Пес мирно дрых в люльке. По двору бегали куры, утки, гуси, от одного из них даже пришлось отбиваться. Противно гогоча он бросился на подмастерье, и пока не получил несколько пинков, не успокоился.

Степан подвел их к летнему душу, который представлял собой деревянную будку, с таковой же кадкой, венчающей его крышу.

Не прогревшаяся холодная вода мигом смыла все пошленькие мыслишки, обращенные в адрес смазливой хозяйской дочки. Теперь ухая, фыркая и дрожа, Юра смывал с себя пыль, грязь, а с тем и напряжение, после тяжелого дня. В голове стало пусто, до звона в ушах.

Искупавшийся и переодевшийся прежде подмастерья Иван, должен был ждать с полотенцем и одеждой за дверью. Когда подмастерье, вытирая стекающую в глаза воду, открыл дверь и протянул руку, вместе с полотенцем он получил звонкий смешок.

Юра мигом разлепил глаза, и наткнулся на оценивающий взгляд, скользящий по его мокрому телу. Зеленоглазая бестия ему подмигнула, а парень в панике тут же захлопнул перед ее носом дверь.

— Эй, мастер, а одежду? — весело прощебетала она.

В узкую щель, приоткрывшейся двери высунулась, покрытая мурашками рука. В нее вместо одежды легла теплая мягкая ладонь. Рука замерла, затем ладонь развернулась, парень изобразил, знак нет, и снова выставил ладонь. Наконец, рука ощутила, ткань. Дверь снова захлопнулась.

— Я не мастер, — пробубнил спешно вытираясь Юра.

— А кто же? — прозвучало из-за двери.

— Подмастерье.

— Это как?

— Я будущий мастер, — гордо сказал парень, натягивая портки.

— Ладно, будущий, — хохотнула она. — Поспеши. Иначе начнем без тебя.

Послышались удаляющиеся шаги, и Юра облегченно вздохнул.

За окнами, сгущались сумерки, на столе появились свечи и масляная лампа. Юра, насытившись искоса поглядывал на Оксану, а та напротив, накручивая на пальчик, золотящийся в свете свечей локон, без стеснения пялилась на него, во все свои зеленые глаза.

Он нашел силы оторваться от ее смазливого личика и окинул взглядом всех собравшихся.

Федор, уже вдрызг напившись, клевал носом. Степан, отрешенно смотрел на мерцание свечей. А Иван…

А вот Иван не был похож сам на себя. Он сидел около Дарины, и травил ей какие-то байки, без конца сыпал комплиментами, и пылко смотрел в ее серые с черной окантовкой глаза. Она со снисходительностью улыбалась в ответ. На ее ярко алых губах, отражался блеск свечей. Дарина не отталкивала мастера, но и держала определенную дистанцию. А Иван вон из кожи лез, дабы ей понравиться. Кажется, и выпил немного, но вовсе мужик одурел. Глаза его лучились в тусклом свете, они горели желанием, и были обращены, то на ее губы, то Дарине в глаза.

Юра диву давался. Иван клеился к ней словно юный, пылкий пацан, а не серьезный мужчина.

Степан, как-то незаметно, тоже успел опьянеть, и теперь смотрел осоловелыми глазами в темное окно.

Юра, избегая смотреть на Оксану, набрал обглоданных костей, выбрался из-за стола и вышел во двор.

Гром, был необычайно спокоен, но почему-то не хотел выбираться из люльки. И подмастерье ссыпал кости ему туда. Прохладный вечерний ветерок, разметал едкий розовый запах.

Они снова забыли, про Фому. Он нахохлился и ухая, перетаптывался в своей переноске.

Юра открыл дверку. Фома вышел на сиденье мотоцикла, и смотрел на подмастерье во все глаза. Поскольку про него вечно забывали, то у Юры угостить его было нечем. Но филин не улетал. Парень погладил его грубые перышки, коснулся пальцем клюва, за что Фома тут же попытался его ухватить.

Филин встревожился, нахохлился, и выглянул за спину Юры. После чего вспорхнул, и улетел прочь. Юра оглянулся, но там не было никого.

В розовых кустах, превратившихся в шелестящие, темные пятна, пели сверчки. Светлячки выбрались на фундамент дома, и засветились, зелеными искорками. С раскинувшейся невдалеке реки слышалась многоголосная перекличка лягушек.

Но было как-то тревожно. Нет, его не пугал, опустошенный мором, поселок под боком. И возможные в нем призраки и перерожденные. Что он моровиков не видел. Видел, и этот был далеко не первым. Вокруг надежные стены. Сейчас они были в относительной безопасности. Но глодал сердце червь беспокойства.

Так он стоял, слушая звуки ночной природы, потеряв счет времени. На плечо легла чья-то рука. Юра вздрогнул и обернулся. Это была Оксана. Подмастерье так задумался, что не услышал, как она подошла. Так ведь и недолго без головы остаться.

— Чего грустный такой, подмастерье? — тихо спросила она.

— Да так, просто. Природу слушаю.

— Там все разошлись. Мы уже и вещи ваши постирали. А ты все тут торчишь. — Она влезла на сиденье мотоцикла, но тут же спрыгнула. — Фу, сырое. И так руки замерзли, — протянула она их Юре.

Он нерешительно взял ее ладони, которые действительно были влажными и холодными. Она, не выпуская рук парня, крутнулась, и прижалась спиной к его груди. И так ловко у нее получилось, что руки Юры, сомкнулись на ее животе. Парень перестал дышать. Сердце затрепетало.

— Ну что ты дрожишь как зайчик? Нерешительный такой, — игриво говорила она. — Просто крепче обними, так теплее. Я ведь тебя не жениться на себе заставляю.

— У Мастера одна семья, — выпалил неожиданно для себя Юра. — Это братство.

— Ну, ты же не мастер. Сам сказал. Да ладно — ладно не напрягайся. Я же шучу. — Оксана крепче сковала себя его руками. — Давай помолчим. Я тоже хочу слышать, то, что слышишь ты.

В тот момент, Юра не слышал ничего, кроме отдающего в висках, сердца, и словно впитывал исходящее от ее тела, необычное тепло. Она будто напитывала его энергией. Оксана легонько раскачивалась, и Юра раскачивался вместе с ней. Он вдыхал запах летних трав и душистого меда, что источали ее золотистые локоны. Ее манящая шея была так близко, что он чувствовал исходящее от нее тепло губами. Но он не решался ее поцеловать.

— Как хорошо! — сдавленным голоском сказала она, и будто всхлипнула. — Но пора. Пора в дом.

— Ты чего, Оксан? — Юра развернул ее к себе лицом, в отсветах из ближайшего окна, на ее щеках блеснули слезы. — Оксана, что случилось?

— Ничего — ничего, — смахнула она слезинку. — Пора отдыхать. — Оксана провела отогревшейся ладонью по его раненной щеке. — Холодно. Идем в дом.

Федор, со Степаном в усмерть пьяные, уже видели десятый сон, похрапывая на лавках, Оксана сразу — же поспешила куда-то исчезнуть. Юре, стало даже как-то неуютно и холодно, без нее.

Свечи были погашены. Стол убран. У печи развешенная, весела их мокрая одежда. На столе сиротливо помигивала масляная лампа. Юра взял огарок свечи, зажег, и, освещая себе путь, тихо пошел наверх, в выделенную хозяйкой комнату.

Он догадывался, что Ивана там не окажется. Так оно и было. Вторая кровать, которую должен был занимать мастер, была даже не разобрана. Парень хмыкнул, но укорять наставника не стал, сам ведь такой.

Он не стал разбирать кровать. В доме было не холодно. Юра достал подушку из — под покрывала, бросил ее поверх всего, и лег, заложив руки за голову. Пламя свечи исполняло свой медленный танец. В стекло на его свет, стучался крупный мотылек. Пора было спать. Но глаза не смыкались. Юра не находил себе покоя.

Скрипнула дверь.

— Ты не спишь? — послышался осторожный шепот.

— Нет, — так же шепотом ответил Юра.

— Можно войти?

— Конечно же.

Оксана тихо притворила за собой дверь. Она пыталась улыбаться, но в отблесках свечи в ее глазах плескалась грусть. Она присела на кровать рядом с Юрой и нежно провела по его раненой щеке.

— Ты хочешь, — нерешительно прошептала она. — Ты хочешь быть со мной?

— Ты ведь знаешь, что да, — ответил Юра. — Но ты… Ты такая хорошая. Я не хочу, чтобы это был просто… Просто секс. Ты мне очень нравишься. — Он улыбнулся. — Я не хочу остаться, в твоей памяти, как просто залетный подмастерье. Так что давай, не будем переходить черту.