Все заполнили энергетические потоки. Холодные и вяло текущие в жене покойного, на которой к тому же, прикрепился самый крупный из виденных ранее, паразитов. Не смотря на возраст старенькой знахарки, в ней бушевали мощные, горячие потоки. Только в лежащем на полке трупе энергия отсутствовала совсем. На голове покойника мастер разглядел остатки паразита. Он был мертв, как его жертва, и теперь растворялся, превращаясь в фундаментальный элемент вселенной: эфир.

Горбатое, лупоглазое нечто, похожее на ссохшегося древнего старичка, сидело рядом с мертвецом. Поджав под себя ноги, существо лапкой поглаживало выбеленный, сложенный в несколько раз, льняной саван. Старичок этот поглядывал по сторонам и когда его взгляд, круглых, будто блюдца глаз встретился с взглядом Ивана, он догадался, что человек его видит.

Существо занервничало, не сводя с мастера глаз, спустилось с полки и ушло в угол. Там оно стало бессмысленно бродить, смахивать что-то невидимое, с висящих на гвоздях, березовых веников.

— Банный, — шепотом подсказала Ивану старушка. — Не пялься ты так на него. Он этого не любит.

Мастер перевел взгляд на пол, и увидел, как выглядит то, что смывает с себя в бане человек. Щели между деревянных половиц были залиты не то черной смолой, не то дегтем, который к тому же копошился, будто был полон червей. Тонкие нити, и тысячи ложноножек высовывались из этой грязной энергии, которая так загустела, что даже течь как иная не могла, и устремлялись к его обуви. Они пытались ее ощупать, проползти по ней вверх, забраться внутрь. Это выглядело настолько мерзко, что Иван, поддавшись брезгливости, отшагнул назад и едва не сбил входящую тетку, несущую перед собой таз.

— Долго ходишь Улька, — укорила ее знахарка. — Лень на тебе катается, а ты и рада катать.

Мастер уже начал жалеть, что приобрел новый взгляд на вещи. На толстой тетке, внесшей таз действительно что-то каталась. Мерзкое и отвратительное. Больше всего это напоминало наполненный чем-то бычий желудок из которого торчала маленькая голова с заплывшими мутными глазками и подобием щупалец, что крепко обвили все тело.

Этот мешковатый, сморщенный паразит занимал всю ее спину, и прижимался к ней как к родной. Весь энергообмен женщины был вялым и бесцветным, и большая его часть была во власти паразита.

Иван невольно скривил лицо, глядя на висящую, на ней дрянь. Женщина приняла это на свой счет. Она хмыкнула, и гордо подняв все три подбородка, со скоростью мотовоза прошла, мимо задев его пухлым бедром. Зазевавшийся мастер, не ожидавший от тучной тетки такого стремительного маневра, едва не впечатался в бревенчатую стену.

— А почему не снимешь? — восстановив равновесие, шепотом обратился он к старушке.

— Лень она такая. Нипочем не снимешь и не уймешь, пока хозяин сам ее катать готов. Пока лениться не перестанет, бесполезно. Будет ездить, верхом пока насмерть не укатает.

Два хмурых парня стали вносить деревянные ведра с водой и ставить их в предбаннике. После остались, и молча встали в сторонке.

— Вода родниковая? — спросила она у парней. Они молча покивали. — Лейте!

Парни взяли ведра в руки и выплеснули воду на пол. Чистая, насыщенная искрящейся энергией вода, почти смыла деготь между половиц. Он растворялся в ней будто в кислоте и, суча ложноножками, исчезал в щелях. Парни выплеснули еще несколько ведер. Пол очистился совсем.

— Углы и стены. — скомандовала знахарка. — А в тот угол побольше. — указала она сухонькой дланью в угол, где маялся от безделья банник.

Зашипели тлеющие травы. Бесенок, или дух хранитель, споры по этому поводу не унимались до сих пор, расставив ручонки в стороны с блаженной улыбкой на безгубом рту, тоже был облит водой. Он впитал чистую энергетику воды, казалось, стал менее горбат, подрос, и повеселел. С довольной моськой, он гордо прошлепал босыми лапками по чистому полу мимо Ивана и вышел в предбанник.

— Теперь Иван, смотри во все глаза, да не прозевай, — предупредила знахарка и, покряхтывая, отправилась к столу.

Иван хотел спросить, на что смотреть-то, но старая знахарка встала во главе стола. Она стала раскладывать перед собой различные пузырьки, более ни на что не отвлекаясь.

Молчаливые ребята, сняли труп с полки и аккуратно положили покойного головой к знахарке и ногами к выходу. Женщины принялись его раздевать, сгибая и разгибая ноги и руки, словно тряпичной кукле.

Ивану хотелось отвернуться, ему было не по себе. Ненавидел он похороны и все что с ними связано. Но сказано было смотреть в оба, и он смотрел.

Жена покойного не проронила ни слова, лицо походило на серую каменную статую. Лишь из красных ее глаз, лились два ручья, что срывались со щек дождем, на холодную, синеватую кожу мужа.

В деревянный таз, был налит отвар пахнущий горькими травами. Мочалкой, собранной из тонких полос бересты и спутанных трав, женщина стала омывать лежащее на столе тело. Сквозь сдавленное горло она тихонечко стала начитывать строки, которыми принято успокаивать покойного, перед тем как его тело прикуют ко дну домовины или к полке в общем склепе.

Вдова протерла его лицо белым лоскутом и поцеловала в холодный лоб. Знахарка тут же окунула палец в один из пузырьков, и начертала его содержимым в том месте руну. После еще два мазка легли на закрытые веки. Омывая руки, женщина дошла до кистей.

Подошло время, когда старая знахарка должна была зачитать одно из обрядовых заклинаний. Молитву о том, чтобы Мать Сыра Земля пощадила усопшего, и не призывала его к себе на службу. Она начертала священным маслом у себя на густо иссеченном глубокими морщинами лбу знак земли, и произнесла первые строки.

В маленьком окошке мелькнула тень. Погас электрический свет. С той стороны стекла сел воробей. Несколько мгновений он просто смотрел на людей, а после стал стучать и скрестись в мутное стекло.

Старушка перестала читать молитву, взглянула в окошко, а после на Ивана. Он стоял, с каменным лицом, наблюдая, как из щелей в полу появились светящиеся жгутики. Они рассеялись по сырым доскам и осторожно ощупывали пол. С каждым движением они ширились и росли. Вот один из них вытянулся вверх и натолкнулся на свесившуюся со стола руку мертвеца.