ГЛАВА 4

Я сидела на кровати, давилась кашлем и слушала, как мама со слезами в голосе звонит по экстренному номеру нашему Семейному психоаналитику, а затем в таких лее истеричных тонах беседует еще с кем-то, активируя проклятое телефонное древо Людей Веры. Значит, через полчаса в нашем доме соберется толпа жирных теток и их муженьков-педофилов с сальными глазками.

Они призовут меня в гостиную, осмотрят со всех сторон Метку и единодушно признают это Действительно Серьезной и Постыдной Проблемой. После чего натрут мне лоб какой-нибудь вонючей дрянью, которая намертво забьет поры и к вечеру на лбу вскочит циклопических размеров прыщ. Потом возложат на меня руки и дружно помолятся. Сплоченные и неколебимые, они станут просить своего бога, чтобы тот помог мне перестать быть такой поганкой и наказанием для родителей. Ну и заодно пусть как-нибудь избавит меня от Метки.

Если бы все было так просто! Можно подумать, я бы отказалась стать пай-девочкой, если бы это позволило мне остаться в старой школе с прежними друзьями! Да я бы даже контрольную по геометрии написала! Нет, это я, кажется, погорячилась… В общем, дело было вовсе не в контрольной, а в том, что я не никого просила превращать меня в чудовище!

Но мне все равно надо было уехать. Мне придется начать новую жизнь на совершенно новом месте, где меня никто не знает. Где у меня нет друзей.

Я часто-часто заморгала, стараясь не разреветься. До сих пор школа была единственным местом, где я чувствовала себя дома, а друзья были моей единственной семьей. Я стиснула кулаки и запрокинула лицо, чтобы загнать слезы обратно. Проблемы надо решать по мере поступления — одну за другой, а не все скопом.

Но в одном я была абсолютно уверена — ни под каким видом я не должна общаться с клонами злотчима. Мало того, что встреча с Людьми Веры не сулила мне ничего хорошего, так после всего этого меня планировалось отдать на растерзание доктору Эшеру!

Сначала он, как обычно, будет долго и нудно выспрашивать, что да как я чувствую. Затем заведет бесконечную бодягу о вполне естественных для моего возраста протесте и раздражительности, уговаривая меня не «позволять негативным эмоциям оказывать определяющее влияние на мою жизнь… и бла-бла-бла… А после этой так называемой «терапии» попросит нарисовать какую-нибудь ерунду, чтобы разбудить во мне «внутреннего ребенка» или тому подобный отстой.

Нет, нужно поскорее уносить отсюда ноги. К счастью, я всегда была «трудным подростком», а значит, заранее готовилась к такому повороту событий. Нет, вы меня не так поняли. Я вовсе не планировала сбежать из дома к вампирам, когда прятала запасной ключ от машины под цветочный горшок под окном своей комнаты. Я сделала это на тот случай, если мне вдруг срочно понадобится потихоньку выскользнуть из дома и съездить к Кайле. Или если я когда-нибудь решу стать по-настоящему плохой девочкой и начну тайком сбегать в парк, чтобы целоваться там с Хитом…

Но потом Хит начал выпивать, а я превратилась в вампира, так что ключ мне не пригодился. Порой жизнь становится совершенно бессмысленной и непредсказуемой.

Я закинула за спину рюкзак, распахнула окно и с ловкостью, свидетельствовавшей о порочности моей натуры гораздо убедительнее нудных нотаций злотчима, выставила москитную сетку. Потом нацепила солнцезащитные очки и выглянула наружу.

Было около половины пятого вечера, а значит, даже не начало смеркаться. К счастью, высокая изгородь скрывала меня от взоров наших любознательных соседей.

Помимо моей комнаты, на эту сторону дома выходила только спальня моей старшей сестры, которая еще не вернулась со своей тренировки. (Наверное, в этот день рак на горе свистнул, а ад покрылся льдом, потому что впервые в жизни искренне я порадовалась тому, что жизнь моей сестрицы вращается исключительно вокруг «спорта радости».).

Первым делом я выбросила из окна рюкзак, потом выбралась сама и как можно тише спрыгнула в траву. Я долго просидела под окном, уткнувшись лицом в руки, чтобы заглушить жуткий кашель. Когда приступ прошел, я наклонилась, приподняла горшок с лавандой, подаренной мне бабушкой Редберд, и нащупала в примятой траве холодный металл ключа.

Ворота даже не скрипнули, когда я открыла их и бесшумно, как одна из ангелов Чарли, выскользнула наружу. Мой чудесный «Фольксваген»-«жук» стоял на своем привычном месте, а именно, перед третьими воротами нашего семейного гаража на три машины. Злотчим не разрешал мне ставить машину внутрь, там, видите ли, хранилась офигительно ценная газонокосилка. (Нет, представляете? Газонокосилка для него ценнее винтажного «Фольксвагена»! Полный кретинизм… Гм, кажется, я стала рассуждать совсем как парень. С каких это пор меня колышет винтажность моего «жучка»? Неужели это тоже действие Превращения?).

Я огляделась по сторонам. Никого. Тогда я рванула к машине, забралась внутрь, переключилась на нейтралку и возблагодарила небеса за то, что наша покатая подъездная дорожка позволила моему чудному «жучку» мягко и бесшумно выкатиться на основную дорогу. Здесь можно было завести мотор и рвануть прочь от Больших Дорогих Домов.

Я даже не стала смотреть в зеркало заднего вида.

И еще, не желая ни с кем разговаривать, отключила свой мобильный.

Нет, не совсем так. Был один человек, с которым я очень хотела поговорить. Единственный человек на свете, который не отшатнется, увидев мою Метку, и никогда не будет смотреть на меня, как на монстра, уродину и воплощение зла.

Похоже, мой «жук» умел читать мысли, потому что сам свернул с шоссе на скоростную магистраль Маскоги, ведущую к самому прекрасному месту в мире — лавандовой ферме моей бабушки Редберд.

В отличие от поездки домой, полуторачасовой путь до бабушкиной фермы показался мне вечностью. К тому времени, когда я съехала с двухполосной автострады на ведущую к ферме грунтовку, меня ломало совсем не по-детски. Еще хуже, чем в том жутком семестре, когда нам досталась чокнутая преподавательница гимнастики, которая заставляла нас исполнять всякие безумные перевороты на брусьях, а сама при этом щелкала бичом и демонически хохотала.

Ну ладно, про бич я присочинила, но это неважно. Мышцы болели просто адски. Было уже около шести, и солнце начало садиться, но даже от слабого вечернего света глаза мои горели, будто в них насыпали песку, а кожа зудела и чесалась, как ненормальная. Хорошо еще, что на дворе стоял конец октября, и я, наконец-то, дождалась похолодания, чтобы надеть свой крутой борговский худи[4] (признаюсь, я фанатка сериала «Звездный путь: Поколение NEXT»), закрывавший большую часть моего тела. Прежде чем выбраться из машины, я отыскала на заднем сиденье старую бейсболку с логотипом Оклахомского университета и нахлобучила ее на голову.

Бабушкин домик стоял между двумя лавандовыми полями, в тени огромных старых дубов. Этот дом из оклахомского камня был выстроен еще в 1942 году и отличался от всех других домов красивой террасой и необычайно большими окнами. Поднимаясь по деревянным ступеням, я сразу почувствовала себя лучше… по крайней мере, спокойнее. А потом увидела записку, приколотую к входной двери, и узнала изящный почерк бабушки Редберд: «Я на холмах, собираю травы».

Я провела пальцем по пахнущему лавандой листочку. Бабушка всегда знала, когда я собираюсь ее навестить. Когда я была маленькой, меня это немного пугало, но потом я привыкла к ее интуиции. С самого детства я была уверена, что в любой ситуации могу положиться на бабушку Редберд, Не знаю, как бы я пережила первые месяцы ужасного маминого замужества, если бы не могла каждые выходные вырываться в маленький домик на лавандовой ферме.

Сначала я хотела войти в дом (двери здесь никогда не запирались) и подождать там, но мне не терпелось поскорее увидеть бабушку Редберд, прижаться к ней и услышать слова, которых я так и не дождалась от мамы: «Не бойся… Все будет хорошо… Мы все уладим…» Поэтому я сбежала с крыльца на узкую тропинку, которая, огибая северное поле, уходила прямо в холмы, и быстро пошла по ней, на ходу касаясь кончиками пальцев верхушек цветущих растений, а они в ответ с готовностью испускали свой чистый и сладкий аромат, будто радуясь моему возвращению домой.

вернуться

4

Худи (от hood — капюшон, англ.) — куртка-толстовка с капюшоном.