Что-то изменилось. Иван почувствовал. Почувствовал присутствие. Кого? Чего? А, неважно. Так тихо, спокойно и хорошо.

Мягкая нежная ладонь легла в его руку. Какую руку? Кому? Зачем? Нет больше рук. И незачем они. Ничего больше нет. Лишь бесконечное погружение в ничто. Долгожданный покой.

— Иван. Не время. Ваня.

Нет Вани. Ничего нет. Нехочу. Устал. Теперь мне хорошо.

Свет. Свет в пустоте ослепительнее тысяч солнц. Если были бы глаза, то он бы ослеп. Но нет глаз. Ничего больше нет. Не существует.

Перед Иваном появилась красивая женщина. Красивая и властная, строго смотрящая из пустоты ясными, голубыми глазами.

Кто она? Не помню, не знаю. Я больше ничего не помню. Ничего не знаю. И нет никакого я.

Покой.

Стоп! Я ее никогда не видел. Но я ее знаю.

— Жанна, — с гигантским усилием произнес он.

— Да, Ваня, — она улыбнулась ему так искренне.

Сияние ее улыбки развеивало тьму. Жанна положила ладонь ему на грудь, которой вроде как уже и не было. Но он почувствовал. Иван почувствовал ее тепло, и почувствовал свое сердце, которое все еще билось. Ее тепло разливалось по нему, и оно отзывалось, стуча все громче, напористее и сильней. Иван ощутил себя. Ощутил свое тело. Оно все еще было. Никуда не делось. Но тьма бесконечности не хотела отпускать свою добычу она еще сильней стала затягивать мастера. Он не мог сопротивляться. Ведь там, в бесконечном ничто так хорошо. Спокойно.

Тепло источаемое ее рукой было сильней тьмы. Теперь его словно разрывало надвое. Ему хотелось этого блаженного покоя, что неотступно увлекал назад. И в тоже время он хотел дышать, податься вперед навстречу этому светлому прекрасному образу. Он окончательно вспомнил. Образу несчастной матери, невинной жертвы, убитой коварным и подлым мужем. Зачем она пришла?

— Ваня, не поддавайся покою. Не смей! Ты нужен. Ты нужен там, — говорила Жанна, вложив мягкую источающую приятное тепло ладонь в его вторую руку.

— Никому я там не нужен, — все еще не в силах сопротивляться покою безразлично отвечал он. — Бездарность, без рода и племени, кола и двора. И многого — многого — многого…

— Ты нужен мне. Нужен мне там, — ласково говорила она. — Таких как я будут сотни, тысячи, миллионы. Ты должен не допустить этого. Не дай злу до них добраться. Грядет великое зло, что искалечит, исковеркает, скомкает и уничтожит множество невинных душ.

— Что я, бездарь и слабосилок могу с этим поделать? Юра, он сильней меня. Он по праву займет мое место.

— Он тоже в опасности. Все, кто тебе дорог. Все, кого ты знал и любил, погибнут раньше отведенного срока. В муках. Твое время не пришло Ваня. Спаси хоть одну невинную душу. Для этого ты рожден. Слышишь? Ты не имеешь права предать свой долг перед богами и людьми!

— Но там так хорошо. Там спокойно, — оглянувшись в пустоту, ответил он. — Мама отпусти. Я устал.

Иван никогда не знал не отца, ни матери, но эту заботливую женщину, что не дает утонуть в покое, ему захотелось назвать именно так. Он почувствовал свои слезы. Они ручьями стекали по лицу.

— Мама, пожалуйста. Я хочу в покой. Там, на земле мне плохо. Мамочка, там одиноко, больно и страшно. Я больше не хочу. Не хочу! — ревел он словно маленький.

— Надо Ванечка, — она нежно погладила его по голове, затем легонько стерла с его щек слезы. — Тебя там любят. На тебя надеются. Тебя любят и ждут.

— Мамочка, — прильнул он щекой к ее ладони. К нежной, заботливой, материнской руке.

Ее забота придавала сил, наполняла его жизнью. И тьма больше не могла с этим бороться. Ивана отпустило. Он в полной мере ощутил себя полным жизни, здоровья и сил. Больше не хотелось покоя. Но и не хотелось, чтобы исчезло это новое чувство, которого никогда не знал. Чистой, исцеляющей и все побеждающей материнской любви.

Жанна повела его за руку за собой. Он не понимал вверх или вниз, назад или вперед. В месте без пространства и времени это все было бессмысленными понятиями.

— Но прежде чем ты вернешься, ты должен это увидеть.

Она вывела его из пустоты на площадь незнакомого, мрачного города. Вокруг были зараженные. Множество зараженных. Он испугался, подавшись назад, но Жанна его удержала.

— Не бойся. Нас не видят и не слышат. Тебя еще, а меня уже нет. Идем! — не выпуская его руки, повела за собой она.

Вокруг бесновались обезумевшие, зараженные неизвестной болезнью люди. У некоторых из них было оружие, и они стреляли по окнам высокого каменного дома. Дом показался странным. Углы его крыши плавно загибались к верху. Держась за руки, они прошли сквозь этих безумных стрелков, и пошли по мощеной камнем площади к этому странному дому.

В слепой зоне, в тени каменной стены, зараженные остервенело, рвали голыми руками мертвое тело в мастерском мундире и с упоением впивались зубами в оторванные куски. Жанна провела его мимо этого отвратительного пиршества, прошла сквозь дверь и увлекла его за собой. Не чувствуя преград он проник сквозь дверь, огромную баррикаду что ее подпирала и ведомый Жанной направился к залитой свернувшейся кровью лестнице.

На втором этаже, заваленном всевозможным хламом, битой мебелью и исписанной бумагой, у заложенного окна с автоматом в руках, сидел молодой парень в мундире послушника Ордена. Весь он был изранен, и испуган, но крепко сжимал в руках автомат, пока девушка в платье лекарки Братства туго забинтовывала его ногу.

Жанна вновь повела его к лестнице. Они поднялись этажом выше.

— Шурка, погляди, сколько я химии нашла, — обратилась девушка в лекарском платье к средних лет женщине в зеленой накидке. — Выйдет из этого, что ни будь?

Женщина покопалась в поднесенном ящике и отобрала несколько флаконов с разноцветными жидкостями.

— А — а — апчхи, твою муть, — выдала она, понюхав содержимое флакона. — Ф — у — у! — скривила она лицо понюхав другой. — На несколько бомбочек хватит, — вынесла она вердикт исследовав все флаконы. — Я еще на них чуть колдону, чтоб пуще горели.

— Шур, это конец? — вдруг изменившись в лице, спросила лекарка.

— Что ты, дуреха, — фальшиво улыбнулась женщина. — Через баррикады им не пробраться. Скоро наши подоспеют. Нас спасут.

— Но как они узнают? Связи ведь нет.

— За это не беспокойся. Все будет хорошо. — Погладила женщина по плечу молодую лекарку. — Ты лучше для шрапнели, что-то поищи еще.

Девушка тут же метнулась в одну из распахнутых дверей. Женщина длинно и судорожно вздохнула, сосредоточилась и стала, осторожно сливать содержимое флаконов в пустую бутылку.

Из соседней комнаты раздался гулкий выстрел крупнокалиберной винтовки. Женщина вздрогнула и едва не пролила жидкость себе на подол.

— Марья! Твою муть! Мы сейчас на воздух взлетим нафиг! Можешь хоть минутку не стрелять? — недовольно прокричала она.

— Не могу, — послышался до боли знакомый голос.

Вдруг все исчезло. И Иван вновь оказался в пустоте наедине с Жанной.

— Теперь тебе пора Ванечка, — ласково сказала она.

— Спасибо, — ответил растерянный мастер. Там на земле, у него вдруг появились неотложные дела, и жутко приспичило еще пожить. — Спасибо Жанна! Я хочу жить! Как мне вернуться? — вдруг заторопился он.

— Я проведу, — заулыбавшись, ответила она. — И не смей возвращаться до срока! — Жанна, поцеловала его в лоб, и внезапно грубо оттолкнула.

Глаза резал свет, их застила пелена, сквозь которую невозможно, что-то рассмотреть. Он часто заморгал. Пелена вроде как сошла. И не так уж ярко было. Рядом с кроватью, на стуле дремал Юра. Старушка — знахарка, сидела с забинтованной головой за столом, спиной к нему, и чем-то негромко скребла.

— Пить, — разлепив губы, попросил Иван.

— Неужто, — плеснула сухонькими ручками бабуля, обернулась и с искренним удивлением посмотрела на него. — Божечки! Очнулся! А мы уж готовиться начали, прости Господи и Мать сыра земля.

— К чему? — прохрипел Иван, осознав, что у него болит горло, и не только оно. Все тело отдавало дикой болью, словно его рвали на куски.