— До звонка осталось пять минут. Ты вовсе не обязана оставаться, но думаю, ты заслужила право вычесать Персефону.

Я так удивилась, что даже перестала похлопывать Персефону по шее.

— Конечно, я с удовольствием задержусь, — услышала я свой радостный голос.

— Отлично. Когда закончишь, отнеси скребницу в кладовую. До завтра, Зои.

Ленобия пожала мне руку, похлопала лошадь по крупу и оставила нас вдвоем.

Персефона сунула голову в металлические ясли со свежим сеном и принялась с аппетитом жевать, а я принялась за работу.

Я совсем забыла, как успокаивающе действует уход за лошадью! Два года назад Крольчишка умер от сердечного приступа, и бабушка так горевала, что не захотела заводить другую лошадь. Она говорила, что никто не свете не сможет заменить ее «кролика». Выходит, прошло целых два года, как я в последний раз общалась с лошадью, но сейчас все вдруг вернулось. Запахи, тепло, уютное похрумкивание и тихое шуршание скребницы, нежно скользящей по блестящей шкуре…

Словно издалека до меня доносился сердитый голос Ленобии, которая на все корки отчитывала какого-то нерадивого ученика — скорее всего, ленивого рыжего увальня. Я вытянула из-за спины Персефоны.

Так и есть! Рыжий лодырь неуклюже горбился посреди соседнего стойла, а перед ним, грозно подбоченившись, стояла Ленобия. Далее издалека было заметно, что она зла, как тысяча чертей.

Интересно, этот псих нарочно доводит учителей? Вроде его наставник сам Дракон. Что ж, Дракон тоже выглядел безобидным и тихим, пока не поднял свою шпагу — то есть, я хотела сказать, рапиру — и не превратился в смертоносного и опасного вампира-воителя.

— Этот рыжий тюфяк, кажется, ищет смерти, — сообщила я Персефоне, снова берясь за скребницу. Кобыла повела ухом и понимающе фыркнула. — Ну вот, ты понимаешь. Хочешь я расскажу тебе, каким образом мое поколение может избавить Америку от лодырей и ничтожеств? — Персефона чрезвычайно заинтересовалась этим планом, и я пустилась излагать ей свою теорию под кратким названием «Не будем рожать от ничтожеств и лодырей»…

— Зои! Вот ты где!

— Ой, мамочки! Стиви Рей, нельзя же так орать! Я от страха чуть не обделалась! — воскликнула я и успокаивающе потрепала по холке Персефону, напуганную моим криком.

— Что ты делаешь, безголовая?

Я помахала скребницей перед ее носом.

— Как ты думаешь, Стиви Рей, на что это похоже? Или полагаешь, я тут педикюром занимаюсь?

— Да ты свихнулась! Церемония Полнолуния начинается через две минуты!

— Черт!!!

Я торопливо похлопала Персефону по глад кому боку и помчалась относить скребницу.

— Ты что, обо всем забыла? — участливо поинтересовалась Стиви Рей, поддерживая меня за руку, пока я сбрасывала с ног огромные резиновые сапоги и переобувалась в свои хорошенькие черные балетки.

— Нет, — соврала я.

И тут до меня вдруг дошло, что я совершенно забыла не только о церемонии, но и о предстоявшем мне ритуале Дочерей Тьмы.

— Вот черт!

ГЛАВА 15

Мы были на полпути к храму Никс, когда, искоса взглянув на Стиви Рей, я обратила внимание, что моя соседка непривычно тиха и молчалива. И какая-то бледная… Меня охватило нехорошее предчувствие.

— Стиви Рей, что-то не так?

— Ага… Немного грустно и страшно.

— Но почему? Чего ты боишься? Церемонии Полнолуния?

— Нет, что ты! Тебе церемония понравится… По крайней мере, эта.

Я сразу поняла, что она намекает на ритуал у Дочерей Тьмы, но говорить об этом не хотелось.

Впрочем, после следующих слов Стиви Рей все эти тревоги показалась мне сущим пустяком.

— На последнем уроке умерла одна девочка.

— Что? Как?

— Как все здесь умирают. Она не смогла перенести Превращения, и ее тело просто… — Стиви Рей замолчала и содрогнулась. — Это случилось в самом конце занятий по тхеквондо. Она слегка покашливала во время разминки, но тогда я не обратила на это внимания или обратила, но не придала значения… — Стиви Рей снова улыбнулась дрожащей виноватой улыбкой.

— Но неужели ее нельзя было спасти? После того, как началось это… — я замолчала и сделала неопределенный жест рукой.

— Нет. Если организм начал отвергать Превращение, сделать ничего нельзя.

— Но тогда не нужно винить себя! Ты же все равно ничем не могла ей помочь!

— Я знаю. Просто… это было ужасно. Элизабет была очень милая, я ее любила…

Мне показалось, будто меня что-то сильно ударило в живот.

— Элизабет? «Просто Элизабет»? Это она умерла?

Стиви Рей кивнула и часто-часто заморгала, стараясь не расплакаться.

— Какой ужас, — еле слышно пробормотала я, вспомнив, как Элизабет деликатно похвалила мою Метку и как великодушно заметила, что Эрик на меня смотрел. — Но я же совсем недавно видела ее на уроке драматического искусства! Она была совершенно здорова!

— Так все и бывает. Человек сидит с тобой за партой и выглядит совершенно нормальным. А потом… — Стиви Рей поежилась.

— И все продолжают жить, как будто ничего не случилось? Как будто никто не умер?

Я отлично помнила, что когда в прошлом году группа десятиклассников попала в автомобильную аварию и двое из них погибли, в нашу школу сразу прислали кучу психологов и на неделю отменили все праздники и спортивные состязания. Траур есть траур.

Здесь все идет своим чередом. Нас приучают к мысли, что это может случиться с каждым. Да ты скоро сама увидишь, как это бывает. Все ведут себя так, словно ничего не произошло, особенно старшеклассники. Переживают только близкие друзья Элизабет, ее соседка по комнате, да младшеклассники, вроде нас с тобой. Взрослые рассчитывают, что мы не будем устраивать сцен и постараемся поскорее все забыть. Соседке Элизабет и ее подругам позволят погрустить несколько дней, но потом и они должны смириться и жить дальше. — Стиви Рей горько вздохнула и добавила, понизив голос: — Иногда мне кажется, что до Превращения мы для взрослых вампиров вообще не существуем. И до наших чувств им нет никакого дела.

Я задумалась. У меня не возникло впечатления, что Неферет относится ко мне как к чему-то временному. Разве она не сказала, что видит в изменении моей Метки хороший признак? Похоже, что Верховная жрица верила в мое будущее гораздо больше меня самой. Но я не могла сказать об этом Стиви Рей, чтобы она не подумала, будто Неферет относится ко мне иначе, чем к остальным. Я совершенно не хотела быть «особенной». Я хотела просто дружить со Стиви Рей и стать своей в новой компании. Вот почему я только повторила:

— Это ужасно.

— Да, но, по крайней мере, все произошло быстро.

Одна часть меня жаждала узнать подробности, а другая панически боялась их услышать, поэтому я ни о чем не стала спрашивать.

— Спасибо, что заставили себя ждать! — закричала Шони, поджидавшая нас на ступеньках храма. — Эрин и Дэмьен уже там, держат для нас местечко. Разве вы не знаете, что после начала внутрь никого не пускают? Шевелитесь!

Мы бросились вверх по лестнице, и Шони погнала нас внутрь. Едва я вошла под своды храма, как меня окружил тяжелый и сладкий запах благовоний. Я невольно остановилась, а Стиви Рей и Шони непонимающе посмотрели в мою сторону.

— Все нормально. Тебе нечего бояться, — заверила меня Стиви Рей и добавила: — По крайней мере, здесь.

— Церемония Полнолуния очень красивая, вот увидишь. Да, кстати. Когда вампирша нарисует на твоем лбу пентаграмму и скажет «будь благословенна», ты должна ответить «будь благословенна», — пояснила Шони. — А потом просто следуй за нами, мы покажем тебе наше место в кругу. — Она ободряюще мне улыбнулась и бросилась в сумрачно освеженную галерею.

— Постой! — я удержала Стиви Рей за рукав. — Понимаю, что выгляжу полной дурой, но скажи — разве пентаграмма не символ зла?

— Я тоже так думала, когда сюда поступила. Но это все чушь собачья. Люди Веры хотят, чтобы все так считали, потому что… Да черт его знает! — она сердито пожала плечами. — Сама не знаю, для чего они заставляют людей — я имею в виду обычных людей — считать это знаком зла. На самом деле пентаграмма на протяжении тысячелетий считалась символом совершенства, мудрости и защиты. Короче, символом всего доброго. Ты знаешь, как она выглядит? Это просто пятиконечная звезда. Четыре ее луча символизируют четыре стихии — Ветер, Воду, Огонь и Землю, а пятый, самый верхний, является воплощением духа. Вот и все. Как видишь, никакой чертовщины.