Сидя на вершине скалы, Бэнсон старательно изучал шевелящийся внизу город. Особенно внимательно он следил за строением, в которое наиболее часто заходили пираты. Не было сомнений в том, что строение это служило трактиром, – ещё и потому, что на заднем дворе его темнел длинный ряд винных бочек. Первым пунктом своего визита в Адор Бэнсон наметил именно это строение. Он рассчитывал прийти туда в то время, пока город спит, успеть “вжиться” в него, привыкнуть к пиратским обычаям и манерам.

Расчёт оказался верным. Пиратов в трактире было не больше десятка. Они лишь проводили массивную фигуру вошедшего насторожёнными взглядами и вернулись к своим пивным кружкам. Бэнсон прошёл в дальний угол, сел за свободный столик – спиной к стене, лицом – к центру трактира. Сел, поставил в угол рядом с собой длинный шест с окрестованным чёрным квадратом. Затих. Стал смотреть, слушать.

– Эй, Три Ноги! – крикнул вдруг кто-то из пиратов, и Бэнсон понял, что приглядываются и к нему: – Три Ноги! У тебя новый обжора!

За перегородкой, находящейся позади трактирной стойки, послышался стук – как если бы кто-то быстро стучал в закрытую деревянную дверь, и в трактирный зал выбежал и торопливо направился к Бэнсону бывалый, с могучими плечами пират на двух деревянных ногах и с добавочным костылём под мышкой. Он подбежал к столу, поправил фитиль масляного светильника, наклонился к Бэнсону. Спросил с отчетливым испанским акцентом:

– Оружие есть?

Секунду-другую помолчал и, не дождавшись ответа, спросил снова:

– Ты здесь первый раз? Я тебя раньше не видел. (Угрюмый посетитель молчал.)

– Ужинать будешь? – Посетитель кивнул.

– А деньги? Деньги у тебя есть?

Бэнсон цепким взглядом поймал, как несколько пиратов перестали жевать и, не поворачивая в его сторону голов, явно ожидали ответа. В этот миг одному из сидящих за их столом вздумалось захохотать, и сидящий напротив швырнул в его распахнутый рот кусок какой-то еды. Хохот прервался. Сделано было умело, сноровисто и почти незаметно. Бэнсон понял, что ответ его для гуляющей компании весьма интересен, и отрицательно повёл головой.

– Нет денег? – ничуть не огорчившись, уточнил Три Ноги. – Тогда будешь есть в долг. Но это стоит вдвое дороже.

Бэнсон, соглашаясь, кивнул. Трактирщик обрадованно переступил на одном месте, стукнув в пол костылём, словно лошадь копытом, и продолжил бубнить с резким испанским акцентом:

– Полный обед стоит полпиастра. Но ты берёшь в долг, и поэтому он будет стоить пиастр. Но ты большой человек, ты великан. Одного обеда тебе будет мало. Так что я дам тебе два обеда по полпиастра, и плюс столько же – проценты за долг, и ещё на полпиастра вина, – так что ты мне будешь должен три пиастра.

Бэнсон снова кивнул, и обрадованный Три Ноги убежал, выбивая весёлую дробь, за перегородку. А на смену ему явился скользнувший от кучки пиратов некто оборванный, исхудавший, с виновато-угодливым и очень подвижным лицом, – судя по всему, попрошайка.

– Друг! – задребезжал он надтреснутым, но полным мёда голосом. – Три Ноги тебя хочет бессовестно обмануть! Верь мне. Полпиастра за обед – грабительская цена. Но если даже и так, то два обеда по полпиастра – это целый пиастр. Плюс процент – это два пиастра. Плюс полпиастра вино – это два с половиной. А он назвал тебе – три! Обма-а-нывает!..

Бэнсон вдруг неожиданно для самого себя раскрыл рот и коротко и хлёстко сказал:

– Бабушку свою поучи!

Несомненно, разговор их внимательно слушали, так как после этих его слов компания ночных гуляк взорвалась неудержимым хохотом. Побирушка сник и уковылял в тёмный угол. Оттуда, перекрывая несмолкающий смех, прокричал:

– Ты хочешь надуть Три Ноги? Съесть и не заплатить? Не советую. До шлюпки не доберёшься. Ты с какого корабля?

Бэнсон снова, совершенно не думая, ляпнул:

– С затонувшего.

В компании пиратов кто-то сшиб кружку со стола на пол – так их снова бросило в хохот. А Побирушка не унимался:

– А может, ты решил с Три Ноги на руках побороться? Если победишь – за обед платить не придётся!

В это время сидящий за ближним к Бэнсону столом пират, который всё это время спал, положив голову на руки, не открывая глаз и пользуясь шумом, негромко и быстро проговорил:

– Тебя заманивают. Три Ноги ещё никто не одолел на руках. Он и трактир этот на спор выиграл.

Сказал – и умолк, как будто не просыпался, а в отдалении, как будто из погреба, послышался приближающийся деревянный стук торопливых шагов.

Приковылял, подёргивая костылём, владелец трактира. Притащил прямоугольный медный поднос, уставленный оловянной посудой. Миска с хлебом, ещё одна – с зеленью, солонка, массивная кружка, высокий, покрытый глазурью кувшин, блюдо с двумя жареными курицами и большой железный котёл-горшок с тушёными, судя по запаху, бараниной и овощами. Поднос был, очевидно, очень тяжёл, но Три Ноги нёс его в одной – свободной руке, и край подноса был стиснут его пятернёй, словно железным капканом. После недавно услышанного, Бэнсон взглянул на эту руку с большим значением. Понятно, что этот бывший пират был от рождения наделён редкостной силой. Бэнсон решил, что бороться с трактирщиком он не станет. Но тут вдруг произошло то, что заставило его передумать.

Три Ноги опустил поднос на край стола и, переставляя с него приборы на столешницу, проговорил, посматривая на стоящий в углу топор, замаскированный чёрным квадратом с белым крестом:

– Оружия нет, носишь крест. Ты, наверно, монах. Сто лет вашего брата здесь не было, и вдруг – сразу двое.

Бэнсон едва не вздрогнул, услышав такое, и замер в ожидании новых известий, но договорить Три Ноги не успел. Кто-то из гуляк поддакнул ему, насмешливо и фривольно:

– Да, монахи лет сто здесь не появлялись. То не было не было, а то на пиастр – ведро!

И вновь загремел глупый смех и смёл начисто тему такого важного разговора. Теперь Три Ноги, отсмеявшись со всеми, громко расхваливал достоинства своей кухни. “Как, – думал лихорадочно Бэнсон, – как расспросить трактирщика о монахе, не вызывая подозрений?” По меньшей мере, нужно было хотя бы не дать ему уйти. И Бэнсон решился.

– Ты, говорят, любитель на руках побороться? – спросил он трактирщика, добавив в голос высокомерия.

– Да куда мне, калеке – оживился трактирщик. – Я в пари уже десять лет не вступал. С тех пор, как мне ноги турецким ядром оторвало.

– Эй, Обжора! – поддразнивая Бэнсона, крикнул из темноты Побирушка. – Поспорь с ним на бесплатный обед!

В трактирном зале пронеслись искры азарта и напряжения. Все, прихватив кружки с вином, стали подбираться поближе.

– Испугался, – подыгрывая трактирщику, прокричал Побирушка.

Тот, как будто сдаваясь, сел за стол напротив Бэнсона.

– Ну, – сказал он, демонстративно стуча деревяшками в пол (о, я всего лишь бессильный калека!), – если гость наш так хочет…

И, завернув повыше рукав, поставил правую руку локтем на столешницу.

– Я буду судьёй, – произнёс вставший сбоку на удивление трезвый пират. – Ты согласен? – спросил он у Бэнсона.

Тот отодвинул в сторону горшок с бараниной, так же закатал рукав и выставил правую руку перед собой. Соперники медленно соединили в крест кисти, сжали пальцы. Каждый вытянул свободную руку в сторону и взялся за край стола.

– Значит, так, – сказал судья. – Начинаем по моему хлопку. С места встал – проиграл. Локоть оторвал – проиграл. Оговорите ставку пари – и начнём.

– Если я выиграю, – медленно произнёс Три Ноги, поменяв взгляд с беспомощного и добродушного на злорадный и жёсткий, – ты на три года пойдёшь ко мне в рабство.

– А если я выиграю, – в тон ему сказал Бэнсон, – ты на три года отдашь мне трактир.

Сказал – и увидел, как невесомо, почти неуловимо дрогнули веки соперника. Но тот сдержался и, повернув лицо к судье, медленно, согласно кивнул.

Бэнсон понимал, что он здесь – чужак и что его постараются обмануть, поэтому приготовил себя к любой замаскированной подлости. Так что, когда судья внезапно, без предупреждения хлопнул в ладоши (внезапно для него, но не для трактирщика, которому был явно дан тайный знак), Бэнсон встретил мощный рывок его руки своевременным резким усилием. Так что рука Обжоры вместо того, чтобы поддаться и с грохотом опуститься на доски стола, едва лишь качнулась и даже потеснила немного руку противника.