— Полковник, может быть, Вы дадите соответствующие распоряжения, и я покину это заведение, чтобы больше Вам не мешать. У Вас с ассой Вордером, наверняка, предстоит конфиденциальный разговор.

— Да–да…конечно, — произносит он совершенно изможденным голосом.

— Я, пожалуй, подожду снаружи в коридоре.

В коридоре воздуха побольше, и скознячек, из многочисленных дверей, гуляет. А местные сотрудники в своей черной форме мужественно превозмогают погодные катаклизмы, бедненькие. Понятное дело, люди подневольные. А кто–то не хочет ни на йоту отступить от устава, и дать команду на свободную форму одежды. И сам мается, и людям пытку устроил, упертый как осел. Хотя ослов на Лари не водится… а, вот сейн Калларинг и будет первый. Вот и еще одного ведут, тоже, как упрется, не своротишь, будет второй… Они внешне разные, но где–то внутри на редкость похожи, просто поразительно…

Так, это все лирика. Только бы мой фантазер сейчас не вычудил ничего, хоть в железах, а в глубине бунтует, я отсюда чувствую. Хорошо, что полковник занят с Вордером, Одрика отпускает дежурный офицер. Как только с него снимают кандалы, сцапываю его под ручку и к выходу:

— Давай отсюда живенько.

— Да хоть скаковым варгом, асса Анна.

— Скаковым не надо, у тебя ноги в два раза длиннее, мне не успеть, — мы уже почти дошли до лестницы вниз. Но надо же было полковнику за каким–то фигом высунуться из своего кабинета.

— Молодой человек! Асса Одиринг, Вы не считаете необходимым как минимум извиниться? — Гаарх его дернул, сидел бы себе за своим столом, так нет, родовая спесь покоя не дает.

Одрик замирает на полном скаку, и лицо искажает гримаса, кажется, я слышу, как бухает пульс на его артериях. Что сейчас будет! Я зажмуриваюсь… Дальнейшего даже я предполагать не могла. Одрик, не оборачиваясь, отводит за спину руку в поднятым вверх средним пальцем, и произносит на великом и могучем с ларийским акцентом, но громко и четко:

— Обломайся, кАзел!

Далее немая сцена, но еще не занавес. У меня ведь скопировал, подглядел где–то, уши оборву, язык отрежу! Полковник по интонации понимает, что его более чем послали, некоторое время в шоке, подавился воздухом, не вдохнуть, не выдохнуть не может. Остальные просто застыли, хлопают глазами, ждут, что будет. Я, воспользовавшись паузой, отвешиваю балбесу не сильный, но звонкий подзатыльник, хватаю его за руку. Мы срываемся с места, и проносимся вниз по лестнице, Одрик чуть не сносит дверь, за ним Мара, я последняя успеваю проскочить в просвет, и дверь захлопывается за мной. И, несмотря на то, что за нами никто не гонится, он пролетает не оглядываясь до моста над рукавом Несайи, издает невообразимый вопль, и перемахнув через перила плюхается в воду. Вот здесь наверно занавес…

Пока я по такой жаре бежала за ним до моста, думала — убью. Но мой раздолбай уже вылез из протоки, мокрый, грязный, но счастливый до одури. Не, с таким счастьем не умирают. И я, не стесняясь в выражениях, на дикой смеси ларийского и родного, высказываю все, что про него думаю. А Мара сидит и лыбится, довольная, что не ей одной достается.

— Ты что творишь? Жить надоело!

— Как что? Приобретаю репутацию.

— Я бы тебя собственными руками придушила, и благодари Пресветлую, ты пока мне нужен. Но это только пока!

— Тебе можно, а мне нельзя?

— Я в отличие от тебя, знаю значение произнесенных слов и правильное исполнение жестов.

— А что–то не так?

— В идеале сначала палец демонстративно облизывается или обсасывается…

— Ничего, ты же меня всему научишь?

— С какой это радости?

— А очень удобно разговаривать на никому неизвестном языке, идеальная маскировка. И никаких пологов от прослушивания не надо.

— Ты сомневаешься в моих способностях?

— Я? Нет, нисколечко. Но давно ли ты практикуешься в магии?

— М–м–м…, — да, подловил–таки, гаденыш.

— А, к примеру, асса Вордер занимается этим последние лет тридцать, а то и больше. Понимаешь в чем разница? — Вот зараза, быстро же мой вьюнош ума–разума набирается. Меня отзеркалил, МЕНЯ! Хотя как там было: успех учителя в его ученике. Значит у меня еще и педагогический талант, фрекен Бок, просто.

— А скажи–ка мне, милый ребенок, с чего ты вдруг перешел на «ТЫ»?

— Ну–у, в свете той гадости, которую ты мне предлагаешь сделать, нам желательно быть ровней.

— А разве я тебе назвала что именно?

— Вот не нужно меня за дурака держать, хватит уже.

— Действительно хватит, — меня это несказанно радует, что мальчишка умнеет просто на дрожжах. Но до меня ему…еще ого–го сколько. — И раз сам говоришь, что хватит, то не стой тут посреди улицы в таком разукрашенном виде. Может я ничего не понимаю в живописи, но в присутственные места таких грязных и мокрых — не пускают. Берем извозчика, и к тебе переодеваться.

— А чего его брать, здесь переулками дойти быстрее.

— Ну, тогда, пошли, шевели ходулями.

Калларинг, придушенный жарой и ошарашенный отпором парня, стоял в дверном проеме слегка покачиваясь. Он беспомощно водил глазами, выбирая на кого бы сорваться. Поэтому все проворно разбегались по своим углам, в надежде, что гроза пройдет стороной. Тут из помещения боевых магов высунулся Тадиринг, он зашел как всегда пособирать свежих слухов, побеседовать с Вордером, раз тот все равно скучает в подвалах Тайной стражи, и со своим невероятным чутьем застал самый интересный момент.

— Т–Та… Тадиринг, — начал было Калларинг, тяжело дыша, — ты видел? Что это было?

Старый маг понимал, что его друга полковника сейчас надо хотя бы проветрить, увести из помещения, где только что по такой жаре еще и разгорались нешуточные страсти.

— Командир, да у тебя же перерыв давно должен быть. Нельзя так перерабатывать, это плохо сказывается на твоем здоровье. Пошли: подышим, прогуляемся, пообедаем… А асса Вордер, он подождет здесь, он уже пообедал в камере, за ним сержант последит. Кто сегодня? А, Берни, мальчик мой, ты же последишь?

— Полковник, мне не нужна охрана, — подал голос Вордер, — у Вас же поводок.

— Но я не умею им пользоваться.

— Командир, ничего страшного, я тебя научу, там все просто, — засуетился Тадиринг.

— Только, пожалуйста, асса Тадиринг, аккуратнее, кто знает, чего она там навязала.

— Не переживайте, коллега, я буду сама осторожность…

Они покинули здание Тайной стражи, полковник медленно брел за своим прихрамывающим другом.

— Что это, Тадиринг? Что происходит? Почему?

— Это значит, что мальчик вырос, и заявляет об этом.

— Да, но почему мне!?!

— Я подумаю над этим. А ты не делай проблемы, там, где ее нет.

— Как это нет? Ты видел, что он устраивает, как он мне отвечает!?! Это он у нее научился, у Анны.

— Он все быстро схватывает.

— Так… если он мог этому научиться, значит, они проводят время вместе. И она пришла его вызволять! И ты видел, как она за ним бежала! За каким–то…, он же ничего из себя не представляет, а она с ним!

— Ну ладно, ладно… Может тебе это все кажется? Успокойся, не солидно человеку в твоем звании так реагировать на выходки юнца. Тут мне рассказали про одно новшество, я решил проверить. Вот мы и пришли….

— Тадиринг, с каких это пор ты обедаешь в «Огнях»?

— Да мне интересно, правда это, или болтают.

И они вошли с раскаленной как сковорода улицы в легкую прохладу зала, где их окутала, словно божья благодать свежесть лесного утра. Легкий цветочный аромат наполнял зал, журчащий как ручеек фонтанчик, умиротворял душу. Пока они оглядывались по сторонам, к таким посетителям подскочил олицетворявший безупречность официант, просто истекавший любезностью. И полковник решил почтить заведение своим присутствием. Пока официант упражнялся в витиеватости речи, Тадиринг профессиональным взглядом оценивал оригинальность работы своего коллеги, установившего «климат–контроль».

— Командир, ты совсем ушел в себя? Может быть вернешься, мы не так часто куда–то выходим. А раз уж я тебя вытащил…