в полгода алмазы, тусклые камушки, довольно объёмный мешочек. Я их граню и шлифую, и превращаю в брильянты. Только работа помогает мне хоть на время забыть о моих детишках, жене и прочих убитых… 

Он замолчал, горестно глядя в землю, опираясь на своё зеркало в раме. Альба тронул Бэнсона за руку, вынул из скобы на стене догорающий факел и молча пошёл по тоннелю назад, в круглую тайную залу.

Здесь он взял новый факел из заготовленной Цинногвером связки, зажёг его и спросил у Бэнсона:

– Не можешь понять?

– Не могу! – горячо откликнулся тот. – Регент Ци – откровенный злодей. Почему же все здесь говорят о нём с такой неподдельной любовью! Оплакивают так искренне и так безутешно! Все, все! И хозяйка, и слуги, и этот несчастный гранильщик!

– Да, сказал задумчиво Альба, прохаживаясь вокруг хищной пасти люка. – Ты же не знаешь ещё истории этой хозяйки. Красивая девочка, правда? И честная, и добросовестная. Как и её родители. Семейная, наследственная черта. Регент случайно их встретил, а узнав их поближе, тотчас исполнил бесовский, чудовищный замысел. Семья обедневшего дворянина жила на окраине сада своего бывшего поместья, во флигеле [5]. И однажды ночью во флигель проникли убийцы. Они закололи четверых родственников девочки – дядю, племянницу, двоюродную сестру и её младшего брата. А девочку забрали с собой. Мать и отец остались одни – в разорённом и залитом кровью доме, в состоянии невыносимого горя и ужаса. Они были убеждены, что это злодейство совершил их новый сосед, богатый землевладелец, купивший за долги их основное имение. Он много раз предлагал продать ему ещё и флигель с садом, но глава семьи не соглашался. Тогда сосед, очевидно, нанял убийц. По счастью, в эту ночь мимо ехал одинокий путник, спешащий к заболевшей матери. Этот рыцарь-одиночка напал на тех из злодеев, которые остались искать в оцепеневшем и замершем доме припрятанное добро. Их было трое, и они связали родителей девочки и уже калили железо, чтобы ценой страшных мучений вырвать у них признание – где спрятаны предполагаемые фамильные ценности. Рыцарь заколол всех троих. Потом развязал стариков и поклялся им, что найдёт остальных убийц, предаст их заслуженной каре и освободит, если, конечно, жива ещё, их любимую дочь. И слово сдержал: спас девочку и привёз вот в этот свой маленький замок. Потом перевёз сюда и родителей, и скажи мне, добрый мой Бэнсон, где бы ещё он нашёл более преданных ему слуг? Теперь у него были надёжные хранители ценностей, верные и благодарные ему навсегда, беспредельно, до смерти. Казалось бы, страшное дело закончено. Но Регент Ци добавил ещё один штрих к бесовской картине. Он сообщил троим спасённым им людям, что больная мать, к которой он так спешил, умерла, его не дождавшись: ведь он был занят спасением девочки. И к их неиссякающей благодарности прибавилось ещё и неиссякающее чувство вины. Альба умолк, а Бэнсон, присев на какой-то бочонок, в крайнем недоумении расширил глаза, в которых метался тёмный огонь.