Макс приготовил этой бестолковой завтрак, сварил кофе. Застенчивая девочка набросилась на еду, как голодная кошка — урчала и причмокивала. И с каждым причмокиванием его раздражение нарастало. Он эту дуру просто ненавидел.
Ну, почему, почему она ему не сказала! У него куча денег, уж накормить бы смог. И он давно ей предлагал к нему переехать, а не тратиться на свою дыру! А теперь столько всего сразу навалилось, ему надо драпать, надо прятаться, а тут еще эта со своим чемоданом!
Он ненавидел эту дуру, но понимал, что ненавидит себя, его чувство вины ловко перекладывает на секретаршу то, что он ненавидит больше всего — ответственность.
Он — скотина и сволочь, потребительски относился к этой забитой девочке. За все это трудное время следствия он интересовался ее жизнью, только когда ему было нужно. Да, как и всегда, впрочем… А секретарша ведь настоящий товарищ, хороший человек, всегда была на его стороне, всегда выгораживала, помогала и выслушивала — одна из всех его женщин. А Макс ненадежная сволочь, вот, почему она ему ничего и не сказала! Его женщина ходила голодная и не сказала ему не слова. Пойди, Максичек, и повесся от такого позора!
Макс смотрел, как жадно секретарша ест и ненавидел Эльвиру — ну, как можно было воспитать такое забитое, боязливое, все время стыдящееся и стесняющееся себя, существо. Ведьма, тварь, рабыню себе воспитала, прислугу, чтобы бегала на посылках!…А теперь ведьма отправилась в бега и такая: “Максик, а ты обязан позаботиться о малявке!”. Конечно! Она воспитала несамостоятельную дуру, а Максичек возись!…И нечего валить на Эльвиру, Максичек, сейчас это твоя женщина и ты должен нести за нее эту… ответственность эту гнусную.
— Почему ты мне не сказала? — спросил, — Я бы помог. Ну, как можно было не сказать, я же не чужой человек. Я бы помог.
— Не хотела беспокоить. Не хотела причинять хлопоты, чтобы не разонравиться тебе, Максичек. А теперь совсем все плохо, больше некуда идти. Меня даже на панель не возьмут, потому, что я некрасивая.
— Нормальная ты. Симпатичная.
— Я же знаю, что нет. Просто ты такой добрый, Максичек, и умеешь обращаться с дамами, вот так и говоришь.
— Нет. Ну, вот, ты считаешь ведь меня красивым? А я встречаюсь с тобой почти два года. Значит и ты красивая, — неумело принц недоделанный пытался осенить своей красотой весь окружающий мир.
— Ты со мной не поэтому встречался, просто больше не с кем было, чтобы от работы не отвлекаться и работу обсудить можно было. У нас служебный роман.
Макс захотел разбить голову о холодильник. Он, выдающийся плейбой, и способнейший обманщик, не смог обмануть единственную женщину, которая была достойна его добрых слов. Небось, и в постели он был так себе, на троечку… Потому, что никогда о ней не думал, только о себе, расслабиться хотел. Вот, черт! Вот, где СуперМаксик по настоящему облажался, это вам не случай с телефоном…
— Ты ведь считаешь мадам Эльвиру красивой? — спросил Макс: простейшая манипуляция первого уровня, использование авторитетов, безусловный рефлекс, личный эмоциональный контакт, стандартная техника…
— Конечно! — сразу сказала девушка, — Эльвира — самая красивая на земле.
— Ты родственница Эльвиры и очень на нее похожа, можешь сравнить фотографии. Это значит, что ты тоже красивая. Просто Эльвира может преподать себя, у нее была тяжелая жизнь, как могла так и выживала, а у тебя есть образование, ты в другом мире живешь, тебе это не так нужно…
Секретарша немного приободрилась, но что-то про уши оттопыренные начала блеять. И Макс, этот извращенец-любитель ушей, сказал ей чистую правду, что ее уши ему нравятся куда больше, чем уши Эльвиры — он пробовал те, и другие, и может сравнивать… Секретарша заулыбалась и просила добавки. Он искал вкусности в холодильнике и решил, что у его девочки будет самая лучшая работа, с самым выгодным контрактом… Он все исправит, все. За один день.
Повел в спальню, хотел ей показать все, что умеет СуперМаксик, а девчонка испугалась.
— Ой, Максичек, — робко сказала, — это все такой разврат… Не надо так.
Разврат?! Ей двадцать три года, а она как старушка!
Тетечка ее очень строго воспитывала, не разрешала с мальчиками дружить, “чтобы не стала гулящей и не принесла в подоле”. У нее до Максичка был только один мальчик в колледже. А тетечка их застукала как-то, так секретарше пару оплеух досталось, а мальчика тетечка избила его собственным ремнем до крови, весь синий ходил за то, что “совратил ей девку”. В полицию обращался, ну тетечка решила вопрос с полицией, конечно, но только от мальчиков больше предложений не поступало, потому, что у нее тетечка — злая ведьма…
У Макса волосы шевелились на голове. Это что, средневековье? Околица мира, где нет электричества? И Эльвире ли, называть кого-то гулящей?!…А потом вдруг жалость, острую жалость почувствовал к всемогущей Эльвире, которая не может допустить даже, что какой-то мальчик может быть хорошим, так как сама не видела таких никогда.
…Тетечка ее выкупила у родственников. Те, когда тетечка поднялась, пришли денег у нее просить, тетечка сказала, что денег даст в обмен на “это мелкое, ушастое несчастье”. Тетечка свидетельство о рождении получила, опекуншей стала, в школе выучила, в колледже — отличницей заставляла быть, лупила за “четверки”, обещала в жабу превратить, если диплом с отличием не принесет. Тяжело было, ведь не очень умная, обыкновенная, но диплом был лучший в группе… А не забери тетечка ее тогда, то и не выжила бы — таких слабых, да с такими ушами, у них не любят…
Макс любил пожалеть себя — сиротку несчастную, а тут, лежа рядом с этой девочкой, не знал даже, что хуже — сдохнуть на помойке или попасть в полную зависимость от такой женщины, как Эльвира. И даже, если Эльвира жизнь спасла и добра желает, то добро это достается дорогой ценой уверенности в себе, достоинства, способности испытывать чувство заслуженного успеха и естественного удовольствия…. Ох, с этими глубокими травмами Макс ничего не сможет сделать — он всего лишь самозванец-шарлатан, напевающий женщинам сладкие песни, чтобы они чувствовали себя особенными.
Одно он может сделать. И не отпускал секретаршу из постели, пока не добился того, что ей нравится и не понял, чего она хочет.
— Ах, Максичек! — и никогда еще ему не было так приятно это слышать.
11.4
С утра пошли устраивать ушастую секретаршу на новую работу.
— Ой! — сказала секретарша, посмотрев на высотное здание из стекла и бетона, — Я туда не пойду. Я им посылала свое резюме — даже не ответили.
— А сейчас ответят, — убедительно сказал Максичек и поволок свою девушку внутрь.
Он велел ей сесть в кресло, к ресепшену пошел сам, сказал, что ему нужно видеть генерального директора. Там, конечно, сразу культурно послали — он бы еще премьер-министра спросил. Макс настаивал. Ему сказали, что может записаться в журнал, ориентировочная дата — через три недели, секретарь перезвонит… А ему прямо сейчас нужно…. А может быть, ему нужно убраться из их холла? Кто он вообще такой?
Вот не хотел бы прямо тут, на ресепшене, распространяться, кто он такой. Но генеральный директор сразу его примет, поверьте. Покажите фото посетителя с камер, придумайте что-нибудь… Ах, охрану вызовете? Ну, тогда посмотрим, сколько вы тут на работе продержитесь, если охрана узнает, кто он такой… Ладно, если на совещании, дайте личного секретаря, я секретарю скажу, кто я такой… Руки убрали! Да не трогайте своими вонючими руками! Хотите скандал — так получите такой скандал, что все работы лишитесь.
Ушастая секретарша сидела в своем углу, вжавшись в кресло. Закрыла лицо руками, представляя, как сейчас будут бить ее Максичка, а ее cаму с позором вышвыривать на улицу… Охрана окружила Макса и ждала сигнала администратора.