Гром изготовился принять снопом искр несущуюся на мост толпу.

— Гром, не нужно дружище, — попросил его Иван, поскольку мост был деревянным. — Так, Юра, Настя, занимайте позицию, для стрельбы. Полынь, придется тебе на этот раз стрелять. Справишься?

— Справлюсь, — коротко ответила она, выхватив автомат из рук Веры.

— А я? — растерялась та.

— Будешь, заряжать магазины. У тебя ловко выходит, — подмигнул ей мастер и обратился к своим бойцам. — Юра, Настя, стреляете короткими очередями, мы с Полынью вас сменяем, пока вы заряжаетесь, после вы сменяете нас. Цельсь! Огонь!

Настя взглянула на изготовившегося к стрельбе подмастерье и с сосредоточенным лицом, стала стрелять с отсечкой в три четыре патрона. Юра также патроны зря не расточал, но закончились они быстро и их пару тут же сменили Иван и Полынь.

Полынь щурилась от грохота, и фыркала, пытаясь сдуть, летящие в лицо пороховые газы, но била лесавка без промаха, что не могло не удивить мастера, привыкшего к мельканию ее клинков. Правда очереди ее были куда длинней, и затвор автомата начинал сухо щелкать раньше, чем у него.

Их снова сменили Настя и Юра.

Сумасшедшие людоеды неслись бурным потоком, в котором смешались их вопли и мелькание озлобленных, обезображенных лиц. Но большинство их падало, не преодолев и средины моста.

Серые бревна обагрились кровью. Она разливалась лужей и, не успевая свернуться, загустеть, стала литься в ручей, воды которого наполнились багряной мутью и потемнели. Нагромождение из тел тем временем неумолимо росло. Спустя всего несколько минут бешенным, уже приходилось штурмовать вал из трупов, на вершине которого их сражали пули, и они прибавляли валу высоту, либо скатывались с него и падали в ручей. Но их не становилось меньше.

В обносках, в которых еще узнавались камзолы, сюртуки, рабочая одежда, некогда богатые убранства, и одежды бедняков, с неразборчивыми криками они перебирались через вал, и те, кого не прошили пули, неслись дальше.

Все чаще сменялись стрелки, все быстрей разряжались автоматы, но всех перебить было невозможно.

— Вера, — вопил напряженный подмастерье, протянув руку к колдунье. — Скорей.

— Я не успеваю, — нервно отвечала она, заполняя дрожащими руками магазин.

— Ваня, — с серьезным видом обратился Юра к наставнику. — Нужно отступать.

— Нет, — зло процедил мастер, выпустив пару пуль в скатившегося с вала зараженного. — Нам нужно вперед.

— Ваня, опомнись. Нам их не сдержать. Девчонок пожалей.

Словно в подтверждение у ног Насти в дорогу вонзилось самодельное копье, состоящее из простой палки и примотанных к ней ножниц.

— Пусть уходят, — не оборачиваясь, выкрикнул Иван, поливая пулями вершину вала. — Увози их!

— Ваня, — дернул парень его за плечо.

Наставник обернулся, и Юра увидел то, чего не видел со времен Большой Зачистки. Лицо Ивана перекосила злоба, а в глазах пылал огонь ярости. Как и тогда, мастер готовился принять смерть, но не отступать.

— Ну, хорошо, — процедил сквозь зубы Юра и отбросил к ногам Веры автомат.

Волну нарастающей силы почувствовал даже нечувствительный Иван. Юра, зло нахмурил брови и, сверля взглядом ненавистных, изуродованных безумцев развел руки в стороны.

Воздух буквально наэлектризовался. Ощущение энергии нарастало. И пока Полынь, уже особо не целясь, стреляла в скатывающихся с вала бешенных, Гром рвал тех, кто прорывался дальше, а Иван и Настя заряжались, Юра стал черпать исток.

Подул сильный, холодный ветер, серое небо потемнело. Тучи сгустились, стали вращаться, будто водоворот.

Гром вдруг остановился и, задрав морду к темнеющему небу взвыл. Его вой пробрал морозом до самых костей. Ощутимо дрогнула земля. Со скрипящего моста в ручей посыпались мертвые тела.

Ручей забурлил. Ветер донес запах сероводорода, вода в нем разом исчезла, просочилась в землю и оголила небольшой разлом. Из узкой трещины стали выбираться черные сгустки.

Заметив новую опасность, Иван машинально повел ствол в сторону одного из темных пятен, появляющихся из разлома.

— Ненужно, — обжигаясь, отвела раскаленный ствол Полынь. — Это огневики.

Их было много, да и Иван не стал бы считать. Нахлынувшая ярость стала исчезать, ее место снова занимал трезвый ум, который подсказывал, что Юра приготовил нечто мощное. Отступая назад, он продолжил стрелять в бешенных, пока сгустки выбирались на дорогу и, отряхиваясь, превращались в огромных с горящими адским пламенем глазами черных псов. Они скулили, рычали и громогласно гавкали, сбиваясь в подобие стаи во главе, которой встал Гром.

— Вам лучше держаться подальше, — не своим голосом произнес подмастерье.

Юра изменился в лице. В чертах лица появилось нечто чуждое и пугающее. Воздух вокруг него сгустился, запахло озоном. Плещущая от парня энергия изменилась и мастер, чувствуя угрозу, отступил к мотовозу, увлекая колдуний вслед за собой.

Настю словно парализовало. Иван буквально волок девушку за собой. Открыв рот, и не веря себе, она расширенными глазами бросала через плечо удивленный взгляд, на то, как в воздухе вокруг изменившегося в лице Юры стал появляться рой гудящих и искрящих шаровых молний.

Посреди дороги поднялся мощный вихрь. Набирая силу, он понесся по направлению к валу. Покачнув с виду крепкий мост, вихрь разметал трупы в стороны и, расчистив дорогу, отправился дальше в открытые ворота.

Вставший во главе армии черных тел Гром, снова взвыл, и ринулся на расчищенный мост. Черный поток хлынул вслед за ним. Над ними с гудением полетели шаровые молнии.

То, что происходило дальше, поражало даже зарекшегося удивляться мастера.

В панике, под мостом прошлепало несколько кривоногих рыбоголовов, из придорожных кустов выскочила мавка, и испуганно смотря на двинувшегося вслед за псами Юру, припустила в болота.

Юра был похож на грозного бога громовержца, только молнии у него были шаровые. Бормоча, что-то на непонятном языке, он материализовывал вокруг себя все новые и новые плазменные шары, которые по его велению тут же отправлялись в цель. Досталось даже отставшему от сотоварищей рыбоголову, улепетывающему со всех ног в болото. Светящийся шар нагнал его у кустов, ударился в склизкое тело, полыхнула вспышка, сопровождающаяся громовым раскатом, а после в заросли повалилась обожженная до неузнаваемости, дымящаяся плоть.

На то, что происходило за мостом, было жутко смотреть. Вера не сдержалась и скрылась за мотовозом, из-за которого послышались характерные звуки.

— Господи, — наблюдая за Юрой, бормотала пораженная Настя. — Как он так делает? Это… — задыхалась от волнения она. — Это сколько же в нем силищи? Человек так не может. Не может. Иван!

— А Юра может, — щурясь и прикрываясь от вспышек разряжающихся молний рукой, просто пожал плечами мастер. — Он и не такое может.

«Это как раз и страшно», — подумал он, смотря в спину удаляющегося парня.

Псы, не отвлекаясь на вспышки и грохот рвали бешенных в клочья. Они отрывали им руки, ноги, рвали глотки. Огневики оставляли за собой лишь кровоточащие обезображенные куски мяса.

Но и бешенные просто так не сдавались. Покрытый язвами безумец вонзил топор в голову одного из огневиков и тот обратился в дым, который мгновенно развеял, злой холодный ветер. Правда ликовал страшила не долго. Его сразу же сбил с ног другой пес и одним движением массивной головы оторвал руку вместе с топором.

Смотреть дальше на буйство черных псов было невозможно. Даже мастера проняло от этого жуткого зрелища, от воплей боли и ужаса, доносящихся сквозь грохот разряжавшихся шаровых молний, и льющейся потоком крови, что перестала впитываться во влажный грунт.

Юра, размеренно ступая снова и снова посылал яркие шары в мечущихся среди огневиков, бешенных. Падали обожженные, почерневшие тела. Рядом с парнем зарождались новые шары, которые, отправлялись к новым целям. Он с трудом держал сосредоточение, слушая нежный, любимый голос, что нашептывал ему нужные речевые формулы, управляющие сгустками плазмы. Он уже плохо понимал, что делает. И он ли делает это вообще. Казалось, все происходило без его участия, и только ее голос сдерживал его от того, чтобы не раскрыться истоку целиком, и не начать черпать лишнее, как это было в Криничном. Только он стал думать, как же не хватает Осинки рядом, воплоти, как шары стали исчезать. Связь с истоком слабела, и ему приходилось отбрасывать, всплывающий в памяти прекрасный образ лесавки. Но ее шепот. Нежный голос. Ее касание. Она стала исчезать, таять и Юра почувствовал, что больше не может черпать исток.