Когда начали бить часы, Эльвира принесла поднос с шампанским. Ее четыре красавца изгадили кровью и слюнями ее дорогой белый ковер, разбили друг другу лица, искусали и исцарапали все прочие части тела, перебили посуду, сломали мебель… Теперь дружно сидели на испорченном ковре, навалившись друг на друга, и тяжело дышали… Чокнулись бокалами, поздравили всех с Новым Годом. И пошли спать.

— Мужиков не переделать даже мне, — вздохнула Эльвира, — Но если бы все это заснять — вот это был бы фильм! Подняли бы денег…

Конечно, после такого ребята на друг друга смотреть даже не могли, было очень стыдно даже бесстыжему гарему. Эльвире, как султанше, было стыдно, что она руководила так плохо и допустила такой позор. Стыд — не самая лучшая эмоция для создания крепкой семьи.

Макс не мог работать героем-любовником — замазывал гримом две недели разбитую морду, был похож на трансвестита. Эльвире и трансвестит в бизнесе пригодился бы, но Макс отказывался его играть, потому, что еще и за это побьют на улице.

Японец сказал, что он все уже узнал, что нужно, про местные этнотипы и заторопился домой. Хорошо, что не совершил сеппуку прилюдно, а ведь такой позор вполне достойный повод. А Эльвира фильм могла бы про это снять, денег поднять, как она любит…

Индеец хотел судиться с мадам Эльвирой за расизм, угнетение и сексуальную эксплуатацию, но потенциальная ответчица заявила, что она также представитель угнетенного меньшинства, а он ее с кровати пихнул. Гитлер! И неизвестно, кто еще кого сексуально эксплуатировал — уж сколько она с ним надрывалась, неблагодарным. Пусть валит к этим своим… коренным американцам и на ее территории больше не показывается.

Кроткий Роберт был очень рад, что наконец мадам Эльвира прекратила “эту глупую блажь” с гаремом, из-за которой он должен стеречь не только мадам Эльвиру, но еще каких-то придурков и быть над ними старшим.

А на саму мадам Эльвиру все это гаремное фиаско произвело такое сильное впечатление, что она объявила, что теперь будет спать только с женщинами, — они не такие скоты, не дерутся и не портят имущество, ими легче управлять. И вообще ей давно одна нравится…

Так Макс впервые узнал о бисексуальности Эльвиры.

— Я не бисексуальна, — пояснила Эльвира, — Я пансексуальна. Любовь и секс не имеют пола, возраста и прочих ограничений. Максик, ты же в курсе моей тантры… Но с тобой я буду заниматься тантрическими уроками, не переживай — это же для повышения твоей квалификации, а следовательно, блага моей фирмы, — и нежно замазывала синяк на прекрасном лице своего давида жидкой пудрой.

Организация работы в фирме мадам Эльвиры предполагала, что сотрудники не контактируют друг с другом. Помещение было разделено на две части — “офис” и “театр”. Только некоторый технический персонал мог переходить из одной части в другую. В приемную кабинета Эльвиры можно было попасть отовсюду, но только после личного разрешения секретарши. Макс был в театре, да и там он знал мало кого… Парни в театре еще были, но Эльвира запретила с ними общаться в нерабочее время, назвав их “плохой компанией”. Эти ребята делали всю грязную работу — залазили в чужие дома, подглядывали, снимали, воровали, дрались — Эльвира называла эту свою бригаду “группой поддержки”. И они никак не годились в друзья “ее котику”. Если ему нужна была пара для какого-нибудь проекта, то обычно приглашали девочек из эскорт-агенства, девочки все время менялись. Макс даже не знал, как их зовут, а они не знали его — у всех были псевдонимы. В курсе имен была мадам Эльвира, преданная секретарша, бухгалтерша, которая ловко вела, как белые, так и черные дела фирмы, ну, может еще “номер два”. “Номер два” была действительно вторым номером в их фирме, после Эльвиры, хотя работала с ней не так давно — Эльвира очень к ней прислушивалась, и выход их фирмы на новый уровень произошел только потому, что Эльвира начала работать в паре: две головы лучше — так говорила.

Эльвирина секретарша — особа наружности совершенно непримечательной, имела выдающиеся уши. Выдающиеся во всех смыслах — они смешно, как у ведьмочки из мультика, торчали из причёски. Секретарша своих ушей очень стеснялась, ну, а Максу они, наоборот, очень нравились. Сама секретарша не очень — простовата и глуповата для такого избалованного принца, как Максик, ну, а уши ее он просто обожал — они так мило светились, когда она стояла спиной к солнцу, были такой прелестной формы, крупные такие… И никакой он не извращенец, просто уши нравятся.

В обмен на массаж ушка секретарша поведала Максику, что “номер два” — очень ценный для фирмы сотрудник и дорогой Эльвире человек.

— В каком смысле? — спросил Макс, приступив к массажу второго ушка, надеясь на новую информацию.

— В таком, — отвечала секретарша, хихикая и вращая глазами. Рассказала, что Эльвира с “номер два” повсюду вместе ходят, Эльвира глаз с с той не спускает. После работы тусуются вместе. План курят. А как-то вместе в сауну пошли — так после той сауны Эльвира вообще спятила, сначала на людей кидалась, а потом вот этот их гарем решила завести, чтобы снять напряжение… Но гарем не помог, эти дебилы — прости, Максичек, ничего личного! — еще больше Эльвиру разозлили, сам видел, какая она сейчас нервная. А “номер два” прикидывается, что не понимает ничего. Ну, или просто дурочка. А Эльвира стесняется признаться…

— Эльвира? Стесняется?! — вот, уж никогда не поверит, что Эльвира чего-то стесняется. Не стеснялась она никого, когда проводила кастинг своего гарема — совершенно бесстыжая баба!

— Это когда потрахаться — не стесняется, а когда по серьезному — то Эльвирочка очень переживает, отказа боится, — сказала пожилая уборщица, которая подкралась к ним сзади. Ей даже не нужно было массировать уши, чтобы все растрындела.

Пожилая уборщица была какой-то дальней родственницей Эльвиры. Эльвира ненавидела всех своих родственников — они изгнали ее за какие-то там нарушения, предали в руки негодяев, бросили ее в беде, прокляли, а как только она поднялась, то регулярно стали появляться с денежными просьбами. Макс сам был свидетель того, что однажды на пороге офиса появилась группа каких-то, сомнительного вида, граждан, представившимися “семьей мадам Эльвиры”. Эльвира сама вышла встретить родичей — она была под кайфом и с огнеметом из театрального реквизита в руках

— Пошли вон! — выпустила Эльвира столб огня, — Сожгу всех, гнусные твари! Убирайтесь с моей собственности, знать вас не желаю! — она всего лишь арендовала этот офис в центре, но звучало очень эффектно. Прибежал Роберт, пришла охрана, родственников убедили удалиться — Эльвиру-то все равно от всего отмажут, а с огнеметом шутки плохи… Эльвира все выпускала и выпускала огонь, никак не могли обдолбанную начальницу урезонить, как вдруг из окна кто-то сказал ей спокойным, знакомым голосом “номер два”:

— Нехорошо так, Эльвира! Огнемет — опасный предмет, может случиться возгорание. Люди пострадают, имущество… Успокойся! Что тебе до них, ты самая лучшая.

И Эльвира успокоилась, отдала Роберту огнемет и зашла в дом…

…Эта пожилая родственница тоже как-то провинилась перед семейством — то ли замуж не за того вышла, то ли ребенка не от того родила, но ее изгнали, она была слаба здоровьем, на жизнь не могла заработать, прочими способами тоже уже не получалось — старая. Эльвира стала ее поддерживать, в пику остальным родственничкам — “чтоб у них повылазило!” и на работу взяла.

Родственница почему-то была уверена, что Максик — внебрачный сын Эльвиры, поэтому доверяла ему и считала членом семьи. Странно было так думать, ведь не было контрастней и противоположней внешности, чем у Эльвиры и Макса.

— Эльвирочка всегда была чокнутой, от нее всего можно ожидать, — так говорила на это пожилая родственница. И только как члену семьи — Макс мудро никого не разубеждал, — она рассказывала внебрачному сыну Эльвирочки про сердечные дела его беспутной мамаши…