— Да дедуль. Так что лишнего не возьму, только нужное мне, и то, что не нужно тебе.

— А ну тады бери. Встречал я ваших и не раз. Потешные рабята. Один из своей палицы, мне в заду оттакенную дырищу оставил. — Старичок ухмыляясь показал сухощавый кулачок, что стало быть своим размером обозначал дыру в его седалищном нерве. — Насилу зарастил.

— Ты прости дедуль, братья сейчас нервные. Теперь на нас самих охотятся.

— Та ты чо? — удивился дед, присаживаясь на перевернутый сундучок. — Енто ж кому так шея чешется?

— Слыхал про таких тварей, как кукловоды? — спросил Иван, найдя золотые побрякушки, и тоже сунул их в мешок.

— А — а — а, Кощеи. Как же, слыхал. Паскудные дела творят, мертвым покоя не дают, праху ихнему верней. Мне такие негодники не по душе, — скривился старичок. — А где ж вы им на хвост то наступили?

— Вот кабы знать, дедуль, — пожал Иван плечами, взял в руки свитерок, и прищурился глядя на деда. — Дедуль, тебе тряпье твое не надоело?

— Надоело сынок. Сносилось давно, а что ж поделать.

— Держи, — он подал старику свитер. — И вот держи штаны, а вот исподнее как раз на тебя. Обувка нужна?

— Вот спасибо сынок, — обрадовался старичок и стал скидывать с себя лохмотья. — А то ведь, который день вокруг хожу, а взять ничего не могу. Да накой обувка та, я Матушку чувствовать люблю. Это вы все от нее пятки прятаете.

Иван смотрел, как переодевается старичок, скрывая под новой одеждой, свое покрытое, шерстью, корой и наростами чаги тело. Он оделся и довольный сел обратно на сундучок.

— А ты чавой хоть ищешь? Давай подмогну.

— Да патроны ищу дедуль. Да после енотов, тут разве чего найдешь?

— Эти любят озорничать. — заулыбался дедушка. — Непоседливые рабята, зато умильные такие. А патроны, енто чаво? Енто не то чем палки ваши стреляют?

— Они самые.

— Так тута они, прям подо мной. — Он встал и перевернул сундучок.

Иван подошел и открыл крышку. Он был под заваязку набит автоматными патронами.

— И такие жа, да только пожирней, вона там, под тем мешком. — Указал старик в дальний конец фургона.

— Спасибо дедуль, за помощь, — с улыбкой благодарил мастер, сгружая патроны в мешок. — А-то копался бы тут до ночи.

— Так хорошим людям завсегда подмогнем если надыть. — подмигнул в ответ старичок.

— Может тебе еще чего надо здесь, ты скажи.

— Да кажись ничо. Хотя нет, вон ту бы одежонку ешшо. — Он указал клюкой на плащ с капюшоном. — А так больш ничо.

Иван, подал ему плащ, и двольный старичок сунул его подмышку. Они вышли из фургона, Иван подошел к двигателю, скрутил свечу, и постучал по топливному бачку.

— Да слилося там все. Два дня крепкой брагой воняло.

— Ну, тогда все, — сказал Иван. — Пора мне.

— Ты енто, бери мальца сваво, да зверюку вашего, и айда ко мне. Медком свежим побалуетесь, отдохнете, — предложил старичок. — У меня в лесу хорошо, даже енти, болезные в мой лесок не ходют.

— Я бы и рад дедуль, — улыбнулся ему Иван. — Но спешим мы. А за приглашение спасибо.

— Да вижу я. Ну, ладно, тогды бывай сынок! Как там ваши молвят? Успеха мастер! — кивнул ему дед и сунул в руку оберег.

— И ты не хворай дедуль. Пусть лесок твой от худа Мать бережет! — хлопнул Иван старичка по костлявому плечу, тот, развернулся, и почапал босыми ногами по оврагу вниз.

— Юр, — прикрепив к веревке увесистый мешок, крикнул мастер. — Поднимай!

Парень глянул вниз, потом мешок стал подниматься и исчез за краем. Веревка упала обратно, и Иван, оскальзываясь, стал взбираться вверх.

Выбравшись, он отряхнулся, размазав по куртке глину, а Юра, даже не заглянув в мешок, утрамбовал его в люльку к псу, так чтобы тому тоже места хватало.

— Ты чего долго так? Я пару раз заглядывал, вниз, мне вроде показалось, что ты разговаривал с кем-то.

— Да с Дедушкой болтал, — улыбался Иван.

— С каким? — не понял Юра. — С нашим что ли? — Указал он на перстень.

— Нет Юр, с Де — душ — кой! Понял?

— Да ну? С лешим?

— Нет, леший это леший. Мне встретился Дедух. Дедов наших дух. А это иного рода сущность, что-то вроде воплощения наших пращуров. Лешие пакостники. А дедуля серьезный, если хорошо себя ведешь, и он к тебе по-хорошему, а нет, тогда бойся. Хороший такой старичок, мне по нраву.

— И чего он от тебя хотел?

— Да ничего. Он бедняга пару дней у мотовоза околачивался, хотел лохмотья свои сменить, да разрешить взять, или подарить ему одежку некому было. К себе на мед приглашал кстати.

— Ага, знаем мы этих Сусаниных, — иронизировал подмастерье. — В болото заведет, и поминай, как звали.

— Нет, дедуля не такой. И если бы не дела, то я с удовольствием у него погостил.

— В болоте.

— Дурень ты Юрка, — вздохнул Иван, и полез в багажник, в поисках шнурка. — Не все духи стихий и природы злые. Если ты со злом в душе, то и они к тебе со злом. Никогда не мети всех под одну гребенку.

Наш мир таков, каким мы его видим по натуре своей. И каждый из нас видит не один и тот же мир, а именно свой персональный, кто-то ласковый и светлый, кто-то нудный и унылый, кто-то жестокий и грязный. Твой мир таков, каков ты есть сам.

Кто-то проклинает дождь, потому что слякоть, грязь и холод. А кто-то ему искренне рад, потому что он идет на растущие всходы, поднимается рожь, расцветают цветы, наливаются соком ягоды и фрукты.

Так и с духами природы. Если ты подсознательно держишь в душе зло, но мнишь себя образцом праведности, то встреченный дух будет твоим истинным отражением, подлым и злым.

— Значит ты у нас праведник? — подстегнул Ивана ученик.

— Нет. Такой же грешник, как и все, даже хуже. Просто не боюсь признаться в этом, в первую очередь себе. И не пытаюсь казаться лучше, чем я есть, для других. Быть и казаться, разные вещи, что приводят к внутреннему конфликту, от которого загнивает разум и душа. А я, такой как есть. Не нравлюсь, дело ваше.

Иван привязал шнурок к подаренному Дедушкой оберегу, проверил, как все держится, и передал его подмастерью.

— Вот, надень — ка!

Подмастерье взглянул на вещицу и удивился. Это была просто косточка, вросшая в кусок корня. Она была помещена в небольшое умело сплетенное из лозы, колечко. Все это представляло собой равноконечный крест в кольце.

— Что это? — спросил он мастера.

— Оберег. Дедуля подарил. Ты не смотри, что он неказистый такой, в нем большая сила. Так что надевай на шею. Увижу, что снял, уши оторву!

— Тебе же подарил, вот ты и носи. — Протянул он оберег наставнику.

— Нет, это как раз для тебя. И хватит пререкаться. Надевай, и поехали, до ночи нужно еще место для ночевки отыскать.

Спустя какое-то время, охотники обнаружили еще один мотовоз, который на сей раз был разграблен подчистую. Брезент фургона был заляпан кровью и изрешечен дырами от пуль. Но снова никаких тел. Если их не сожгли, а бросили в лесу, то следовало споро осмотреться и уматывать оттуда поскорей. Близился вечер, а большинство перерожденных ночные хищники. И как только наступит ночь, игра будет уже на их поле и только по их правилам. Иван наскоро порылся в остатках добра, но оружия и патронов не нашел.

Оружие нашлось за километр от брошенного мотовоза.

У самого уха просвистела пуля, а уже после донесся звук выстрела. Иван резко вывернул руль, чуть было, не съехав в кювет, и соскочил с мотоцикла. У Юры была оцарапана щека и выступила кровь, но он не растерялся, тоже быстро соскочил и присел за транспорт.

Гром залился лаем, который стали перекрывать учащающиеся выстрелы из сумрака леса.

— Юра, уходим от мотоцикла, ни-то его в решето превратят! — крикнул Иван и тут же подал пример, стартовав к ближайшему валуну.

Над пригнувшимся подмастерьем, градом летели пули. Они впивались в грязь. С треском срывали кору с деревьев над головой. Проносились над сгорбленной спиной, и со свистом уносились дальше в лес. Юра с бешено колотящимся сердцем, в целости добежал до валуна и шлепнулся рядом с крепко сжавшим шестиствол Иваном.