— Ваня, — не веря глазам дернул подмастерье наставника за куртку. — Это она. Из видения. Но как?

Раскрыв истинную сущность котенка, пес решил, что его дело сделано и отправился к костру.

— Ты кто? — спросил обалдевший мастер.

— Кошка, — всхлипывая, ответила девочка. — Не обижайте меня, пожалуйста, — стала плакать она. — Я хотела кушать. Я только хотела кушать и все. Я давно не ела. Не обижайте меня, я сейчас уйду. Можно я уйду?

Вера бросилась к девочке. Иван попытался ее остановить, но она его просто оттолкнула.

— Куда ты глупенькая, — присела перед малышкой колдунья. — Идем, с нами. Мы тебя не обидим. Покушаешь еще. Еще кушать хочешь?

— Хочу, — дрожа ответила она. — А собака?

— Он тебя больше не тронет. Он хороший.

— Я боюсь.

— Не бойся, — протянула она руки.

Девочка нерешительно подошла к ней, а после бросилась ей в объятья и стала плакать. Она плакала так горько, что у мастера сжалось сердце, а парень вовсе отвернулся, крепко зажмурив глаза.

Когда они вернулись к костру, пса не было. Но Иван за него не беспокоился. Он мог постоять за себя, а если что, залает, и он будет знать, куда идти со стволом наперевес.

Юра грохотал в доме, занимаясь поиском подходящей одежки для ребенка. Но ребенка ли? Как же чуткая Полынь ее не распознала? Да и если девочка не то, что кажется, лесавка ее выведет на чистую воду.

Девушки провели девочку к костру, подкинули дров, и стали ее кормить.

— Сразу много не давайте, — окликнул их Иван. — Воды ей побольше. Не то плохо станет.

Он подошел к лесавке. Полынь, свернувшись калачиком, спала у самого огня.

— Полынь, — позвал он.

Лесавка что-то простонала и лишь сильней сжалась.

— Эй, полынь, — легонько качнул он ее за плечо.

Камзол был влажным от пота.

Он развернул ее. Девушка была покрыта испариной. У лесавки был жар, она стонала и что-то бормотала. Полынь была в бреду.

— Только не это, — испугался мастер, и закатал ее изорванную штанину.

Три раны от когтей некрофага разбухли и буквально вывернулись плотью наружу. Порезы были заполнены гноем, нога опухла и покраснела. Началось заражение.

— Ну что же ты дурочка, — застонал он. — Не человек — не человек. Вера, скорей сюда!

— Ваня, — открыла, затуманенные глаза Полынь. — Мне плохо. Холодно. Х — х — холодно, — задрожала она, и снова сомкнула веки.

— Что, — подбежала колдунья и увидела опухшую ногу воительницы. — Господи, как же это? Она же…

— Что делать? — воскликнул Иван.

— Я не знаю, — растерялась она. — Заражение у нее.

— Сам вижу, — разозлился мастер. — Это все что ты можешь сказать?

— Тряпки, бинты нужны, — собралась она, — Вода холодная. Антибиотики. Капельница. Вакцина. Я не знаю, Вань, была бы она человеком.

— Она человечнее всех нас вместе взятых, — зло прорычал он. — Присматривай за ней, я за водой. Настя ищи все лекарства, что есть. Ну что за гадство… — ругался он, исчезая в темноте.

Девочка, откусывая от малосольного огурца, подошла и присела рядом с Верой.

— Тетя умирает? — грустно спросила она, и провела ладошкой над лесавкой. — Тетя эльф? — удивилась она. — А эльфы разве умирают?

— Все, когда — нибудь умирают, — горько ответила Вера, но сразу же спохватилась. — Но ей мы умереть не дадим. Кто такой эльф?

— Она, — указала девочка на Полынь. — Мама мне читала о них. У нее была древняя книга, про эльфов, гномов, и охотников на злых чудищ. — Она снова провела над лесавкой рукой. — Она пустая. Почти нет энергии. Очень мало.

— Ты одаренная?

— Угу, — качнула головкой она. — Ты и та тетя, — указала девочка на копающуюся в рюкзаках Настю. — Колдуньи. А дяди кто? Они странные.

— Они, как раз охотники на злых чудовищ, — ответила Вера и стала подгонять Настю: — Давай скорей, что ты копаешься? Бери все, — она посмотрела на изувеченную девочку. — Дяди мастера. Слышала про таких?

— Да, — обрадовалась, та. — Мой папа, был мастером. Только он умер, когда я была совсем маленькая. Я тоже буду как он, когда выросту.

— Как тебя зовут?

— Кошка, — улыбнулась девочка, но от увечий улыбка была жуткой.

— Не прозвище. Имя.

— Екатерина Найденова. Дочь мастера Алексея Найденова и колдуньи Анны Приблудной.

— Ого, — уважительно воскликнула Вера. — Тогда точно быть тебе великим мастером с такими то генами. — Она погладила несчастную сироту по рыжей головке.

Ивана долго не было, но вернулся он с двумя ведрами холодной воды. Колдуньи вовсю работали над раной бесчувственной лесавки. Настя почистила и зашивала второй порез, пока Вера делала пассы руками и что-то бубнила себе под нос.

Юра сидел по другую сторону костра, и наигрывал девочке веселую мелодию на своей свирели.

— Что за концерт? — начал запыхавшийся Иван.

— Тихо, — перебила его Вера. — Пусть ребенка отвлекает. Нечего им тут мешаться.

— Кажется бесполезно, — закончив последний шов, вздохнула Настя. — Может ногу отнять, пока не поздно? Хотя яд уже по всей крови разошелся.

— Пока только воспаление. Некроза еще нет, — возразила Вера, — Мажь мазью и бинтуй. Отнять всегда успеем. Надо с кровью, что-то делать.

— Может переливание? — предположил Иван.

— И это тоже. И капельницу, — она стала перебирать лекарства. — Не то — не то. Да где же, я точно помню, что положила. Настя, ты все посмотрела?

— Да, — ответила та, не отрываясь от бинтования.

— Ваня, мочи тряпки и облаживай ее, — сказала она поднимаясь. — Жар, слишком сильный. Сгорит. А я еще раз все пересмотрю.

— Да нет там ничего, — вздохнула Настя.

— А я пойду, и посмотрю, — зло фыркнула Вера.

— Знать бы какая у нее группа крови, — вздохнул хмурый охотник, бережно стерев пот, с лица Полыни, и положил компресс ей на лоб.

— У них ее нет вообще, — ответила Настя. — В нашем понимании, конечно. У них кровь вообще иная. Вроде и кровь и не кровь.

— А с анатомией как?

— Если бы кто-то, не сжег важные исследования, которые сейчас, были бы очень к месту, — стала заводиться Настя.

— Я сделал то, что считал нужным, — отрезал мастер. — И больше эту тему не обсуждаем. Говори, что знаешь. А если не знаешь, то не трепай мне нервы.

— Анатомия у них, точная копия женского организма, за исключением пары лишних органов, о предназначении которых, знал только Егорыч. Только вот не из плоти они. Как и кровь. Вроде как все компоненты биологические, только построение другое. Они даже рожать могут, если захотят. Это все что я знаю. Это знали все бойцы.

— Если не рискнуть, то она все равно умрет.

— Не убьет заражение, так прикончит геморрагический шок. Ты свою группу хотя — бы знаешь?

— Первая положительная.

— Ну, это уже что-то. Была бы она человеком, а не нечистью…

— Да сколько можно? Как же задрал этот гребаный расизм, — психанул мастер. — Человек не человек. Почему все считают, что человек — это мясо строго определенного цвета? Набор гребаных генов? Определенная масса мозгов. И чем это мясо с набором порченных генов, статуснее, выше взобралось по ступеням власти, тем оно человечнее? Запомни девочка, каждый, кто так думает, самое последнее дерьмо, что и крысиной шерстинки не стоит. Здесь человек, — ударил он себя в грудь. — В сердце, в душе, в правильных поступках. В жизни, по совести. А не в мозгах, засранных политикой и мерками: богатый — нищий, здоровый — больной, свой — чужой. Нет, человечества. И не будет, пока все это не поймут.

Шкура, твой человек. Мешок с костями. Название биологического вида. Право называть себя человеком нужно выстрадать, заслужить и тут же забыть.

— Зачем ты тогда борешься за такое человечество?

— Чтобы, этот вид не вымер. Потому — что я надеюсь, что однажды начнут рождаться настоящие люди. И эта надежда стоит того, чтобы за нее бороться и умереть!

— Ты чего тут разошелся? — спросила, вернувшаяся Вера. — Нашла вот, а ты все нету — нету, — поддела она Настю. — Глубже копать надо было. Вот, у нас есть капельница, физраствор, вода для инъекций, антибиотики. С кого кровь будем сливать?