Плохо дело, – сказал Альба Бэнсону. – По берегу к Адору не подобраться. Сам бы я доплыл, поэтому и не попросил шлюпку у Гэри. А вот о тебе не подумал. Кажется, стар становлюсь.

Они стояли на скалистой кромке Ямы, осматривая пустынную бухту.

– А что обо мне думать? Я тоже плавать умею.

– У тебя тяжёлый топор. И задерживать надолго дыхание под водой ты не обучен. А если к нам с берега, пока мы плывём, направится шлюпка – с явно недружескими намерениями – то тогда только нырять. У них теперь у всех мушкеты, как помнишь. Это скверно.

– Тогда что? Будем ждать темноты?

– Нет, не будем. Вот как сделаем. Ты оставайся здесь, а я поплыву. Доберусь до берега, отвяжу шлюпку – вон их сколько вдоль бухты – и вернусь за тобой. Ты же пока укройся за камнем. Очень может быть, что на нас смотрят.

И, сделав длинный пружинистый шаг, бросился в воду и неторопливо поплыл.

Альба правильно чувствовал, – на них смотрели. Когда он был уже на середине бухты, от берега отвалила шлюпка и развернулась носом точно в направлении плывущего. Бэнсон встал из-за камня, стиснул рукоять топора – но тут же облегчённо вздохнул: веслом взмахивал один человек, и по характерным подёргиваниям рук и худого жилистого тела было легко определить, кто именно вёл шлюпку к Альбе.

Старый монах, заплыв со стороны кормы, быстро влез в шлюпку, сел за второе весло, и через несколько минут к ним присоединился и Бэнсон. В шлюпке лежали два мушкета и длинный, нелепый, с раструбом на конце дула пистоль.

– Пираты возвращаются из леса в Адор? – спросил Альба.

Урмуль кивнул.

– Опасны? Стреляют друг в друга?

Снова кивок.

– А это ты взял у тех, кто хотел пообедать бесплатно? Убил?

Кивок и отрицательное покачивание головой. Бросив на секунду весло, Урмуль поднял перед собой и быстро соединил руки, прижав запястье к запястью.

– А, связал. Молодец. Это правильно. По возможности следует обходиться без крови.

Нос шлюпки въехал в песок.

– Ну что? – спросил Бэнсон, вскидывая топор на плечо. – Мы сейчас в Город? Выкуривать Люпуса?

– Нет, Бэн. Бери-ка мушкет, взводи курок, подсыпь пороха на полку и быстро бежим к трактиру. Отсидимся до темноты. В закоулках пулю можно получить из любого окна. Хорошо, если доберёмся без происшествий. Урмуль, готов? Всё, пошли.

Добежали, ввалились в дверь, быстро отпрыгнули к стенам. Пустой трактир, никого. На всякий случай обошли его весь, потом заперли и ворота, и дверь.

– Очень хорошо, – сдвинул с головы капюшон старый монах. – Теперь приступим к самому главному делу на войне.

– Почистим оружие? – с готовностью спросил Бэнсон.

– Нет, Бэн. Поедим.

Они вошли в кабинет-спальню бывшего владельца трактира, и Бэнсон оцепенел: на столе лежал и мирно поблёскивал коваными уголками его собственный арбалетный футляр.

– Откуда?! – повернул лицо к Урмулю Бэнсон и вытянул палец к столу.

Урмуль, как мог, объяснил.

– Это не чудеса, – сказал Альба. – Вот так, Бэн, мир магов метит своих. Придут времена поспокойней, я тебе расскажу несколько невероятных, но доподлинно произошедших историй. А пока – поедим. Возьмёшь, надеюсь, недорого?

Они отобедали, избегая вина, и Альба и Бэнсон влезли на крышу и улеглись там, положив осторожно мушкеты, и стали осматривать Поле и Город в трубу. Урмуль же отправился в погреб – отнести воды и хлеба обезоруженному “посетителю”.

Таились до ночи, а как только стемнело, стало понятно, чего опасался старый монах. Те, кто нахватал себе золота и избежал встречи в лесу со вчерашними товарищами, превратившимися в смертельных врагов, сейчас предпринимали последнюю отчаянную попытку спасти и сокровища, и себя. Все знали, что за определённую плату Август гарантирует кров, еду и защиту, и теперь всякий, кто был обременён сладкой тяжестью золота, пробирался к воротам. Разумеется, здесь их поджидали те, кому золота не досталось. Трагедия была в том, что те, кому посчастливилось уцелеть в кровавой резне и выхватить часть добра Джованьолли, – мгновенно превращались в беглецов-одиночек. А вот те, кто устраивал на таких одиночек засады, продолжали действовать сообща. Безусловно, преимущество было на их стороне.

И легионеры Города, стоя у настежь раскрытых ворот, криками предупреждали всех, кто пробирался сюда в ночной темноте, о том, где и сколько пиратов притаилось в засадах. Страже было выгодно, чтобы “счастливчики” добрались до ворот – каждый взнос за право укрыться за стенами Города пополнял казну Августа. А взносы были немалые. Пираты-охотники, караулившие свою добычу, только скрипели зубами, но не то что пули – даже крепкого слова в адрес легионеров послать не смели: перестреляют со стен.

Покинувшие крышу Бэнсон, Урмуль и Альба сдвинулись в тесный кружок в тёмном трактирном зале.

– Пора отправляться за Люпусом, – сообщил негромко монах.

– Будем пробираться к воротам? – уточнил Бэнсон, подвешивая арбалет на ремнях к Урмулю за спину.

– Слышишь? – вместо ответа проговорил, понизив голос, монах.

В это самое время вдали, в направлении рынка прогремели несколько частых выстрелов, и тут же – нечеловеческий, дикий, отчаянный визг и характерный клёкот бьющих друг в друга абордажных клинков.

– Там сейчас поставлены плотные сети. А рыбами нам быть ни к чему. Мы войдём в Город там, где нас точно не ждут.

– Через пирс?

– Нет. Там обязательно караулят – и не успевшие схватить свою долю сокровищ пираты, и легионеры. Там тоже “сеть”. Нет, мы войдём через канонирскую башню.

– Там, где у Августа пушки? Но ведь у неё отвесные стены высотой в двадцать ярдов! И наверху – дежурные канониры. Там не пройти.

– Вот так и все остальные считают, и очень хорошо. Мы подплывём на шлюпке с той стороны, куда свет Луны не достигает. Ты, Бэн, очень сильный. Ты вполне сможешь забросить “кошку”, даже с тяжёлой цепью, на высоту двадцать ярдов. Другое дело, что забраться по этой цепи ты не сможешь: твой вес очень велик. Снимешь только кожу и мясо с ладоней до самых костей. А вот мы с Урмулем сможем. Потом сбросим сверху верёвки и поднимем тебя из шлюпки. А дежурных канониров наверху вряд ли встретим. Гавань пуста, ни одного корабля не осталось у адорских пиратов. Некого караулить. Нет, канониры или в подвалах – закусывают и отдыхают, или у пирса – любуются этой ночной охотой. После смерти Легата, как сообщила мне Гэри, строгости в легионе заметно убавилось.

Во время разговора Урмуль молчал – но время от времени кивал головой, показывая, что всё слышит и понимает.

Ещё раз проверили снаряжение, заперли дверь и отправились в тихий поход по ночным, полным опасности кривым улочкам Дикого Поля. Без помех добрались до шлюпок, выбрали одну из них – четырёхвёсельную, небольшую – и двинулись к пушечной башне.

“Кошку” Бэнсон забросил лишь с третьей попытки. Но забросил! Гнутые, кованные из проверенного железа острые когти надёжно вцепились в каменный край башни. Альба потянул, проверяя, цепь и полез по ней, неслышно перебирая руками. Урмуль и Бэнсон, сидящие в шлюпке, вскоре почувствовали, что цепь дёрнулась и уползла немного наверх: очевидно, старый монах закрепил её понадёжней. Влез и Урмуль, и затем подняли Бэнсона и снаряжение.

Действительно, наверху никого не оказалось. Да и что было делать здесь, когда стены – высотой в двадцать ярдов, кораблей в бухте нет, а все пираты заняты захватывающей, жуткой, невиданной дракой! Трое нежданных гостей без помех отправились вниз, куда вела широкая каменная лестница. Тут Бэнсон с удивлением взглянул себе под ноги: до странного мягко ступать, и шагов совершенно не слышно!

– Да, – негромко произнёс шедший впереди Альба. – Весь пол выстлан войлоком. Это дорого, но очень разумно. Случись во время доставки пороха упасть вниз любому металлическому предмету – удар о камень, искра… и как ты рассказывал, Бэн? И-и-и – бум!!

– Эй! – перебил его громкий оклик, когда они вышли в раздваивавшийся коридор. – Кто такие?